— Если я буду с тобой этой ночью, ты со своими людьми выйдешь со мной на поле против драконов? — на одном дыхании выговорила Бриенна.
Тормунд отскочил от нее, как ошпаренный. Глаза его были распахнуты широко, он утер рот, сжал руки в кулаки, словно не в силах вымолвить и слова.
-Значит, так южане делают всегда? — прорычал он низко, скривившись, — как с сестрой Джона было — так всегда?
Он встал на ноги, отвернулся, отдышался, затем вдруг опустился снова на колени рядом с ней, протянул руки к ней — и стал осторожно застегивать крючки обратно. Густые брови были сведены к переносице, глаза смотрели строго, но с сочувствием.
— Послушай меня. Посмотри на меня, — он взял ее лицо в ладони, но это был жест скорее семейный, — никогда так не делай. Что бы ни было раньше. Как бы к тебе ни относились. Чего бы ни требовали. Если Джон только приоткроет ворота на пядь, я и мои люди, мы все, конечно же, пойдем за тех, кто был нашими Зимними Братьями.
Он обнял ее, прижал к груди, гладил по волосам.
— Ты очень дорога моему сердцу, Бриенна, — ее имя звучало в его устах непривычно, он произносил его с ударением на каждом слоге, — и ты моя Зимняя Сестра. Я тому хрен по корень обглодаю, кто тебя обидит. Так живет Вольный Народ. Ты тоже его часть для нас. Поняла?
Она закивала. Собственное падение еще никогда не казалось ей настолько глубоким.
— Молоденькая еще ты совсем, — вздохнул Тормунд, поцокал языком, поднял ее на ноги, — поганый у вас народец, Бриенна. Да и ты не лучших видала. Так вот не думай, что все люди таковы.
«Что я делала только что. Что я готова была сделать. Еще одно мертвое „никогда“, которое я нарушила. Правда такова, что есть люди — и есть чувства, ради которых в какую-то секунду мы готовы на всё, на любую глупость и низость», подумала Бриенна. Она не сразу сообразил, что Тормунд ведет ее на кухни. Там он сел напротив, разлил вина по деревянным кружкам, потом сложил руки на столе и внимательно посмотрел на нее.
— А теперь, Тартская Дева, рассказывай с самого начала свою историю.
*
Все битвы похожи для него друг на друга, и все различны. Джейме любит себя в бою. По-настоящему, не напоказ. Любит свой страх, свою ярость, любит злость и хитрость, любит чувствовать собственную силу, и даже любит иногда чувствовать натиск противника — если знает, что может противостоять ему и победить.
Дотракийцы, как и ожидалось, напирали без построения, соблюдать очередность кхалы не могли: стоило им оказаться верхом, они забывали о дисциплине.
Это спасло немало Ланнистерских солдат. Схватка не продлилась дольше получаса.
— Это странно, — тяжело дыша, нашел лорда-командующего сир Аддам, — может, Мормонт сегодня пошлет еще кого-то?
— Хочет измотать нас дотракийцами, — заметил Джейме.
Не прошло двадцати минут, как налетела следующая волна. Снова дотракийцы.
— Берегите лошадей! — кричали со всех сторон, — встречайте их в лесу! Рассредоточиться!
Так продолжалось еще несколько часов. Джейме потерял счет времени. Он упорно снова и снова вставал в строй, но последнюю атаку пропустил — их действительно измотали. Затем напор прекратился, и воины едва нашли в себе силы вернуться в лагерь на ночлег. С ног валились все. Удивительно, но здесь, весной, без снега, лютого мороза и безмолвных белых теней Иных, сражаться столько часов подряд было невозможно.
«Как же мы пережили Зиму и победили ее?», раз за разом удивлялся лорд-командующий Ланнистер. Судя по лицам многих, эта же мысль приходила и к ним.
— Мы потеряли сто тридцать одного, — сообщил с каменным лицом Хоупсворд, неприязненно сплевывая в сторону Винтерфелла, — если завтра повторится такая же картина, потеряем вдвое больше.
Джейме проклял про себя все племя Старков. Медлительное и осторожное. И безоговорочно преданное своим присягам и клятвам, даже когда становится очевидно, что ничего хорошего это не принесет никому. Старший Лев таким не был. Он хорошо запомнил и применял поговорку отца: «Война — это обман». И до сих пор ему удавалось выигрывать и выживать. Он соврал Дейенерис о численности своих армий — это было не внове. Но также он соврал о количестве поддержки Джону: Хайгарден все еще не нарушал свой объявленный нейтралитет.
Вечером взгляд Джейме обращался к стенам Винтерфелла все чаще. Но ворота не открылись, а на стенах — как ему показалось, что-то мелькало, — нельзя было никого разглядеть. «Джон Сноу, ну не будь идиотом, — ругался Джейме, — пара тысяч твоих людей, и у нас будет шанс!». Ему не хотелось думать о том, насколько шанс был мал. Они все еще не столкнулись с Безупречными.
Бледный паренек-оруженосец, который принес прибывшее письмо, смотрел на своего лорда с надеждой. Джейме, развернув и прочитав послание, сжал зубы и выдохнул. Сир Аддам, Кракехоллы, Хоупсворды — все они смотрели на него внимательно, и все напряглись, когда он скомкал единственной рукой лист бумаги. Затем произнес бесцветно:
— Лорас не придет.
*
— Это от Арьи. Долина не поможет, — Джон вздохнул, оперся о стол в своем кабинете, побарабанил пальцами по поверхности, — следовало отправить тебя. В тот раз удалось.
— От Лианны получили известия? — спросила Санса.
— Сто человек. Послезавтра. Я знаю, что этого мало. Но достаточно, если мы останемся в стенах крепости и не примем участия в битве.
Они не смотрели друг на друга, но думали об одном и том же. Джон принял единственное верное — с его информированностью — решение, заняв нейтральную позицию. Санса задумалась, не следовало ли рассказать ему обо всем плетущемся заговоре против Дейенерис, но отказалась от этой мысли. Он был слишком благороден для того, чтобы поддержать идею.
— Львы сражались за нас Зимой, — нарушила молчание Санса, — а она нет.
Внезапно Джон вскинул голову, глаза его горели, словно уголья.
— Если тебя не затруднит, я бы просил тебе удалиться, — не своим голосом произнес он.
Санса не стала медлить. Она присела в поклоне и вышла, оставив своего брата одного.
В коридоре она на мгновение прислонилась к стене. От противоположной отделилась тень, Санса взмахнула рукой, и Сандор подхватил ее под грудью, понимая без слов ее состояние. Санса не спала почти трое суток. Она готова была бы пить маковый отвар, чтобы по-настоящему забыться. Но ей требовалось сохранять ясный ум — насколько он мог быть таковым после нескольких дней без сна и в переживаниях.
На Джона давить было уже опасно. Тирион не мог помочь ничем, кроме слов. Хайгарден не отвечал на ее послания, а Риверран был окончательно разорен. Она видела карту Вестероса со вспыхивающими и гаснущими огоньками на ней каждый раз, когда закрывала глаза.
В один из этих раз она все-таки заснула, провалившись в темноту без снов.
Разбудил Сансу звук тревоги. Клигана не было рядом. Она даже не взглянула в зеркало, не остановилась, чтобы умыться, бегом направляясь наверх. На стены Винтерфелла.
Рассвет только-только разорвал кромешную тьму ночи, но бой уже кипел, и гораздо ближе, чем накануне. Санса сглотнула, не в силах заспанными и все еще болящими глазами рассмотреть в деталях происходящее.
Ланнистеры разделились на две группы: большая часть теснила Безупречных к тракту, где располагался их лагерь, меньшая добивала дотракийцев почти у ворот Винтерфелла. Одновременно, дотракийцы прибывали окольными путями, вылетая группами и поодиночке едва ли не из всех подряд кустов и рощиц в некоторое отдалении. Там Санса разглядела еще группу воинов со львами на знаменах — самую небольшую.
Джон был на смотровой башне, когда Санса, наконец, нашла его. За его спиной Тормунд держал за локти Бриенну Тарт. Она что-то быстро говорила, лицо ее выражало крайнее страдание. Джон в ее сторону не смотрел. Заметив леди Старк, Бриенна замолчала, опустив голову.
— Оставим это, — резко бросил Джон, также увидев сестру.
— Что случилось, леди Бриенна? — Санса подошла к воительнице, минуя своего короля.
— Санса, — предостерегающе зазвучал Джон. Она резко обернулась. Волосы она распустила вечером и с утра не успела заплести или хотя бы собрать их. Ветер трепал их, оборачивая вокруг шеи и бросая в лицо.
— Открой ворота, Джон. Видят Старые и Новые Боги, у меня больше причин ненавидеть Ланнистеров, чем у всех собравшихся. Но сейчас нам нужно…
— Спустись к себе.
— Открой ворота!
— Я сказал, твое место не здесь! — повысил голос король Севера, рявкнув на нее коротким волчьим рыком. На мгновение Сансе показалось, что ее собственный отец, Эддард Старк, восстал из мертвых, так был Джон на него похож.
Как пояснил ей Тормунд, когда Джон отошел дальше от собравшихся, леди Бриенна пришла умолять короля Джона о том же, а когда он отказал, просила отдать ее драконьей королеве в обмен на прекращение боя. Санса опустила плечи, невольно сочувствуя леди-рыцарю.
Ее заинтересованность в сохраняющем силу доме Ланнистеров была основана на прагматичном подходе. Тартская Дева имела личные мотивы.
Ланнистеры едва держали Безупречных с востока, дотракийцы разбегались, тем не менее, с западной стороны. Но маленькая группа была разбита, и леди Старк обернулась, когда Бриенна издала неясное горестное восклицание. Только что она рвалась из рук Тормунда, который сжимал зубы, не улыбаясь, но мрачно глазея на происходящее. Одичалый вздохнул, придерживая ее за плечи, как будто разом помертвевшую.
Санса поняла. На землю упало личное знамя Джейме Ланнистера. Она прикусила губу, отвернулась, пряча горькие злые слезы. Леди писала Тириону каждый день. Как она сообщит ему о смерти брата? Или еще хуже, о пленении? «Лучше бы ему быть мертвым, — подумала она, — чем попасть в руки Дейенерис живым». Дрожь пробежала по ее телу. Рамси. Она помнила слишком хорошо, что такое каждодневная пытка.
Стены Винтерфелла были в этот час многолюдны. Постепенно, один за другим, северные лорды, вожди Вольного Народа, все переводили взоры на Джона. Санса ничем не выдала своего волнения. Сложив руки перед собой, она ждала. На ладонях от ногтей появились кровоточащие лунки. Она закрыла глаза.
Джон, рискни. Поодиночке нам не выжить, она расправится с нами в наших норах. И рано или поздно очередь дойдет до тебя.
Внезапный звук рога с дозорных башен заставил Сансу и остальных наблюдателей встревожиться. С востока, огибая становище Ланнистеров, к месту сражения с Безупречными летели, выбивая пыль и заставляя землю содрогаться, сотни, уже тысячи всадников. Лорды переглядывались, пытаясь рассмотреть знамена, но это едва было возможно. Один из всадников отделился от основного потока. Маленькая фигурка гарцевала там, где только что пали последние знамена Ланнистеров, а вокруг копыт лошади вился лютоволк.
— Это Арья! — Санса схватила Джона за руку, — но как же отказ Долины? Кто с ней?
— Это не рыцари Долины, — Джон закрыл глаза и выдохнул, затем счастливая улыбка осветила его лицо.
— Сколько их? Кто это? Джон!
— Отец! — услышала Санса голос Бриенны, потрясенно созерцающей происходящее. Джон повернулся к тем, кто ждал в стенах, внизу.
— К оружию! Готовиться! Открывайте ворота!
========== Вольны выживать ==========
«Милая моя Санса! Каждое мое утро начинается с ожидания твоего письма, каждый вечер заканчивается с тем, что я выучиваю его наизусть…». Тирион сгреб со стола все, что там лежало — насколько хватило длины его рук, запустил пальцы в волосы и зарычал. Искаженный звук львиного рева.
Он погряз в переписке со всем Вестеросом.
Два дня никаких новостей от Сансы Старк. Три дня без писем от армии Ланнистеров, зато дюжина противоречивых посланий от Дейенерис и два — от Мормонта: в первом он сообщал, что намерен срочно вернуться в столицу, во втором сообщал, что туда должна вернуться королева. Оба письма не были датированы и прибыли в один день.
— Как можно кого-нибудь свергнуть с такими правителями и сообщниками? — пробормотал Ланнистер себе под нос.
Единственный, кто был точен в постановке дат (а также никому не интересных координат), так это Аша Грейджой. Но она ничего интересного или полезного не писала, кроме того, что давала ему забавные прозвища и придумывала милые комплименты. «Полулюбимому Полумужу», например, — это письмо (с требованием денег на новые паруса для «Морской Суки») Тирион сохранил для потомков, если они когда-нибудь появятся.
Тирион перечитал последнее письмо Джейме. Брат писал его накануне встречи с королевой у Винтерфелла, и с тех пор вестей от него не приходило. Оно было похоже на Джейме, это письмо: длинное, написанное частями, начинающееся так, словно они оборвали важный разговор на минуту, а затем продолжили его с последнего слова. Тирион несколько раз откладывал его, не в силах дочитать: это было тяжело, и он не мог сказать, почему.
«Дорогой брат! Хорошо, что наш отец этого не увидел. Мы стоим на проклятущем Севере у проклятущего Винтерфелла. Нужно ли мне описывать все, что я вижу? Сколько лет прошло с того нашего визита? Джон хорошо следит за состоянием оборонных сооружений, но в остальном это все еще самое унылое место из всех на земле». Тирион улыбнулся, пробегая глазами строго вычерченные таблицы расположения частей. Ага, вот оно: «Марбранд-старший считает, в лучшем случае мы отбросим их к Перешейку. Это если с Добрым Джоном». Дальше шли зачеркнутые строчки, и, наконец, твердый нажим возобновлялся: «Если что, то самое, приключится (слова после „если“ были зачеркнуты), у меня будет просьба. Не надо крипты. Зимой мы не хоронили мертвых, и я (снова было зачеркнуто, скорее даже закрашено). Вдовий Плач отдай ей».
Пожалуй, дела шли не так радужно, как планировалось, раз уж даже Джейме задумался о своих похоронах. Тирион сморгнул и выдохнул, когда дошел до последних строк. «Знай, что я действительно сделал всё, что мог. Люблю, помню, прощаю. Твой Д.».
Письмо Лораса Тирелла выглядело так, словно его кто-то наполовину прожевал и переварил, но на полпути передумал и отхаркнул. Лорасу, по мнению Тириона, следовало обратиться к мейстеру, а лучше к какому-нибудь жрецу-мозгоправу. Сумбурное, лишенное всякой логики послание сообщало, что леди Оленна болеет особо коварной простудой, а потому ее внук считает нужным — дальше шли неразборчивые каракули — оставаться в Просторе с армией. Каким образом армия могла спасти престарелую Розу от простуды, не сообщалось.
Знать, еще не решившая, чью сторону в мятеже принять, попряталась по замкам. Напуганные возможными голодными временами, дворяне только усугубляли ситуацию, закрывшись от своих крестьян за каменными стенами. Близнецы были разграблены. Переправа стала приютом сразу нескольких полуразбойничьих банд, меняющих знамена так же часто, как и предводителей. Талли появились в Королевской Гавани, как побитые собаки, перепуганные и умоляющие королеву о снисхождении, отрекающиеся от всякого родства с кем бы то ни было со стороны повстанцев.