— Боже, — ангел закрыл лицо руками.
— А еще за нее я, — добавил Кроули и невесело усмехнулся. — Что за выражение лица? Думал, только ты исполняешь прямые приказы?
— Тогда зачем ты мне это говоришь? - едва слышно спросил Азирафаэль.
— Чтобы у Габриэля появился повод собрать союзников, — пожал плечами демон и сунул пальцы в карманы. — Убеди его сказать кому-то, кто у вас там наверху умеет в руках держать не только отчеты. Тот же Рафаил, в конце концов. Как только Хасс окажется в аду, а это случится, как я понял, только в случае гибели твоего святейшего, начнется Апокалипсис без всяких всадников. Я не хочу войны, как и раньше не хотел. Вам нужен кто-то, кто справится с Хастуром, потому что, если я правильно понял расклад сил, Уриэль будет против Дагон, Габриэль Вельзевул никому не уступит, как и она его, мы с тобой изобразим великую бойню, не впервой, а Хастур… куда делась все-таки Михаил? Если она все же за вас, а вы ее прячете, ты скажи, я не передам, если не хочешь.
— Проблема в том, что ее нет, — тихо сказал Азирафаэль. — Я понятия не имею, где она может быть. На Небесах о ней молчат, словно ее никогда не существовало.
— И Вельзевул говорит, что она точно не может внезапно появиться, — задумчиво добавил Кроули. — Скорее всего, она знает, но не хочет говорить Хастуру.
— Почему? — спросил ангел.
— Потому что Хастур не переживет, что ее прикончил кто-то другой, — сказал Кроули, подумав о том, что, пожалуй, никому на свете и во тьме не расскажет, что видел пять тысячелетий назад, как архангел, роняя на камень золотые слезы, отрезала демонским ножом свои длинные волосы, на которых, улегшись на них щекой, мирно спал один из самых страшных существ вселенной, герцог ада Хастур.
***
Кроули всегда знал, что Хастур — сторонник масштабных долгосрочных проектов: он не соблазнял простых смертных, занимался лишь власть имущими и священниками, но Кроули и помыслить не мог, что он обладает таким невероятным терпением. С самого падения демон уверял одного единственного архангела в том, что произошла чудовищная ошибка, он не хотел, просто так получилось, и теперь он должен быть в аду, где все претит ему, ему претит порок и кровь, которую в аду необходимо проливать просто чтоб выжить. Понадобилась тысяча лет, чтобы Михаил поверила и пришла на встречу с ним без оружия и доспехов, облачённая лишь в собственное тело, не в человеческий сосуд, чужой и всегда претивший Хастуру — она специально до этого выбирала мужские, показывая ему, что их встречи ни в коем случае не свидания.
Но в то утро пришла сама, остановилась на входе в пещеру, в которой, как сказал ей демон, он обитал, чтобы не возвращаться в преисподнюю.
— Я ждал тебя, — Хастур прижал к губам ее пальцы, стоя перед ней на коленях, не решаясь даже поднять на неё взгляд. Михаил взяла его за подбородок и заставила посмотреть на себя:
— Что бы ты делал, если бы я не пришла?
— Искал бы тебя ещё миллион лет, — сразу ответил Хастур.
Она позволила ему себя раздеть, легла рядом на его расстеленный прямо на покрытых резьбой камнях плащ. Хастур мягко привлёк ее к себе, неторопливо, давая привыкнуть одновременно к ощущению беспомощности в чужих сильных руках и абсолютной власти над ним. Он приручал ее тысячу лет с себе новому, к своей тьме, уверял, что не стоит его бояться, и Михаил поверила, как верят только ангелы: без оглядки и сомнений. Она сама обняла его за шею, положила его ладонь себе на грудь, подняв ногу ему на бедро: Хастур дал ей полную свободу действий. Они занимались любовью почти весь день, пока она не устала, и не легла щекой на его плечо, глядя из-под полуприкрытых век на сплетение их тел под закатным солнцем, светившим прямо в пещеру.
— Теперь, когда я здесь, что мы будем делать? — спросила Михаил, чувствуя, как Хастур водит кончиками пальцев по ее спине жестом бессознательной нежности.
— Я буду ждать, — ответил Хастур. — Осталось совсем недолго. Я ждал уже тысячелетие.
— Не понимаю, — тихо сказала Михаил, поднимая голову и глядя на него. Хастур перевернулся, оказавшись на ней сверху и закрыв собой солнце, теперь оно багровым нимбом полыхало за его головой, как адский огонь.
— Где ты, — тихо спросил он, долго поцеловав ее в губы; в поцелуе не чувствовался привкус крови, как всегда раньше. Михаил специально, чтобы не сделать ему больно своей благодатью, шла к нему по языческому городу, нарочно ослабевая: она знала, что будет делать в этот день, и настолько доверилась, что и помыслить не могла о предательстве.
— Я с тобой, — она погладила его по спине и улыбнулась с такой любовью, что будь у демона совесть, она бы разъела его изнутри. Но ее не было.
— Михаил, оглянись. Я спрашиваю, где ты, а не с кем.
Архангел оглянулась, все ещё не понимая, не веря, и демон щёлкнул пальцами, создавая ветер в пещере, который сдул песок к стенам, больше обнажая и до того заметную резьбу по каменному полу.
— Я все равно не понимаю, Хастур, — ее улыбка стала виноватой. — Когда ты рядом со мной, я ни о чем не могу думать.
— Я знаю, — он посмотрел на ее губы, потом глянул в растерянные глаза. — Ты в ангельской ловушке, — наконец смилостивился и пояснил он. — Я их придумал. Ты здесь отрезана от всего мира, а главное, от Небес. Ты слабеешь без присутствия Всевышнего, который, конечно, вездесущ, но только не здесь. Здесь ты одна. Точнее, здесь ты со мной.
Михаил смотрела на него снизу вверх молча, не в силах осознать и поверить.
— Ты без оружия, без благодати, я почти всю ее выжег в тебе, — продолжил Хастур и усмехнулся. — Ты не знала, что такое для ангела близость с демоном, верно? Думала только о том, что на меня влияет твое присутствие, что я внутренности выкашливаю.
— Ты меня поймал? Но зачем? Я ведь сама пришла к тебе.
— Хочу, чтобы ты пала вместе со мной, — Хастур провёл рукой по ее длинным тяжелым волосам, волной лежащим на каменном полу, на котором он несколько дней вырезал символы, способные удержать архангела. — Я ждал этого тысячу лет. Неужели ты думала, что я добивался твоей любви? Она и так у меня была. А с тобой я стану владыкой ада.
— Простой демон станет владыкой ада? — презрительно сказала Михаил, пытаясь сбросить его с себя. Ей было горько до боли, что она поверила ему, демону, пойдя наперекор всем своим убеждениям, а оказалась всего лишь ступенькой в карьерной лестнице. — Никогда этого не случится.
— Это ты знаешь меня как простого демона, — усмехнулся Хастур. — Тебе оказана великая честь, Михаил, ведь ты падешь из-за герцога ада, — ему надоели слабые, но постоянные попытки вырваться, и он сжал ее руки, больше не играя нежность и трепетное отношение, свойственное ему в раю и усыпившее бдительность Михаил — слишком его поведение было похоже на прежнее, и она не связывала имя своего Хастура с доходившими до Небес сведениями об ужасающих деяниях герцога ада, от которых содрогалась даже преисподняя. Хастур в ее понимании был тем, кто в аду вообще ничего не делает, только сидит на скалах и скорбит о падении вот уже тысячу лет, а герцог, герцог ада, безымянный для Небес, был невыразимым злом, сподвигшим на первое в истории убийство самого Каина. Теперь зло обрело имя, и Михаил отвернулась, закрыв глаза, чтобы не видеть его.
— Ты слабеешь, — озвучил очевидное демон, наблюдая за ней с вниманием вивисектора. — Я мог бы уйти и оставить тебя, вернуться, когда ты впадешь в отчаяние без Его присутствия, — он ткнул пальцем в нависший потолок пещеры. — Но я так никогда не сделаю. Никогда тебя не оставлю. Разве я пропущу такое зрелище?
Михаил, взглянувшая на него, когда он снова заговорил, опять отвернулась, глядя в стену. О, он действительно расстарался для нее: привыкшие к темноте глаза теперь различали мелкую резьбу по камню — он покрыл символами всю пещеру, не только пол, а она не заметила, потому что он специально позвал ее днем, а когда они разделись, он лег так, чтобы солнце освещало ее, сказав, что хочет видеть, а на самом деле ему надо было лишь, чтобы свет ее ослеплял, и она не увидела раньше времени, что попалась. Да и откуда ей было знать о том, что ангелов можно поймать. Ей казалось, что он любит ее, а он нарочно ее выматывал, чтобы не оставить сил к возможному сопротивлению.
— Не расстраивайся, — низкий, с вибрирующим на глубине легких смехом голос Хастура вырвал Михаил из убежища собственных мыслей, он повернул ее лицо к себе и шепнул прямо в губы. — Когда ты падешь, мы отправимся к ледяному озеру, я дам тебе свой меч и возможность меня убить. Ты представить не можешь, насколько тебе станет легко у нас, внизу. Давай, скажи, как ты меня ненавидишь.
— Я люблю тебя, Хастур, — ответила Михаил и добавила. — И убью, как только представится возможность.
— Ты не лжешь, — разочарованно протянул демон. — Действительно любишь. А если так? — он приподнялся, развел руками ее колени, и Михаил отвернулась от него снова, закрыв глаза от невыносимого стыда. Неужели сегодня, всего несколько мгновений назад по меркам бессмертных, она могла чувствовать наслаждение от прикосновений этого отвратительного существа? — Когда ты стонала мое имя, мне нравилось больше, — подначил Хастур, поднимая голову. — Что случилось, неужели что-то испортило тебе настроение? Кто посмел, скажи, я заставлю его пожалеть об этом, — он взвыл от смеха, снова наклоняясь к ней. Михаил кожей и всем своим нутром чувствовала его горячее дыхание, упиваясь своей виной. Она сама пришла сюда, к нему; когда она выберется, эти воспоминания станут ее броней, цепью на ее шее, которая удержит от падения, что бы ни случилось.
Она не скажет ему ни слова больше.
Он не оставил ее в покое, и Михаил из-за его плеча уставилась на потолок пещеры, на сталактиты, нависающие над широкой спиной Хастура. О, если бы один из них упал, пронзив их обоих насквозь! Неожиданно, послушный ее желанию, каменный нарост отломился, и архангел с болезненной детальностью увидела, как он попадает прямо в позвоночник демона… и раскалывается, осыпаясь, словно был из стекла и упал на гранит. Хастур, словно не заметив, долго поцеловал ее в губы, и вдруг в сердце Михаил загорелась надежда.
Убить его сейчас не получится даже ценой собственной жизни, но сбежать она все же сможет. Он вырезал ловушку на камне: она сокрушит этот камень, чего бы ни стоило, выйдет и станет воплощением гнева Небес, беспощадным ко всем демонам. Она была глупа, раз поверила, что в ком-то из них могла остаться какая-то частица света, и если даже в Хастуре все извратилось, обесчестилось, стало отвратительно, то никто из них не заслуживает пощады. Как и те из людей, кто пойдут за ними.
— Ты хочешь спать, — сказал демон, замечая, что она устало опускает голову к плечу: Михаил видела, что так делают смертные, пусть поверит, что именно так действует недостаток благодати. Откуда ему знать наверняка, никто из демонов никогда еще не брал в плен архангела. — Иди ко мне, — он обнял ее одной рукой, но Михаил убрала ее со своей талии. — Ну хорошо, нет так нет, — он улегся на ее волосы, продолжая наблюдать из-под ресниц. Михаил, изображая с час спокойный сон, словно бессознательно положила руку ему на бедро: Хастур сразу же, как она и предполагала, придвинулся ближе, и она смогла дотянуться пальцами до ножен.
Сон не нужен демонам, он для них — ненужное удовольствие, но Хастур себе в них никогда не отказывал. Когда он по-настящему уснул, Михаил вытащила нож из ножен у него на поясе и принялась осторожно отрезать свои волосы, раньше спускавшиеся до середины бедра, слушая его мерное дыхание. Хастур любил обернуть ее волосы вокруг своей шеи, намотать на руку, вот и сейчас он спит на них, вдыхая запах и наслаждаясь мягкостью прядей. Михаил тряхнула короткими волосами и поднялась на ноги, приблизилась к краю пентаграммы. Земля задрожала под ней: кровь потекла из глаз, и выступила на губах розоватая пена от напряжения, но треснул свод пещеры, и когда Хастур недоуменно поднял голову, скала обрушилась на него многотонным весом. Нарушился рисунок, и Михаил взмолилась брату, упав на колени без сил.
Кроули не желал вмешиваться. Он видел, как герцога ада заваливает валунами, как он выбирается из-под них невредимый, но время уже упущено, и теперь между ним и обессиленной Михаил, оставшейся практически без благодати, стоит Габриэль, держа в руке сверкающее копье, а Михаил спокойно поправляет на себе мужской плащ явно с его плеча. В руке ее Хастур заметил собственный выкованный им в аду клинок.
— Слушай, — вдруг спросил Кроули у Азирафаэля. — Ты не знаешь, кем была Вельзевул до падения?
— Я видел ее всего однажды, — отозвался ангел. — Больше не мог.
— Почему?
— Свет ее был нестерпим порой даже для меня, — пояснил Азирафаэль. — Она была как Денница.
— Как Люцифер?!
— Да. С ними обоими были только Габриэль и Михаил. И Хастур. Хастур мог смотреть на кого угодно.
========== Часть 6 ==========
Больше всего на свете Азирафалю хотелось закрыть глаза, остановить время, отмотать его назад, до самого Апокалипсиса, и молчать-молчать-молчать о Хогвартсе. Пусть Хассалех не поехал бы в школу волшебства, уж лучше бы Габриэль отбил его из ада, устроив кровавую баню в подземельях, и не случалось то, что будет сейчас: то же побоище, только на земле. Война еще не началась, но уже есть первая жертва из людей, которые не имели никакого отношения к соперничеству Вельзевул и Габриэля за Хасса: Гермиона Уизли, которую постигла участь гораздо более страшная, чем смерть. И что делать с Хастуром, если на Небесах только Габриэль и Михаил могут противостоять ему, но Михаил пропала, а на стороне ада есть еще и Вельзевул, и Габриэлю повезет, если он с ней справится один на один. Азирафаэль высоко ценил его способности, но признавал, что Вельзевул и Хастур вдвоем одолеют его меньше, чем за пятнадцать минут. Сам он… он не любил вспоминать о том, что является воином, каким, кстати, никогда не был Кроули.
— Если ты… позволишь мне ранить себя, несильно, конечно, но тем не менее, если я выведу тебя из строя быстро, то я попробую отвлечь Вельзевул, чтоб дать Габриэлю шанс против Хастура, — наконец задумчиво сказал ангел, с тоской вспоминая позорную схватку с Вельзевул. Габриэль, конечно, похвалил его за храбрость в противостоянии владыке ада, но тут архангел, скорее, больше поощрял намерение, чем результат.
— А Хастур будет стоять и ждать, пока ты освободишься, — ернически ответил Кроули, глядя на него сквозь непроницаемые стекла очков. Раньше он носил такие, чтобы было видно очертания глаз, а змеиный зрачок люди списывали на оптическую иллюзию. — Отличный план, ангел.
— Я не хочу смерти тех, кто не посвящен в это, — Азирафаэль отчаянно посмотрел на демона. — Ни на Небесах, ни на Земле. Это семейное дело Вельзевул и Габриэля, и война между верхом и низом из-за этого ребенка — наиболее бессмысленное действие, когда он просто хочет жить на земле с любящими родителями.
— Неудачно они ему попались, — хмыкнул Кроули.
— Они любят, я ощущаю их любовь, — горячо возразил ангел. — Даже в Вельзевул я чувствовал это по отношению к Габриэлю. Несколько… в извращенном виде, больше похоже на смесь страсти, каннибализма и зависимости, но… это любовь, та, на которую она способна. И Хасса она обожает.
— Как он вообще? — спросил, подумав, демон.
— Хасс? Как может чувствовать себя ребенок, чьи родители хотят друг друга прикончить, — Азирафаэль вздохнул. — Постарайся выжить, пожалуйста, Энтони.
— Странное пожелание, — заметил Кроули. — Что же, не веришь в нашу победу?
— Как раз боюсь, что в возможность вашей победы поверит Габриэль, — ангел посмотрел на него, снял очки и каким-то детским жестом протер глаза. — Ты понятия не имеешь, на что он способен, если зажать его в угол. Габриэль пойдет на все, чтобы победить, поэтому я боюсь не вас, а его.
— На что? Позвонить Богу, спросить инструкции?
— Напомню тебе, что когда он думал, что не сможет быть с Вельзевул, он зачал нефилима и вознамерился создать новый Эдем.
— Теперь и мне не по себе, — через паузу передернулся Кроули. — Твой начальник — это такой тихий омут, что его чертей на два ада хватит. А с виду болван болваном.
— Если бы я сравнил его с кем, то, наверное, из ваших характером на него сильнее всего походит…