Гермиона очнулась, когда Гарри окатил ее легким Агуаменти. Ее било крупной дрожью, но вовсе не промокшие волосы и одежда были тому причиной. Она подняла взгляд и увидела в его глазах отголоски собственного осознания.
— Что происходит? — не выдержала Чо.
Гарри ободряюще кивнул Гермионе и помог встать на ноги.
— Хелен… — она вдруг запнулась, словно опасаясь озвучивать свой вопрос, от ответа на который зависело буквально все. — «Колыбель» может создать тело взрослого человека из его ДНК?
Чо задумалась.
— Еще вчера я бы ответила отрицательно. Но сегодня, зная, на что способно твое заклинание, могу сказать, что это возможно.
Гермиона внезапно всхлипнула и зажала рот ладонью.
— Однако человек — это не просто оболочка, — возразила Хелен. — Личность невозможно воссоздать, не говоря уже о душе, если она действительно существует. Взрослый клонированный организм ничем не будет отличаться от новорожденного, но никогда не сможет сравниться с ним в гибкости личностного и социального развития. Подобные эксперименты противоречат этическим нормам.
Гермиона согласно кивнула. Все это было понятно и так. Но Хелен не знала, что именно пустая оболочка и нужна была Гермионе. Ведь личность с душой у нее уже имелись.
— Мистер Уизли приходит в сознание, — раздался голос Пятницы, заставив всех троих вздрогнуть от неожиданности.
Гермиона ощутила резкий укол вины и бросила виноватый взгляд на Гарри. Ничего важнее Рона в данный момент не было. Они не имели права отвлекаться, но все случилось так неожиданно, что ее до сих пор трясло.
Рон открыл глаза, несколько раз моргнул, словно вспоминая, где находится, затем осторожно пошевелил пальцами ног и лишь после этого осмелился приподнять голову и взглянуть вниз.
Потом он заплакал. Тихо и очень трогательно.
Гермиона, Гарри и даже Хелен тоже сморгнули слезы.
Гарри помог Рону пересесть в инвалидное кресло — ноги не стоило нагружать еще несколько дней, — и они все вместе долго благодарили Чо за чудесное исцеление.
— Это тоже магия, — сказал Рон на прощание. — Вы для меня всегда будете величайшей из волшебниц, Хелен.
Домой они вернулись вечером того же дня.
Гермиона знала, что это не последняя их с Чо встреча. Она пока не имела ни малейшего представления о том, как переместить слепок души из портрета в другой объект, даже не знала, возможно ли такое в принципе, но была преисполнена стремления выяснить это любой ценой.
========== Глава 11 ==========
— Сириус… Что если… Нет, не так. Как ты смотришь на то, чтобы… Мерлин!
Гермиона закрыла лицо ладонями, сделала несколько глубоких вдохов и снова посмотрела на себя в зеркало.
Вот уже полчаса она пыталась собраться с мыслями и найти правильные слова. С одной стороны, она ни в чем пока что не была уверена и боялась давать Сириусу ложную надежду. С другой — понимала, что не сможет вечно скрывать подобную новость.
С момента возвращения из Сеула прошло три дня. Почти все это время она проводила либо в министерской библиотеке, куда Гарри с боем выбил ей доступ, либо в Норе.
Рону все еще требовался уход и помощь: он буквально заново учился ходить, шаг за шагом привыкая к своему новому телу. Его все еще мучили постоянные боли в мышцах и повышенная чувствительность пальцев ног, но разве это имело хоть какое-то значение сейчас, когда эти самые ноги у него появились? Рядом была семья, которая дружно плакала от счастья, увидев Рона после возвращения. Рядом были они с Гарри, его лучшие друзья. И жизнь Рона снова наполнялась красками, улыбками, верой в светлое и прекрасное будущее.
Гермиону каждый раз захлестывали теплота и нежность, когда она видела его таким.
Изредка она позволяла себе представить, что почувствует, когда увидит вот так Сириуса — по-настоящему живого, счастливого, реального. От одной лишь мысли об этом моменте ее пробирала дрожь. Было волнительно и очень страшно, и хотелось этого так сильно, что приходилось брать себя в руки и успокаивать выпрыгивающее из груди сердце.
Она знала, что никогда уже не станет прежней. Никогда не сможет посмотреть на портрет Сириуса, не представляя при этом его настоящего, живого, существующего в этом мире, а не там, за холстом. Понимала, что если задуманное осуществить не получится — это будет настолько сильным ударом, что она никогда не сможет оправиться от него полностью. До этого не было ни единого шанса воплотить мечты в реальность, она знала это и принимала как данность. Но когда шанс появился — потерять его было сродни катастрофе.
— Миона, поговори со мной! — громкий оклик Блэка заставил ее вздрогнуть. — Ты избегаешь меня с самого момента возвращения, даже в глаза не смотришь. А теперь закрываешься в ванной, разговариваешь с собственным отражением и периодически произносишь мое имя!
Гермиона сполоснула пылающее лицо водой, сделала глубокий вдох и вышла из ванной.
— Объясни, пожалуйста, что происходит, — уже тише добавил Сириус, когда она приблизилась к портрету.
— Не могу подобрать правильные слова, — честно призналась она.
На лбу Блэка залегла вертикальная складка, взгляд потускнел.
— Если тебе надоело со мной возиться, я пойму. Просто отдай меня Поттерам и…
— Да как ты можешь так говорить! — негодующе возразила она. — Дело вовсе не в этом.
— С чего бы еще ты стала меня избегать? Встретила кого-то? Хочешь привести домой, но не знаешь, как сказать об этом, чтобы не обидеть? — на одном дыхании произнес Блэк и, не давая Гермионе возможности вставить ни слова, продолжил: — Я обещал не становиться помехой твоему счастью и…
— Сириус! — практически прорычала она. — Заткнись уже и выслушай меня!
Он моргнул и замолчал.
— Кажется, есть способ… тебя оживить.
Блэк ошарашенно уставился на нее.
— Точно так же, как «Колыбель» создала ноги Рона, она может создать и тело целиком.
— Это же бред… — выдохнул он.
— Вовсе нет, — Гермиона подошла к раме настолько близко, что едва не уткнулась кончиком носа в холст. — Я многое обдумала за эти дни. Изучила все, что нашла про магические портреты. Оказывается, их столько видов! Твой случай — самый редкий, практически нет упоминаний, точнее, совсем нет, но, сопоставив все факты, я могу сделать определенные выводы. В одном я уверена на сто процентов: твоя душа и личность — не просто копии, это маленькие осколки настоящего Сириуса Блэка. Практически как крестражи, только без убийств и темной магии.
Гермиона вдруг замолчала.
— Ведь Лиззи Голдштейн никого не убивала во время создания твоего портрета? — спросила она более чем серьезно.
— Разве что своего мужа, — отрешенно ответил Сириус. Но, увидев округлившиеся глаза Гермионы, добавил: — Шучу. Ей было не до этого.
Внутри неприятно кольнуло, когда она представила, до чего именно было Лиззи в те дни. Если бы Сириус не выглядел таким растерянным, Гермиона непременно закатила бы глаза. Но он вряд ли придал сказанному какое-либо значение, значит, и ей не стоило акцентировать внимание.
— Если я найду способ перенести тебя с холста в новое тело…
— Но как? — вздрогнул Блэк. — Как это вообще возможно?
— Что-нибудь придумаю, — шепотом пообещала Гермиона и провела пальцем по контуру его лица.
Сириус прикрыл глаза. Конечно, он не мог почувствовать ее прикосновение, но представить, каково это — мог.
— Сложнее всего найти ДНК для воссоздания тела, — продолжила тем временем Гермиона. — Ведь от того, другого Сириуса ничего не осталось…
Блэк с портрета задумался на какое-то время.
— А если бы осталось? Если бы он сейчас жил?
— Тогда я бы попросила его стать донором.
— Но разве был бы в таком случае смысл во мне?
Гермиона не понимала, к чему он клонит.
— Разве не выбрала бы ты его? Настоящего? А не суррогат с портрета…
Вот оно что. Неужели ревнует к самому себе?
— Он никогда не интересовал меня в том самом смысле.
— Тогда почему я заинтересовал?
— Потому что ты — не он. — Поймав удивленный взгляд Блэка, она пояснила: — Не знаю, как правильно сформулировать. Представь, что вы близнецы, которых в какой-то момент разделили. Один пошел своей дорогой, а другого законсервировали на холсте. Первого ждала тяжелая судьба, предательство, годы заточения за преступление, которое он не совершал, второй же практически не изменился. Вы не один человек — вы разные. И даже если бы другой Сириус сейчас был рядом, тянуло бы меня все равно к тебе.
Блэк сглотнул и бросил на Гермиону совершенно нечитаемый взгляд.
— Знаешь, чего я боюсь на самом деле? — спросил он после минутного молчания.
Она отрицательно мотнула головой.
— Не оправдать твоих ожиданий.
У Гермионы ком в горле стал от его слов. Она собиралась рассказать о своих страхах, о том, что с ней произойдет, если вдруг ничего не выйдет, но внезапно поняла, что всему этому — место на дне ее подсознания, среди остальных переживаний, которые лучше никогда не озвучивать, чтобы они ненароком не стали реальными.
— Когда у нас все получится, — сказала она вместо этого, — и ты снова обретешь тело, да еще такое, — она многозначительно очертила руками воздух, — за тобой выстроится целая толпа поклонниц, и это я буду бояться не оправдать твоих ожиданий.
Уголки его губ дрогнули в улыбке.
— Поверь мне, если у нас все получится, я выгоню подобные мысли из твоей хорошенькой головки раз и навсегда.
— Каким же образом?
Сириус усмехнулся.
— Есть один замечательный способ.
Гермиона закусила губу и посмотрела на него с неприкрытым вызовом.
— Главное, чтобы… — он вдруг осекся, а с лица слетела вся игривость. — Я все равно не представляю, как это возможно. Даже если получится… буду ли я собой? Буду ли чувствовать окружающий мир? Или все останется, как сейчас, с одной лишь разницей в том, что холст, в котором я заперт, обретет иную форму?
— А что ты чувствуешь сейчас? — спросила она, затаив дыхание. Это была прекрасная возможность получить ответ на давно интересовавший ее вопрос.
— Физически? Ничего.
Такого поворота она не ожидала.
— Но ты же дышишь, спишь…
— Но не ем.
— Не ешь… — горестно признала она. — Я надеялась, что это исключение.
Сириус отрицательно качнул головой.
Это могло означать лишь одно: физически он действительно ничего не чувствовал.
— Значит, все только на эмоциональном уровне?
— К сожалению, — кивнул он. — А может, и к счастью… Не знаю, что лучше с учетом обстоятельств. Дыхание и остальные рефлексы — всего лишь память тела, привычка, от которой я в любой момент могу отказаться. Сон ощущается как некоторая необходимость, но и без него я смог бы обходиться очень и очень долго. Иногда мне кажется, что я начинаю забывать, каково это — чувствовать на самом деле. Но потом вижу тебя, и в голове сразу возникают… — он вдруг замолчал.
— Продолжай, — попросила Гермиона, шумно сглотнув.
— Не думаю, что тебе стоит знать, какие картинки всплывают в моем испорченном сознании, — сказал Блэк с извиняющейся улыбкой. — Я никогда не был примерным мальчиком, Миона. Слава Мерлину, ты не можешь прочесть мои мысли, иначе заперла бы портрет обратно на чердаке и никогда бы не доставала, — добавил он со смешком.
Гермиона прищурилась и склонила голову набок.
— Что если мое сознание не менее испорчено?
— Это вряд ли.
— Ты понимаешь, что бросаешь мне вызов? — усмехнулась она.
— Вызов, говоришь? — его глаза блеснули. — Ты действительно хочешь посоревноваться со мной в испорченности?
От его взгляда, тона и позы тела — он вплотную приблизился к раме, зацепился руками за верхние ее края и сейчас практически нависал над Гермионой — по ее позвоночнику прокатилась волна мурашек, а между ног предательски заныло.
Порой она думала о том, насколько далеко готова зайти в их с Сириусом «играх». Игнорировать импульсы, которые он в ней вызывал, становилось сложнее с каждым днем. Она вспыхивала как спичка, стоило ему посмотреть на нее этим своим особым взглядом. И хоть возможности прощупать границы дозволенного так и не представилось, Гермиона чувствовала, что ходит по острию бритвы каждый мерлинов день. Это ощущение пьянило.
Если бы он попросил ее раздеться и ласкать себя на его глазах, она бы не раздумывала. Возможно, он бы руководил ее действиями, и тогда — Гермиона в этом не сомневалась — ей хватило бы и минуты, чтобы словить первый оргазм. Второй и третий накатили бы следом, ведь она бы слушала его голос и представляла его пальцы вместо своих. Это было бы так легко.
Но Сириус никогда не предложит ничего подобного. Что бы он ни говорил о своей испорченности, воспитание не позволит озвучить подобную просьбу в лицо девушке. Проделать он мог бы и не такое, и, наверняка, дал бы сто очков форы любому из ее бывших парней. Но попросить ублажать себя вместо него — вряд ли.
Конечно, если бы она сама предложила… или сделала… он бы не стал возражать. В этом Гермиона тоже не сомневалась.
Но сейчас, когда возможность заполучить его реального была так близка, Гермиона не собиралась торопиться. Она хотела, чтоб он тоже чувствовал ее, а не просто воспроизводил в сознании эти ощущения.
И, конечно, не только секса ей хотелось, а его всего, рядом, навсегда. Не привязанного к холсту или к ней, а свободного, вольного делать что угодно, но остающегося рядом по собственному желанию.
А если бы все изменилось, и он, обретя тело, пожелал бы уйти — она бы отпустила. Страдала бы, но отпустила. Ведь она не ради себя и их возможных отношений мечтала создать ему тело, а ради него самого, чтобы он жил в полном смысле этого слова.
Сириус громко прокашлялся. Гермиона встрепенулась, понимая, что стояла, как истукан, пока он рассматривал эмоции на ее лице.
— Мы обязательно посоревнуемся, Блэк, — пообещала она, вспомнив его последний вопрос. — Но только когда ты, состоящий из плоти и крови, будешь стоять напротив меня.
«А если не получится?»— так и читалось в его глазах. Но вслух он ничего не сказал, лишь кивнул и отошел вглубь портрета.
К вечеру того же дня Гермиона переместила все необходимые ей книги в свою квартирку, затарила морозильник полуфабрикатами, наложила (наконец!) двойной слой звуконепроницаемых чар — и принялась за самое значимое в своей жизни исследование.
***
Заклятие перемещения души нашлось в тонком посеревшем от времени фолианте. Это был справочник французского исследователя Лорана Бертрана о колдомедицинской практике исправления неудачных последствий трансфигурации живых существ.
Гермиона и без того знала, что за превращением человека в неодушевленный предмет тянется вереница несчастных случаев. Подобная магия требовала высочайшего уровня владения трансфигурацией, который, понятное дело, был доступен не каждому. Во всех остальных случаях приходили на помощь колдомедики, а если и они оказывались бессильны — душа несчастного так и оставалась запертой внутри предмета, в который его обратили. Сколько же подобных трагедий было задокументировано в истории!
Превращая живую материю в неживую, волшебник меняет не только клетки на физическом уровне, но и энергетический фон. Именно потому обратить процесс крайне сложно — нужно уметь расставлять якоря и «вытаскивать» человека обратно. Описана масса случаев, когда заклинателю удавался частичный процесс, и у заклинаемого вместо конечностей или каких-либо частей тела оставались детали предмета, в который его превращали; реже — когда удавалось вернуть физический облик, а душа застревала где-то на переходном уровне.
В этой ситуации и применяли Анимамеяфорс — заклинание, заинтересовавшее Гермиону. Оно «цепляло» душу и возвращало ее назад к физической оболочке. А еще требовало участия как минимум двух сильнейших целителей — один фиксировал телесную оболочку, второй занимался перемещением души.
Звучало практически невыполнимо. Недаром заклинание было упомянуто лишь в старом заброшенном справочнике Бертрана — из всех современных его исключили еще несколько столетий назад.
Впрочем, не сложность заклятия сейчас волновала Гермиону. Выплывала вторая, не менее значимая проблема: переместить душу из портрета можно было исключительно в родное тело. Каким-то образом магия определяла эту невидимую метафизическую связь.
Следовательно, если им не удастся найти ДНК Сириуса для воссоздания тела, ничего не получится вовсе.
А ДНК Сириуса найти она уже отчаялась. Даже сквозное зеркальце отдала в лабораторию и несколько вещей из сейфа Блэков, которых он мог касаться, — все безрезультатно.