Сандор так искренне, счастливо смеялся, запрокинув голову к небу, и так был красив в это мгновение, что Санса застыла, держа его за руку и забываясь на короткое мгновение, в котором были горы вокруг, он, его смех и бесстрашно соединенные в крепком пожатии руки.
— Удачно получилось у твоей сестренки, — сказал Пёс, и глаза его смеялись, — ох и семейка. Живьем жрете друг друга. Зверинец!..
Санса не могла сказать, любит ли она своих братьев и сестру. Пожалуй, она делала все, что полагается тем, кто любит. Она писала им поздравительные письма. Присылала подарки. Желала выздоровления, если кто-то болел.
Но, сколько бы раз она ни пыталась вспомнить, каково это — любить свою семью, ей приходили на ум одни и те же картины: тело Робба после издевательств солдат Фреев, мертвая леди Кейтилин в реке, Рикон на поле между Боллтонами и одичалыми, и — как самое глубокое и шокирующее из воспоминаний — голова ее отца на стене, на которую она обязана была смотреть так долго, как велит малолетний король-изверг.
Все, что она любила, что ей нравилось и было не безразлично, все разрушали, топтали и оскверняли.
Она хотела бы любить свою семью. Только ни любви, ни семьи у нее почти не осталось.
*
Закат над Хайгарденом заливал золотом и багрянцем знаменитые плетистые розы, увивающие высокие башни почти до самых небес.
Все вокруг казалось ненастоящим, до того походило на гобелены, что изображали дам и их рыцарей, вкушающих изысканные яства на берегу пруда в эпоху настоящего рыцарства, добрых королей и нерушимых обетов. Сам замок точно отвечал закону жанра: множество изящных башенок, галерей, переходов, шпилей, огромное количество растительности вокруг и чистые, ровные полянки между каштанами, вязами и дубами.
Если забыть о том, что вскоре все благолепие, окружающее их, будет перекопано траншеями, канавами, растоптано в грязь тысячами пар копыт и уничтожено наверняка осадой, рассуждала Бриенна, глядя с высоты одной из башен вниз, то можно почувствовать себя героиней какой-нибудь баллады. Или одного из тех ужасных куртуазных романов, что так любила Маргери.
Примерно так себя Тартская Дева и чувствовала, неуверенная в том, должна она занимать место рыцаря или прекрасной дамы. К счастью, долго ей не придется играть ни одну из ролей: пора было возвращаться на исходную позицию. Ворон из Гавани от Тириона принес вести о том, что Дейенерис отправляется на Север и планирует остановиться у Перешейка, а значит, король Джон вскоре выдвинется ей навстречу.
Они вторую ночь проводили у Тиреллов, дожидаясь, пока все воины Ланнистеров не получат запасы пайка хотя бы на месяц. Бриенна не собиралась задерживаться.
Она и Джейме не говорили об этом. Он вел себя так, будто нет ничего естественнее, чем Бриенна в цветах Старков в его компании, она же просто боялась сказать, что ей придется уйти. И — как и прежде — на противоположную сторону.
Он знал это и так.
— Женщина, я знаю, о чем ты думаешь, — услышала она ночью за ухом его шепот, когда они, свернувшись вдвоем, лежали и разговаривали, — когда бы ты ни решила ехать, задумайся, стоит ли. Говоря о Старках — я ненавижу Старков, и ты знаешь это… ты веришь Джону?
— Да, — сказала Бриенна в ответ уверенно, — он человек слова.
— Не то что некоторые, правда?
— Ты никогда не лгал мне, милорд.
— Я не хочу узнать, что тебя выдали полоумной драконихе твои любимые Старки, — он прикоснулся губами к ее спине и вдохнул ее запах, — странное понятие верности у них заразно. Слишком не от мира сего. Старки! Честь, долг, что там еще было? Или это у каких-то их родственников? Все они со странностями. И одеваются безвкусно. Мрачная обстановка, унылые лица эпохи Первых Людей, заумные застольные беседы. Не приведи Неведомый, начнешь изъясняться речитативом и цитировать «Семиконечную Звезду» или «Сагу Детей Леса». Серьезно, со Старков берут начало самые нелепые истории. Помнится, однажды одна воинственная девица на службе у Кейтилин Старк желала соблюсти клятву и подрядилась доставить одного преступника в цепях в Королевскую Гавань…
— Джейме.
— Да, Веснушка?
— Заткнись.
Когда она проснулась с утра, Джейме не было рядом. Но была девочка-горничная, серебряный поднос, накрытый вышитой салфеткой (розы, единороги, выпучивший глаза кривой грифон), под которой обнаружился неожиданный подарок и приглашение посетить вечером прием у Оленны Тирелл.
Джейме опять подарил ей платье. Она задавалась мыслью, где он успел его достать. Размышляя, повертела в руках наряд. Больше всего это смахивало на гигантский чехол из очень дорогой ткани бордового оттенка. Платье, как объяснила служанка, надевалось на голое тело, что Бриенну уже смутило. Оно было чуть коротко — стоило ей чуть поднять руки, и подол задирался. Но девочка протянула второй сверток.
Проклиная себя последними словами, Бриенна смотрела на себя в зеркало, впервые фокусируясь не на своих шрамах. Пожалуй, это было очень странное платье. У него не было рукавов, талии, оно представляло собой обилие ткани, в которой, как ни странно, она не запуталась. «Огромный мешок, — думала Бриенна, не сразу находя отверстия для рук, — где такое вообще можно найти?». Штаны, которые к нему прилагались, из того же нежного материала, больше смахивали на юбку, собранные у щиколоток. Из отделки была лишь золотая лента по подолу и вдоль ворота и манжет, и Бриенна сомневалась в том, должно ли ей нравиться то, что она видит.
Еще больше смутили ее сандалии, обнажавшие ступни. Но иной обуви на ее ногу все равно найти было негде, а эти подходили практически идеально.
С другой стороны, Джейме знал толк в красоте и нарядах. Может быть, сокрушенно размышляла Бриенна, это — красиво? «Вряд ли это спасет ситуацию, — она сжала зубы и упрямо подняла подбородок, — я — не принцесса, не прекрасная дама, и пора перестать надеяться». Чувствуя себя неуютно, она набрала в грудь воздух, последний раз бросила взгляд в зеркало, и зашагала по коридору в направлении приемного зала.
Вопреки ожиданиям, в этом платье было удобно ходить. Пожалуй, она никогда не носила ничего столь длинного и удобного при этом. Можно было двигать руками, не боясь оторвать рукав, можно было потягиваться, пожалуй, учитывая эти странные штаны, даже ездить верхом. По крайней мере, она не упадет, запнувшись о подол.
Зал был полон разодетой знати. Изящные девушки, ухоженные матроны, много мнящие о себе мужчины и разодетые в пестрые костюмы юноши. Бриенна посмотрела поверх толпы, что всегда удавалось ей легко, выискивая Джейме — его не было, затем нашла Оленну Тирелл.
Хозяйка приема заметила ее тоже. Она неспешно приблизилась, одобрительно окинула Тартскую Деву взглядом.
— Неожиданно, — хмыкнула леди Оленна, кивая, — я не думала, что вы разбираетесь в моде, леди Тарт.
— Благодарю, ваша милость, — Бриенне показалось, голос ей отказывает.
— Пожалуй, некоторые дамы здесь могут быть весьма озадачены, — леди Оленна взяла Бриенну под руку, — пользуйтесь преимуществом, прежде, чем настанет день, когда ваша юность пройдет.
Бриенна сомневалась, что юность красит ее столь уж сильно. Как и в том, что выглядит подобающе. Ей казалось, на нее все смотрят, и так оно и было. И взгляды отличались от привычных. «Бедняжка, так уродлива, неудивительно, что ей пришлось превратиться в мужчину». Сейчас было что-то еще. Правая рука сжалась, неосознанно ища меч, но Верный Клятве был надежно спрятан в ее комнатах, и она чувствовала себя беззащитной.
Мысль о предстоящих светских беседах заставила ее почувствовать резь в желудке.
К тому же, она ненавидела ходить под руку с кем-либо.
— Леди Бривспоинт, леди Роуз, — Оленна Тирелл подвела Бриенну к нескольким дамам, собравшимся в кружок, — леди. Думаю, вы не знакомы с леди Бриенной Тартской, нашей гостьей?
— Леди, — Бриенна чуть поклонилась, но тут же вспомнила, что кланяться ей не следовало. Нужно было присесть. Леди Оленна уже уплыла к следующим гостям. Поддержки рядом не было.
Ну вот, началось. Дамы смотрели на нее откуда-то снизу, но казались огромными.
— Тартская Дева, я права? — сказала, наконец, старшая из них, — я слышала, вы не расстаетесь с мечом.
— Обычно нет, миледи.
— Должно быть, это ужасно, — немедленно подхватила нить разговора другая, — сражения, кровь, все это оружие. Вы не устаете от этого, леди Тарт?
Это был сложный вопрос, требующий обдумывания, но, как однажды сказал Джейме, никому на самом деле не интересна правда. Пусть они думают, что хотят, если только они вообще думают. И Бриенна ограничилась коротким ответом:
— Нет.
Дамы переглянулись и преувеличенно эмоционально хором высказали восхищение ее храбростью. Фальшь их слов была очевидна даже для Бриенны. Она терпеливо ждала продолжения допроса.
В зале было прохладно, и скользящая ткань платья холодила тело. Бриенна повела плечами. Слишком легкая одежда. Нет тяжести. Ничто так не дарит чувство безопасности, как доспехи.
— Вы были на севере, леди Тарт. Что там носят одичалые? Как вам Север?
Холодно, подумала Бриенна. И опасно. И — вам все равно не понять. Она открыла рот, чтобы хоть что-то произнести, но за спиной услышала знакомый голос с неизменной чуть смешливой интонацией:
— Дамы. Неужели нам стоило обмазаться жиром и облачиться в меха? На Севере мы делали именно так.
Возможно, она обернулась слишком быстро. Джейме Ланнистер сиял еще ярче, чем обычно. Бриенна покраснела. Он направлялся к ней, жадно оглядывая с ног до головы. Это определенно было неприлично. На мгновение Бриенне показалось, что она в зале одна. Джейме даже не ответил на два или три поклона, пока шел к ней.
Между ними состоялся короткий сокровенный обмен обоим очевидными мыслями — одними глазами, без жестов. «Мое платье только чуть-чуть темнее твоей одежды. Они подумают, что ты ухаживаешь за мной» — «А что, если так?» — «Ты невозможен» — «Я великолепен, присоединяйся».
Он улыбался. Он подал ей руку так быстро, что она сама не поняла, как приняла ее. Ткань платья легла на пол вместе с этим движением. Оба проследовали к столам, накрытым, по моде Хайгардена, не в центре зала.
— Милорд, ты смотришь на меня все время, — зашипела Бриенна, немного паникуя.
— Леди Бриенна, — негромко ответил Джейме, — если ты не перестанешь смотреть на меня, я тоже не перестану смотреть на тебя.
…В выделенной ей комнате она сбросила обувь и с выдохом облегчения упала лицом вниз на кровать. Все, кончено. Когда дверь заскрипела и раздались шаги, которые она могла бы узнать из тысячи, она застонала.
— Оставь меня в покое, я хочу отдохнуть, — пробормотала Бриенна, — это было ужасно.
— Почему?
— Платье.
— Тебе не понравилось. — в его голосе она услышала сожаление. Это заставило ее сесть на кровати и взглянуть на него.
— Мне понравилось. Оно удобное, — вынуждена она была признать, — но я в платьях… они не для таких, как я.
Джейме фыркнул, снимая туфли и поднимая ноги на кровать, чтобы опереться о стойку балдахина. Он выглядел настолько грациозно и беззаботно, как только он это умел. Бриенна отвернулась, мрачно думая о том, как выглядит она сама. Волосы, в которые она запускала руки не единожды, точно стояли дыбом.
— Ты выглядела потрясающе, — словно обращаясь к ребенку, сказал Джейме, — ты и сейчас выглядишь. Ох, женщина, — он опустил ноги и сел ближе, — как ты думаешь, почему леди Бривпоинт была злая, как гадюка? На ней вещь такого же покроя смотрелась как трактирная скатерть.
— Я в этом ничего не понимаю, — честно призналась Бриенна. Джейме усмехнулся.
— Встань. Пройдись. Посмотри в зеркало. Давай, женщина. Не трусь.
С ним было проще согласиться, чем дожидаться, пока он все равно добьется своего. С тяжелым вздохом Бриенна поплелась к зеркалу.
— Не стой. Пройдись перед ним, — объяснил Ланнистер, вертя пальцем, — покрутись.
Она протопала туда, обратно, и далеко не с первого раза до нее, наконец, дошло. Бриенна прижала ладони к лицу. Видимо, дело было в ткани: достаточно легкая, но плотная, струящаяся, она облегала ее тело до последней черточки при малейшем движении. Торчащие от холода соски точно были видны — Бриенна представила, что должны были подумать о ней дамы. Стоило ей чуть ускорить шаг, и ткань вырисовывала даже пространство между ног. А ведь Тартская Дева славилась быстрой походкой.
Бриенна свирепо уставилась на Джейме. Он улыбался во весь рот.
— Это шутка такая? Очень зря, — дрожащим от гнева голосом сказала Бриенна, — выставить меня как посмешище…
Улыбка исчезла с лица Джейме мгновенно, он выглядел как будто испуганным.
— О чем ты?
— Ты знаешь, — ей хотелось запустить в него чем-нибудь тяжелым. Джейме подошел к ней быстрее и почти силой вернул ее к зеркалу.
— Глупая женщина, — он обхватил Бриенну за плечи и зазвучал у самого уха, — ты ничего не понимаешь. С твоими ногами, дивным телом, упругой, высокой грудью и невозможными бедрами… ты их всех уделала одним своим появлением.
Бриенна едва дышала. Из-за его слов ли, или из-за низкого рокота его голоса, а может быть, из-за его рук, держащих ее в крепком захвате. Или из-за того, что левая поползла вниз, по ее бедру, сминая и задирая ткань.
— Джейме?
Он смотрел на нее из зеркала с незнакомой ухмылкой. Бриенна впервые видела себя рядом с ним, вместе, его руки на своем теле. Она была выше, но очертания ее нагого тела под платьем не оставляли никаких сомнений в ее принадлежности к женскому полу, и определенно, Джейме давал понять, что ему нравилось то, что он видел. Бриенна осознала, что именно это он демонстрировал сегодня всем в замке.
— Джейме, если ты мне друг, не надо, — выдохнула она, когда его губы коснулись ее плеча. Он с улыбкой отстранился, для того, чтобы потереться о него щекой и затуманенным взором уставиться в ее огромные глаза в отражении.
— Почему? — мягко спросил он, — потому что ты не хочешь? Или потому что ты упрямо отказываешься видеть, что я желаю тебя одну?
Джейме встал между ней и зеркалом, притянул к себе ее лицо — блеснули зеленым пожаром прищуренные глаза — и Бриенна замерла, понимая, что чувство озноба в ее сердце, которое распространяет волны по телу, он может почувствовать тоже.
Звуки музыки из сада доносились снизу, но она слышала только дыхание Джейме, затаившиеся вдохи и выдохи, складывающиеся в неповторимую мелодию вместе с ее собственными. Они приближались друг к другу медленно. И Джейме улыбнулся перед тем, как их губы соприкоснулись.
Это был ее первый поцелуй. Тот-самый-мужчина целовал ее. Размыкая губы и соприкасаясь ими едва-едва с ее, он осторожно привлекал женщину ближе, обнимая крепче. Бриенна боялась открывать глаза, но когда открыла — не смогла перестать смотреть на Джейме. Он был прекрасен. То, как он прижал языком ее верхнюю губу, обхватив ее затылок нетерпеливыми сильными пальцами, заставило ее колени ослабнуть. Это длилось, длилось — постепенно ускоряющиеся движения губ, языка, его дыхание со вкусом каких-то сладостей и вина, прикосновения, твердость его широкой груди и сумрак в комнате. Она тонула. Она летела.