Бронн не сразу рассказал о том, как именно закончила свои дни Серсея; Джейме не спрашивал, но однажды, будучи в подпитии, Черноводный сам не выдержал. Его распирало от желания поделиться. Джейме с трудом выдержал несколько предложений, начиная с «Это надо кем быть, чтобы за пять ударов такую шейку не перерубить». Лучше бы он убил ее сам, мелькнула тогда тяжелая мысль. Задушил бы собственными руками — Джейме мог, были минуты, когда он едва сдерживался, чтобы не сделать этого. Не меньше его потрясло то, что Бриенна присутствовала на казни Серсеи и лишилась чувств.
«Она не сказала мне», — Джейме не знал, радоваться ли ему или огорчаться скрытности Тартской Девы. Если бы не письмо Сансы Старк — еще нужно было выяснить, чем он заслужил такое внимание девушки, Джейме Ланнистер нескоро бы узнал о том, какие испытания перенесла по его вине Бриенна. Дейенерис ей угрожала. Он стиснул зубы. Она звала ее шлюхой. Звала тогда, когда Бриенна даже не целовалась ни разу в жизни. Джейме мотнул головой. Ярость и ненависть нужно запасти для битвы.
Победить или умереть за любимую женщину. Всего пару лет назад он обрывал себя на мысли, что влюбился в Бриенну Тарт. Он говорил себе, что никогда не мечтал о ком-то вроде нее. Потом говорил, что не может тосковать по ней, как по возлюбленной, что это привычка, дружба, влечение, постылое одиночество — что угодно, только не любовь. Но время расставляло все по местам, как бы Джейме ни хотелось считать себя все тем же семнадцатилетним юношей, каким он был когда-то. Тогда Серсея могла заменить ему всех женщин мира и стать любой из них в его фантазиях. Но Бриенну заменить было некем. Тартская Дева была единственной в своем роде. Единственной в его сердце.
И вот теперь он согласился участвовать в сомнительном восстании, организованном братцем-перебежчиком, только ради нее.
Джейме Ланнистер смотрел на ворота Винтерфелла, на его стены, на то, как разворачиваются под окрики на валирийском Безупречные, как гортанно что-то выкликают дотракийские кхалы. Первые являли пример бесподобной, неповторимой дисциплины, у вторых уже, кажется, возникали свары между соседствующими отрядами. Армия Дейенерис была весьма разношерстной.
— Расходимся, — приказал Джейме, — резерв — Кракехолл. Марбранд, возьми передний фланг. Я зайду слева. Кто пойдет справа?
— Они не пустят все силы сразу, — заметил Марбранд, — и их в три раза больше, чем нас.
— Старки должны встать на нашу сторону, — упрямо покачал головой Джейме, — Джон не дурак.
— Если ты так думаешь, то я тоже надеюсь на это, — проворчал сир Аддам.
Джейме медленно выдохнул. Вновь взглянул на стены Винтерфелла.
Она должна быть где-то там. Почти наверняка, высматривает его. Или упрашивает Джона открыть ворота. Уговаривает одичалых присоединиться к Ланнистерам. Уговаривает Старков. Может быть, плачет одна в каком-нибудь укромном уголке. Но Джейме хотелось представлять ее на стенах, с полными непролитых слез голубыми глазами, которые так часто являлись ему во снах. Он замурчал под нос мелодию, на которую сами собой ложились строчки. Пожалуй, стоит, наконец, вспомнить дела юности и записать все те стихи и песенки, которые сложились сами собой за последние годы. Если они выживут…
«Мы должны выжить, — он качнулся в стременах, проверяя последний раз посадку седла, — я должен». Они пережили слишком многое, чтобы просто так пасть от рук каких-то рабов и кочевников из-за Моря.
— Дерьмо гребанного Неведомого! — ругнулся Бронн, хлопая Джейме по плечу, — глянь-ка. Она высылает вперед своих кхалов.
— Командует всем Мормонт. Он знает, что мы на открытой местности не так подвижны и быстры. Для дотракийцев это самая выгодная площадка боя, у них преимущество, — Джейме свистнул Идрику — сигналь! Они будут нас изматывать. Отходите к узким пространствам, ближе к лесу!
Оглянувшись на своих воинов, он сжал пальцы на мече.
«Ты славно потрудишься сегодня, Вдовий Плач».
*
…Иные были воинами. Как бы ни казались они страшны поначалу, через два месяца боев Джейме Ланнистер понял, что их поведение предсказуемо, так или иначе. Их можно было понять. А противник, которого можно понять, всегда уязвим, в той или иной степени.
Это воодушевляло.
Главным оружием, кроме драконьего стекла, валирийской стали и большего опыта выживания у Вольного Народа, был огонь. И сплоченность. Через полгода практически ежедневных боев Джон Сноу устал объяснять всем соратникам в Зимнем Братстве, как важно отринуть принадлежность к народам, кланам или сословиям.
Он сломал свои волчьи зубы о львиное племя.
Ланнистеры никогда не могли переступить через гордость. Падая на колени, они делали это ради выживания, но поднимаясь, не упускали случая отомстить за унижение. Джейме столько раз водил войска, попадая в западни и даже в плен, что для него не составило труда согласиться с доводами Бриенны: Старки лучше знали, как жить на Севере. Но еще лучше это знали одичалые.
Вольный Народ пленил сердце Джейме Ланнистера не сразу. Они были свободны, разумны и сильны. Они не нуждались в господах, чтобы нести за себя ответственность, а понятие «служить» им было неизвестно. И они подвергали осмысленной критике все, что относилось к обитателям мира к югу от Стены. Джейме, как и любой Ланнистер, критику переносил с трудом, даже обоснованную.
Постоянно отирающийся возле Бриенны Тормунд после того, как извинился за попытку похищения, предпринимал попытки ухаживания в среднем трижды за день. И не уставал. Джейме ревновал, злился, планировал страшные кары, но — и вынужден был учиться. Великанья Смерть знал что-то такое о женщинах-воительницах, чего Джейме при всем желании узнать не мог бы.
Хотя несколько раз они были на грани драки. Бронн подзуживал Подрика собрать ставки: кто из претендентов на пространство между ног Тартской Девы убьет другого. Джейме хотел набить морду и Бронну тоже. Бриенна считала, что весь этот фарс — сплошное издевательство, и проводила дни одна, мрачная, злая и недружелюбная.
Но когда прошло какое-то время, Джейме научился терпеть общество Тормунда. Это удавалось не всегда. Тормунд говорил о Бриенне. Много. Часто. Постоянно. Джейме признал Бриенну «своей женщиной» перед Вольным Народом, и было бы странно позволять другим мужчинам говорить о ней, пусть и сколь угодно хорошие вещи.
— Сейчас у меня две жены, — делился Тормунд, — одна умерла. Женщины мной всегда были довольны. Даже одна ваша южная леди как-то приглашала к себе, — в голосе дикаря послышалась гордость, — ей хотелось от меня сыновей, но пришлось отказать: там меня все называли «милорд», и было слишком много дурацких правил.
— Две жены? И они не ссорятся? — не смог удержаться Джейме от вопроса. Тормунд пожал плечами:
— Как меня это касается, ха? Если одна из них побьет другую, я поколочу ту, которая начала первая, но до этого не доходит. Они мирно живут. Всего у нас хватает. Хватало, — он помрачнел.
— Но тебе твоих двух жен не хватает, — Ланнистер сдвинул брови, посмотрел Тормунду прямо в глаза, — иначе зачем тебе было воровать еще женщину?
Рыжий закраснелся. Джейме разозлился еще сильнее, заметив, что одичалый и краснеет как Бриенна, резко и ярко.
— Слушай, если ты будешь идти по дороге, и на обочине увидишь, не знаю, мешок с сокровищами — хотя у вас на юге сокровища разные тоже… — в общем, если ты увидишь что-то дорогое, даже бесценное, и такое прекрасное, и покажется, что оно никому не нужное… ничьё…
Бриенна не чья-то, хотел крикнуть Джейме. Она своя собственная. И вот это вдруг и стало главной болью.
— Я имею в виду, никогда не знаешь, что ищешь, пока не найдешь, — выдохнул Тормунд, наконец, довольный формулировкой, — и иногда оказывается, что кто-то успел это самое найти до тебя.
«Эти сокровища мои. Эта женщина моя. Я нашел ее. Я не отдам ее никому». Это глупо, когда мир вот-вот падет под натиском Ночи и мрака, но Джейме с того вечера усаживал Бриенну всегда справа от себя, когда они ели, как леди-жену. Это смешно, он ведь не мальчик, а это не игра в «кастеляне и крестьяне». А затем с легкой руки сира Аддама Бриенна превращается из «Красотки» в «нашу леди» для всего Ланнистерского общества за Стеной, и начинает казаться, что играют они все.
Примерно тогда же Джона Сноу начинают величать королем Севера, причем и южане тоже. Зима проходит в зализывании ран, получении новых и разговорах.
Настал день, когда с юга пришли новости о Серсее, вступившей в схватку с королевой драконов. Джейме даже не сразу отреагировал на имя сестры. Она, весь Юг, интриги королевского двора, все это было слишком далеко, в другой жизни. Джейме смотрел назад, словно на жизнь, прожитую кем-то другим. Другой мужчина был лордом, рыцарем, любовником Львицы, сыном Тайвина Ланнистера. В настоящем был воин Джейме; он сражался, пел у костра, спал под мехами, обнимая единственную женщину, которая была ему нужна. С прошлым попрощались все.
И в последнюю схватку с Иными, сплоченное Зимнее Братство стояло насмерть.
— Не поздно повернуть назад, женщина, — сказал Джейме, обращаясь к Бриенне. Она фыркнула, оскалившись самым отвратительным образом.
Я люблю эту злобную гримасу на ее изуродованном лице. Веснушки на сломанном носу. Глаза, в которых утонут Семь Королевств, и останется еще место для семисот семидесяти семи королевств, с королями, рыцарями и крестьянами. Если бы было возможно отговорить ее, остановить, спасти, но — и это тоже было ее частью, которую так любил Джейме, знаменитое упрямство.
По очереди здоровались и прощались те, что давно не виделись. Воины занимали последние минуты перед боем всем, чтобы только не поддаться страху, не ослабнуть.
— Ланнистер.
— Клиган, — они пожали друг другу руки. Пёс раскрасил лицо на манер восточных теннов. В глубине души Джейме всегда знал, что он склонен привлекать излишнее внимание к своей и без того запоминающейся внешности.
Джейме заметил на том ворохе меха и кожи, что был обернут вокруг Клигана, крошечную деталь. Платок с вышивкой. Лишь отметил эту деталь, не вдумываясь, не желая знать, при каких обстоятельствах Пёс получил такой подарок и от кого — это было неважно.
Но кто-то ждал его назад. Кому-то он был нужен живым.
— Как оно, Клиган? — спросил Джейме шутливо. Пёс осклабился и провел ребром ладони по горлу:
— Да как-то херовато.
Они были готовы. Они готовились каждый день, каждую минуту. Остались лучшие из лучших. Сосредоточенные, прекрасные, гордые лица. Лица идущих на смерть. Шрамы, переломы, швы, раны, синяки. Клинки, копья, стрелы, кожа. Пар, вырывающийся изо ртов. Последние из лошадей, которых еще не съели, которые не умерли от голода и холода. Лай собак со стоянки Вольного Народа.
Воины Зимнего Братства, люди без прошлого, стояли против смерти, не надеясь на будущее.
Джейме был один из них. Справа стояла Тартская Дева. Слева Бронн Черноводный. Сзади был Аддам. Где-то за правым плечом — Подрик Пейн, несколько теннов, трое или четверо копьеносиц…
В четверти мили от них стояли Иные. Было мгновение, когда каждый готов был прогнуться, уйти, показать спину, дрогнуть. И конечно, был Джон. Джон, видевший свою собственную смерть. Джон Сноу, поднявший меч и закричавший, срывая голос в морозном воздухе:
— Ночь собирается! И начинается мой дозор! Он не окончится…
— До самой моей смерти! — грохнули ряды.
— Поцелуй на прощание, — повернулся Джейме к Бриенне с улыбкой.
Светлый взгляд, наполненный небом вечного лета, обратился к нему. Ее рука скользнула по его левому запястью. Связь была крепка, как никогда прежде. Бриенна подняла к своим губам его руку, коснулась поцелуем сначала рукояти Вдовьего Плача, потом поднялась к его пальцам, стертым, в мозолях и порезах, разбитым костяшкам. Джейме внутренне благодарил всех богов за то, что не успел еще надеть перчатку.
— Благодарю, миледи.
Ее чистый взор сказал все, что она не посмела произнести вслух.
И раздался звук рога. Три сигнала к атаке.
*
Бриенна не сразу подняла глаза, когда над ней нависла чья-то фигура. В нише, где она уселась полировать свой меч, было достаточно уютно, а вокруг царил полумрак. Лишь в конце коридора горел один факел — оттуда можно было пройти к тренировочным дворам.
— А я тебе везде искал, красавица.
Она не отреагировала, и Тормунд, скрестив ноги, сел на пол рядом с ней. Она видела край его бороды. Одичалый отказывался ее укорачивать, но иногда стал заплетать и расчесывать, и одежда на нем теперь была лучше, чем прежде.
— Стоит твой мужчина того, чтобы так убиваться? — мягко спросил одичалый. Бриенна не отреагировала. Она слишком устала от разговоров. Она слишком устала быть бесполезной. И устала смотреть на то, как Джейме Ланнистер раз за разом слабеет под натиском бесчисленных войск Дейенерис.
— Я не понимаю вас, южан, — продолжил Тормунд без обычной ухмылки в интонациях, — в чем разница, драконы у тебя нарисованы на щитах или волки? Да хоть дырка в заднице, лишь бы щит покрепче был, как по мне.
Он сделал паузу, давая возможность Бриенне высказаться, но она молчала, не глядя на него.
— Вот подумай, моих людей здесь с полторы тысячи. Мы бы их порубили за раз, только зайди они в лес. Только кто нас туда отправит.
Она молчала.
— Я говорил Джону, что эта беловолосая ему не пара. Она мне нравилась сначала. Но…
— Оставь меня, пожалуйста.
— Ты его до дыр протрешь, — его рука легла на Верный Клятве, и Бриенна дернулась в сторону, уводя меч из-под его прикосновений.
Тормунд сел на корточки рядом с ней. Она чувствовала на себе его пристальный, внимательный взгляд. Он покачал головой, приподнялся было, чтобы уходить, и в эту минуту она удержала его за рукав и притянула к себе.
Это было чистое отчаяние. Непослушными пальцами, по-прежнему не глядя на мужчину, она расстегнула два верхних крючка на кожаном жилете, вытянула рубашку из штанов. Звук его дыхания приблизился, слышно стало, как он сглатывает. Большая рука оказалась на ее плече, на груди, Бриенна заставила себя усилием воли не податься в сторону от него. В четыре руки снимать одежду было удобнее. Его грудь вздымалась перед ее носом, когда он опустил ладонь в ворот ее рубашки, коснулся ее груди кончиками пальцев. Его ремень плохо поддавался: пряжка была слишком тяжелая.
— Если я… я буду с тобой этой ночью… — она по-прежнему не поднимала глаз, — ты… ты не…
Он понял по-своему.
— Я не осужу тебя. Я понимаю.
Его руки были так сильны, когда он приподнял ее, чтобы легче было снять штаны. Бриенна закрыла глаза. На мгновение ей захотелось никогда не знать Джейме Ланнистера. Тогда она могла бы по-настоящему быть в этом моменте и наслаждаться им, она знала. Чувствовать удовольствие от крепких, мощных рук, шарящих по ее телу, сжимающих ее бедра. Радоваться прикосновению его жаркого рта к коже.