− Ты собираешься с ним поговорить, объяснится?
− Да.
− Боишься этого разговора?
− Нет.
− Хочешь остаться там?
Девушка нахмурилась и замерла по середине кухни с противнем в руках. Хотела ли она…? Если бы без всего этого, без тяжелого состояния брата? Представив, что она свободна в своих передвижениях, а не находится здесь в своеобразном плену. Хотя нет, это не плен. Скорее, вынужденные меры. Колетт, даже в самые тяжелые времен, не была дурой. Она понимала, что Каин прав, и такими действиями она загонит себя в могилу без помощи демонов. Он хочет ей помочь, Колетт готова принять эту помощь, но обязательное условие – ее пребывание здесь. Так что же это? Плен, обстоятельства или ее подсознательная тяга к этому месту?
Тяга к Каину.
− Знаете, миссис Доратея. – Колетт тихо рассмеялась. – Вовремя первого наша сеанса, вы сказали, что даже самая долгая ночь закончится, сменившись днем. Мне кажется, вот-вот забрезжит рассвет.
− Ох, Колетт. – ахнула Доратея. Она не могла, хоть и очень хотела, понять, что дело было не в издевательствах над девушкой, не в тяжелом детстве. Дело было в любви. Счастье и состояние Колетт зависело не от постоянных звонков психологу, а в том человеке, рядом с которым она находилась. Оставалось это понять самой Колетт.
Девушка улыбнулась.
− Я могу вам позвонить немного отойдя расписания?
− Я думала, не слышу от тебя эти слова. – рассмеялась женщина на том конце провода. Они попрощались, Колетт перевела деньги за сеанс. Внезапно она осознала, что может быть счастливой. Да, ее брат в больнице, но разве не сегодня ей сказали, что ему стало немного, но все же лучше? Так, шаг за шагом, Белиар выберется из это пропасти. И когда он это сделает, сестра должна быть рядом с ним. И, как Каин и говорил, она должна быть здоровой и сильной.
16:34
За окном, несмотря на ранее время, не было видно солнца. Капли дождя колотили по стеклам, грозясь вот-вот выбить окна и разнести дом. Или – подхватить его, как в сказке, и унести в далекий Изумрудной город. Ничего из сказанного быть конечно не могло. Дождь барабанил по стеклам, снаружи гулял ветер. Если это была не буря, то точно ливень. Колетт, сидящая на кухне напротив Каина, посмотрела на того с хитрым прищуром:
− Надеюсь, в этот раз это не твоих рук дела?
− Нет. – ответил мужчина. – Тут я не причем. В этот раз мне нет смысла тебя удерживать с помощью природных катаклизмов.
Колетт безрадостно хмыкнула. Да, она помнила ту бурю. Она тогда боялась Каина и всего, что происходило с ней рядом с ним. Он был резок по началу, начиная с того момента, как она спросила у него дорогу и в последней раз – когда пытался уговорить ее переночевать у него. Тогда ей была не понятна такое резко-негативное отношение к ее персоне, но со временем она узнала. Узнала. Когда холодные пальцы коснулись ее лба и показали ей все. Без утайки, в открытую перед ней, еще неподготовленной предстала вся жизнь
Рыцаря Ада.
Разве могла быть другая реакция?
Она упала в обморок.
Это не могла быть шуткой или еще чем-то. В Каине всегда чувствовалась эта сила, мощь, власть. Колетт она не пугала, по крайней мере, пока она не узнала ее природу. Потом… Ох, Колетт помнила эти двое суток смутно. Она очнулась быстро, приведённой в сознания Каином. Она не пыталась кричать, вырваться, проявлять хоть каике-то отрицательные или даже положительные эмоции. Они лишь долго смотрели друг на друга. Потом Колетт попросила дать ей два дня и закрылась в комнате; Рыцарь Ада возразить не смог и не пытался.
О чем она тогда думала? О том, что так или иначе, она уже любила этого мужчину. Он был демоном, являлся существом за гранью ее понимания. Не просто демоном – опаснейшим из всех. Монстр, убийца, безбожник – как еще его можно было назвать? Братоубийца. Но все же, это был первый ребенок Адама и Евы. Значит, в нем было что-то человеческое? Ведь стоит лишь посмотреть на то, где и как он живет. Проживает жизнь обычного человека вечность. И он любит ее, или привязался к ней, или просто… просто что?
Тогда она еще не думала о том, что причиной происходящего могла быть его первая жена.
Колетт честно не знала, что делать. Она одновременно и боялась, и любила. Могла уйти, но продолжала искать аргументы, чтобы остаться.
Колетт могла поступить иначе? Наверное, могла. Но что теперь толку думать о том, «что было бы». Случилось то, что случилось.
Жалела ли Колетт о своем выборе? Иногда, возможно.
Изменила бы хоть что-то, если могла? Нет, не за что.
Колетт всеми силами хотела оттянуть неприятный для нее разговор. Так же рьяно, она хотела объяснится, дать понять мотивацию ее поступков.
Каин, в своей излюбленной манере, спросил сразу, не виляя, не давая шанса подготовится. Когда с поздним обедом было покончено, он внимательно оглядел девушке перед ним и задал один-единственный вопрос:
− Почему ты сбежала?
Колетт вскинула голову. Он знал, что причина не в нем или Аббадон. Надуманные и сводящие мысли о том, что ему нужен лишь образ жены тоже не был причиной. Конечно, все это копилось внутри девушки, и когда-нибудь выплеснулось в большую истерику.
Причина была другой.
Причина была самой ужасной.
− Когда ты ушел… Мне позвонили. – начала она, смотря вбок, на край стола. Между ее бровей пролегла складка. – Это был не мой брат. А отец.
Ты же знаешь, что он был религиозным фанатиком? До тех событий, я не подозревала, почему. Так же никогда не спрашивала, от чего бабушка и дедушка со стороны отца нас не посещают. У нас не было не фотографий, не документов, словно их никогда не существовало. Причина кроется в том, что их убили демоны.
Каин выдыхает, сквозь плотно сжатые зубы. Точно так же, как когда Колетт указала ему на то, что Аббадон с ним не покончила. Колетт не обращает внимание и продолжает говорить. Рассказывать ему об этом, как прыгать с вышки в холодную воду. Решится сложнее чем сделать.
− Он знал, что существуют твари, скрывающиеся во тьме. Поэтому считал, что таким образом обезопасит себя. Свихнулся на этом, конечно, но кто бы не спятил, увидев человека с черными глазами, поедающего сердца твоих родителей. Не знаю, собирался ли он нам об этом рассказать или нет, но это уже и не столь важно.
Колетт убирает за ухо прядь волос. Вообще, когда она рассказывает что-то неприятное, она делает какие-то мелкие движения. «Ломает» пальцы, теребит волосы, поглаживает костяшки. Каин только сейчас понял, что делала она так всегда, когда говорила о своем отце. Сейчас она внезапно переносит пальцы с костяшек на запястье. Машинально трет.
− Я же никому не говорила о нашем… наших отношениях. Потом рассказала брату, но конечно не рассказала о твоей сути. Может, иногда называла тебя «демон» − не смешно, Каин – но не более. Не собиралась вас даже знакомить, пока отец жив. Но Билл проговорился. Случайно, когда отце опоил его, что ли, и выспрашивал про меня. Тогда отец и понял, что «демон» не просто слово, а именно определение. Он… он избил Белиара и запер его в подвале. Причем посадил его в большую бочку со святой холодной водой. Решил, наверное, что таким образом спасет его душу, за эту ложь. А потом… позвонил мне с телефона брата.
Пару месяцев назад она уже пережила подобную стадию. Когда все происходящее обрушилось на нее со страшней силой, Колетт начало трясти прямо в гостиничном номере, чем она сильно испугала Билла. Но уже было слишком поздно ее успокаивать. Не в силах сдержаться, Колетт рыдала ему в рубашку, вспоминая жестокие нападение отца, «Шлюха дьявола! Безбожница! Подстилка», как сбегала из дома Каина, оставив лишь короткую записку, «Прощай», и свой страх за саму себя, перед Каином…
Сейчас она уже не плачет, лишь глубоко вздыхает.
Раз…Два…Три…
− Он сказал, что убьет брата, и у меня не было оснований сомневаться в его угрозах. Сказал, что мне нужно приехать, любимым способом избавившись от тебя. Наша ссора пришлась кстати, я надеялась, что ты не станешь искать меня чтобы выяснить что-то. Когда я переступила порог дома… отец просто…
Они смотрят друг на друга. Колетт больше не плачет, лишь смотрит на отца. В доме мало что поменялось с момента ее отъезда, наверное, только религиозных картин стало больше. Хогарте смотрит на нее так, словно она вот-вот должна начать исходить кровью, желчью, или делать то, что означало изгнание демона из нее. Но нет. Нет ничего: ее тело не ломается, сама она не кричит, не плачет словно от боли. И когда мужчина в этом убеждается, быстро пересекается расстояние между ними и со всей силы бьёт девушку по лицу. Рука у него тяжелая, Колетт мгновенно падает на пол. Головой задевает тумбочку, чувствуя, как ссадина мгновенно начинает ныть, а по лбу течет тонкая струйка крови. Она спускается по лбу, в уголок глаза.
Колетт не плачет, лишь грубым движением оттирает ее и говорит:
− Где мой брат?
− У тебя нет брата. – шипит мужчина. Колетт не поднимает взгляд, смотря на его ботинки. – Нет отца. Нет семьи, ты, демонская шлюха.
Колетт не видит, что хватает отец, но соображает, что это большое, а главное – тяжелое, распятье. У них в каждой комнате были такие, кроме ванны, разве что. Хогарте размахивается, и со всей силы бьет Колетт в плечо. Она шипит, сжимая зубы, но не кричит. Пару часов назад ее пытала Аббадон – хуже не будет. Но кажется, ее терпение лишь больше убедило отца в том, что его дочь больше не ребенок от Бога.
− Что же с тобой делали, Колетт. – с ухмылкой говорит он. – Что ты молчишь? Видимо, твой демон был слишком ласков с тобой? Не беспокойся, мы это исправим.
Во рту, пересохшем от страха – нет, не перед ним, а за брата, чувствуется отвратительный металлический привкус. Билл, у него Билл. О, создатель, пусть это будет так. Пожалуйста, пусть брат будет все еще жив.
− Билл. – сплёвывая на пол кровь, выдавливает девушка. – Он жив?
− Пока да. – говорит Хогарте. – Вы вместе искупите этот грех.
Колетт лихорадочно пытается придумать, что делать, и ее опять начинает мутить. Кажется, вот-вот вырвет, но Маллен делает глубокий вдох, пытаясь унять панику, и тошнота проходит. Итак, что же предпринять? Убедится бы, что с братом более-менее все в порядке, о большом не просит.
Он ударяет распятьем в затылок, голова Колетт с глухим тошнотворным стуком отскакивает от пола. Боль взрывается в голове, из глаз непроизвольно брызжут слезы – и все плывет перед глазами, а череп словно раскалывается надвое. Колетт не кричит, лишь безмолвно корчится от мучительной боли и ужаса. О нет… Хогарте на этом не останавливается, нанося быстрые, жестокие удары распятьем ей по ребрам, и от их силы воздух вырывается из легких. Крепко зажмурившись, Колетт пытается бороться с тошнотой и болью, бороться за спасительный глоток воздуха.
Очередной вечер, каких в последнее время было довольно много. Он не наполнен болью, кровью или оскорблениями, как пару месяцев назад. Есть слезы. Сдержать их не так просто, возможно, Колетт сама не замечает, как они текут по щекам. Она вообще ничего не замечает, лишь вновь и вновь прокручивая в голове все сцены ее избиения. Их было многим. Не все они были нанесены распятьем, но не проходило и дня, что бы ее не избивали. Впрочем, отец нашел другое название этому − «Очищение».
− Он считал, что таким способом спасет мою душу от того, что ты мог туда впустить. В первый вечер он оставил меня, избитую, без сознательную в коридоре. Но выпустил Билла. Выглядел он не лучше меня, но смог помочь. Отец… сказал, что если я призову тебя, то он узнает об этом. До того, как ты появишься, он застрелит брата, меня, потом – себя. Думаю, он вся чаще стал задумываться, что смерть – единственное, что отводит меня от тебя.
Колетт помолчала. Молчал и Каин. Он смотрел на девушку перед ним. Эта девушка была необычной, манящей. Не просто воспоминанием о прошедшей любви, а новой любовью. Самой любовью. С ней можно было забыть о проблемах, избавится от постоянных переживаний. С ней он чувствовал полноценным.
Каин однажды имел такую любовь, но потерял. Не уберег, практически своими руками уничтожил. А не так давно он чуть вновь не решился дорогого ему человека. Из-за своего прошло, опять. Ох, если бы демоны знали, какой хаос, боль и безнадежность царила в Каине, то наверняка бы сразу перестали боятся. Но его никто не видел. Каин никогда не делился своими внутренними переживаниями, да их собственно и не было. Смерть первой жены вызвала лишь опустошение, исчезновение любимой девушки – разочарование. Не в ней, в себе. Как бы не сложились обстоятельства, Колетт пережила много боли и из-за него. Из-за страха, лишь потому, что, как и он, не могла рассказать о своих переживаниях.
− Я не пыталась призвать тебя, признаюсь. Но и не сдавалась на милость судьбы. Я сбежала. Один раз – меня поймали. Не убил только из-за того, что Билл заступился, и ему досталось тоже. Но когда я сделала еще одну попытку побега… Отец решил, что больше не может сдерживать то, что находится внутри меня. Он был уверен, что внутри меня больше не душа, а демоны, которых ты туда пустил. Что они рвутся к хозяину и рано или поздно выйдут любыми путями. И он решил действовать…
− Ты. – шипит Хагерти, ее отец и вновь ударяет. Голова Колетт ударяется о деревянный пол. Хорошо, что не металлический стол. Маллен хочет громко смеяться и позвать Каина.
– Ты – демонская подстилка, оскверненная, порочная, безбожная.
Колетт хочет возразить, но не может. Она даже не могла подняться на ноги и только ползла в гостиную, судорожно, хрипло пытаясь произнести имя единственного, кто мог ей помочь, но сильные удары по спине не позволяли ей сосредоточится. Было не так больно, но от мысли, что это – ее собственный отец становилось паршиво. Она ползла, подметая пол свесившимися на лицо волосами, а отец время от времени поддавал ей ногой. Так они и добрались через гостиную к алтарю, установленному в бывшей спальне. Снова удар ногой, и Колетт пропахала носом по деревянному полу. Они были уже в комнате с алтарем. Здесь на столе, покрытом шелком с вышивкой, лежал крест. По обеим сторонам от него стояли белые свечи. За ними раскрашенные изображения Христа и его апостолов. А справа - самое ужасное место, темная пещера, где гасла любая надежда, любое сопротивление Божьей - и отцовской - воле.
О, мама, если бы ты только могла увидеть, что случилось с твоими детьми.
Отец с силой опустил тяжелую руку на затылок Колетт - за этим движением чувствовались все одиннадцать лет, что он провел, таская тяжелые камни и возя тележки по стройкам. Голова Колетт мотнулась вперед и ударилась об алтарь так, что задрожали свечи, а на лбу осталась красная отметина.
− Смерть да будет тебе избавлением. – прошептал мужчина. Хагерти наклонился вперед, и рука с ножом рванулась вниз, прочертив в воздухе сверкающую дугу. Может быть, Колетт заметила что-то краем глаза. Она успела отшатнуться, и нож по самую рукоятку вошел ей в плечо. Мужчина споткнулся о ножку стула и растянулся на полу. А когда присел, глядя на дочь, то упал вновь. Точнее, сначала раздался выстрел, а потом он упал обратно. Белиар Маллен прострелил собственному отцу голову.
Больше Колетт не сказала ничего, да и смысла не было. Это она скрывала в своих мыслях из-за всех сил, не пуская туда никого; все происходящее после Каин смог узнать из ее снов, когда ее разум был открыт. Рыцарю Ада не нравилось, что он там видел. Колетт была не просто испуганной, она была загнанной в угол; девушкой, пытающейся вырваться из всего ужаса, что происходило в ее жизни, но что-то постоянно тянуло ее туда. Кошмары, преследующие каждую ночь, страх того, что Каин сам убьет ее, а под конец – автокатастрофа. Колетт, может, и хотела справится, но сил у нее уже не было. Девушка так отчаянно хотела поделиться с кем-нибудь своими страхами.
— Как бы я хотел, чтобы твой отец был все еще жив. — сказал Каин. Колетт вскинула голову, удивленно глядя на демона. — Тогда бы я смог убить его собственными руками за все, что он натворил.
Колетт слабо хмыкает; она прекрасно знала, кем – чем – является Каин. Знала его силу, а еще – цену его любви. После смерти его первой жены он дал клятву, не так давно так зверски нарушенную: он больше не станет убивать. Колетт чувствует себя дико виноватой, поэтому сегодня даже близко не приближалась к комнате, в которой стоит фотография – единственная, которую она видела – той, другой, Колетт.