========== Вступление. Шаги по песку ==========
Розовое покрывало с сеточкой сиротливо приютилось в углу комнаты. Эвента, морщась, примеряла походное — оливковое. Кое-где оно было в заплатках. Не совсем то, в чем принято отправляться к жениху, но выбрано не случайно. Чтоб не жалко: ехать далеко, через полупустыню, ветер и песок непременно испортят ткань. Розовое придется оставить, наверное… если бы это было самое страшное в ее положении.
— А вы бы стали жить с дикарем? — кусая мокрые губы, жалобно спросила девушка.
— Брак предписан Всевышним, — увещевала Эвенту тетушка, качая головой и похлопывая по седельным сумкам, с немудреным скарбом племянницы.
— Меня продают как ишака! Брак тут ни при чем, — горестно воскликнула девушка. Тетка возвела глаза к небу.
— Меня тоже продали в свое время, за приданое и земли. Такова судьба женщин.
Эвента упрямо отвернулась.
С одной стороны, она была круглой сиротой в свои двадцать три, и женихи не толпились у ее дверей и окон. Никому не было интересно жениться на племяннице земледельца, у которого самого были дочери, и им в приданое готовились волы, коровы, отары овец. А что было у Эвенты? Наследство, оставленное родителями, и без того небогатое, давным-давно перекочевало в лапы ростовщиков, в кузницу, где ее брат закупал оружие и доспехи, а дядя — чинил косы и плуги.
В Таворе Эвента могла рассчитывать на скромное положение одной из нескольких жен какого-нибудь немолодого вдовца из ругов или кельхитов, но кочевники заезжали сюда редко. Северянам же до соседей дела было и того меньше.
Могла она рассчитывать перейти в наложницы двоюродного брата, у сулов подобное не слишком осуждалось. Только он не испытывал к ней приязни, и предпочел отказаться от такой перспективы. И вот теперь тетушка, задыхаясь от восхищения, рассказывала о том, как прекрасно устроила ее судьбу, сосватав за какого-то дикаря. За афса! За одного из тех жителей предгорий, которые красят себя в разные цвета, носят кости в носу, протыкают серьгами и кольцами все части своего тела, и, помимо прочего, не против съесть своего сородича, одолев его в драке!
— Он сын торговца драгоценными камнями и тканями, дитя мое, — назидательно повторила тетушка, — он очень образован, его семья влиятельна. Они исповедуют нашу веру и живут в достатке.
— Он все равно из Афсар, — сдаваясь перед неизбежностью, всхлипнула Эвента. Тетка поморщилась. С правдой сложно было спорить.
— Что за слезы? О, девочка моя, зачем плакать! — это был дядя. Войдя на женскую половину, он, против обыкновения, не приветствовал супругу, а сразу скользнул к племяннице, — ну же, Эвентиэль! — он часто дразнил ее, увеличивая имя на загорный манер, — будь стойкой перед близостью любви.
— Но вы отдали меня дикарю! Дядя, вы видели его? Какой он?
Дядя подкрутил ус.
— Совсем не страшный. Высокий для них, чернявый.
— Тоже весь в краске, как эти?..
Дядя расхохотался.
— Нет, и он не носит татуировок и черепов на поясе. Одевается по-нашему и говорит на хине. Тетя сказала тебе правду. Это единоверцы. Они живут точно как мы.
…
Прощались с ней тепло и красиво. Тетя спешила дать последние наставления о том, как соблазнить и удержать мужчину, и не давать потачек слугам и рабам. Сестры наперебой обещали молиться и скучать. Дядя о чем-то договаривался с караванщиком, а тот на все отвечал неизменным: «Ваше повеление, господин».
Пять дней поездки пролетели, как один бесконечный душный, жаркий день. Ишаки ревели и упрямились без воды, лошади храпели и задыхались в налетающих песчаных вихрях, а у каждого колодца Эвенту встречали все более дикие жители, и все меньше ей это нравилось. Хотя руги и кельхиты, и другие остроухие жители восточного Черноземья и выглядели тут, как и везде, все же одежда их была еще более убогая и оборванная, чем в Таворе, а вот Афсар, Бигум и другие племена раздевались по мере продвижения навстречу восходящему солнцу. Вскоре приблизились сопки Синегорья и Холмы Таш, и потянулись кряжи знаменитой Красной Гряды — насыщенно-розового цвета. Как фламинго Приморья — Эвента еще помнила их. Как далеко она была от дома! И с каждым неохотным шагом осла — все дальше.
За Грядой открылся проход по каменистым пустошам, и вскоре пейзаж вновь изменился. Теперь встречались не только высохшие кусты перекати-поля, но и колючки, в которых вили гнезда стаи крохотных ткачиков, и самшитовые куцые рощицы — здесь паслись дикие ослы и козы. Стало еще жарче, и погонщики разделись, оставшись кто в набедренной повязке, а кто и вовсе без нее — прекрасно обходясь тонкой кожаной юбочкой, ничего не скрывавшей и неизвестно для чего предназначенной.
Стали встречаться, наконец, жители Тарпы — по словам того, кто взялся сопровождать Эвенту, к вечеру они уже должны были достичь поселения. В основном здесь обитали Афсар, из тех, что не слишком крепко держались за обычаи прежних времен, и мудро избегали открытого противостояния с остроухими соседями и оборотнями с севера. Как заметила сама Эвента, выглядели они, тем не менее, столь же устрашающе, как и воинственные племена.
К Тарпе приблизились уже к середине дня. Погонщики, желая сократить время поездки, не стали делать привал и прятаться от полуденного солнца под навесами, и к городу караванщики приблизились, одинаково изможденные и уставшие. Духота плавила воздух, и над землей парили дрожащие миражи. Под тяжелым ружским покрывалом Эвенте стало несладко. Сидя верхом на муле, она смотрела на мир вокруг сквозь плетеную сеточку, открывавшую окошко в ткани, и защищавшую от насекомых и пыли до какого-то предела.
Проезжая через пригород Тарпы, пожалела, что обзор столь мал. Тарпа, утонувшая в желтой и бурой пыли, стоила того, чтобы запомнить ее. Везде, куда ни кинь взгляд, сушились ковры, шерсть, крашеная шерсть, снова ковры. Везде росли оливковые деревья и финиковые пальмы. Казалось, нет клочка плодородной земли, что как мозаика, встречалась среди безжизненных песков и суглинков, который не был бы засажен густо и как будто хаотично.
Попадавшиеся по дороге встречные караваны и одинокие путники представляли собой все восточное Черноземье и Пустоши. Кого здесь только не было. Все оттенки, все языки и диалекты, все вероятные сочетания нарядов и повадок.
Тарпа тем временем предстала перед глазами утомленных путешественников. Покрикивая, они принялись разгружать вьюки и сносить во дворы. Движения их были слажены и быстры. Очевидно, товары под заказ здесь ждали давно.
Любопытные соседки выглядывали из-за камышовых занавесей, и вытягивали шеи, по самые подбородки украшенные ожерельями, лишь бы разглядеть, чем разжились подруги. Караванщики не особо пеклись о сохранности уже оплаченных товаров: вьюки кидали прямо на песок, вздымая клубы пыли.
Точно так же «разгрузили» и Эвенту. Ухватив ее поперек тела, как мешок (чему способствовало покрывало), ее перенесли в один из дворов, поставили около боковой двери. Перекинувшись с принимающей стороной двумя-тремя словами, караванщик повернулся спиной к девушке и двинулся прочь.
Эвента недолго оставалась одна. Почти сразу ее за руку потянул молодой паренек из тех, что подпирали стенку и жевали табак, и уволок по темным и узким коридорам дома в комнату приема.
На невысоком кресле восседал толстый афс, с настолько типичной внешностью торговца — одинаковый во всех краях Поднебесья типаж, — что Эвента улыбнулась, радуясь тому, что закрыта с ног до головы. Радость ее длилась недолго — торговец дал знак пареньку, и тот, нимало не смущаясь, закатал ткань покрывала наверх. Скользнул по остроухой ничего не выражающим взглядом и снова вернулся к сосредоточенному жеванию табака.
— Ну как? — спросил торговец Эвенту приветливым голосом, улыбаясь в пространство, — добрались хорошо?
— Да, спасибо за…
— Нет, не нужна, — перебил ее вежливый ответ голос из угла. Из тени явился другой афс — точная копия первого, но, надо признать, в более стройном варианте. Высокий, с черными кудрями, светлой кожей, юноша-афс смотрел на Эвенту равнодушно и немного брезгливо.
— Не нужна, — повторил он без акцента на хине, и отвернулся, — не приму.
— Сида! Отведи девушку в сторону, нам с сыном надо поговорить…
В глазах у Эвенты поплыло, и она едва не рухнула в обморок. В руки ей кто-то сунул кувшинчик с водой, и девушка жадно его опустошила. Мушки перед глазами никуда не делись, но воздух хотя бы стал проходить в легкие. Обернувшись, Эвента увидела девушку в светлом бежевом наряде кельхитки, хотя она сама, очевидно, к этому народу не принадлежала.
— Я — Сида, и я служу в этом доме, — приветливо поздоровалась девушка на срединной хине, и Эвента обрадовалась звукам знакомого языка, — ты невеста из Таворы?
— Да, — кивнула сулка. Сида грустно покачала головой.
— Какая жалость для тебя!
— Почему? Что-то случилось с женихом?
И она не удивилась, услышав и так предвиденный ответ:
— Да вот же он. Только что от тебя отказался. Что ты будешь делать теперь?
«Что со мной будут делать», мелькнуло в голове у Эвенты.
Похолодевшая от ужаса, она приготовилась ждать своей участи, когда в комнату вошел еще кто-то. Сулка не придала значения тихим шагам, звучавшим за ее спиной.
— Достопочтенный Ба приветствует гостя, — негромко прогундосил старик из своего угла. Эвенту оттеснили в сторону стены, где служанка уже изнывала от любопытства. Из-за сетки на глазах сулка не могла рассмотреть того, кто на минуту отсрочил оглашение ее судьбы. Видно было лишь то, что это крепкий, кряжистый представитель Афсар. Она могла лишь разглядеть его длинные черные космы, да вплетенные в них кости и бусины.
— Кто это? — шепотом спросила Эвента, отклонившись назад. Сида с готовностью зашептала:
— Ба Саргун, наемный охотник, воин из Таша. Пришел за деньгами. Опять.
Это о многом сказало девушке.
— Переведи, — попросила она Сиду. Сцена разворачивалась.
— Достопочтенный Ба собирается платить? — хриплый, каркающий голос охотника неприятно контрастировал с нарочито слащавыми интонациями старого торговца. Ба нахмурился, щеки его слегка задергались.
— Но разве Ба Саргун не получил своего вознаграждения в прошлом месяце?
Охотник рассмеялся. Смех совершенно не выражал веселья.
— Прошлый месяц прошел. Я принес тебе много доброго товара. Плати.
Торговец заерзал на циновке. Очевидно было, платить ему очень не хотелось, тем более, когда он только рассчитался с караванщиками. Внезапно бегающий его взгляд остановился на Эвенте, и он вскочил с места, радостно улыбаясь. Выволок сулку за руку в центр комнаты, сорвал покрывало прочь, и горделиво представил свой вариант оплаты охотнику. На лице охотника не дрогнул ни мускул, лицо же торговца озаряла глумливая ухмылка.
— Вот, смотри! — он схватил девушку за грудь, стиснул ее, подергал ее безвольной рукой, — хороший товар, ни на одном рынке не застоится! Она стоит дорого. Отдам за полцены.
— Девка мне не нужна. Я не торгую рабами, это ненадежный товар и арут.
— Посмотри на волосы! Чистый лен! Они красивые.
— Я похож на цирюльника? — в словах охотника появилось раздражение.
— Она может убрать в твоем доме и приготовить еду. У тебя есть пашня? Она может работать на пашне.
— У моей бабушки огород и две козы, и она прекрасно справляется, — в голосе Саргуна прорезалась скрываемая усмешка: ему суета торговца была понятна, — ее надо кормить, ее надо одевать.
— Посади ее в своем доме, и сможет ходить голой! Она не съест много.
— Достопочтенный господин Ба оглох? — любезно поинтересовался Саргун, — мы воины. Мы не держим скверны в доме. Собаки, грязные рабы и прочая неприкасаемая нечисть не ходит по нашей земле.
Торговец обдумал и это, очевидно, заранее. Он высунул язык и сплюнул табачную жвачку.
— Ты прав, конечно, высокородный Ба Саргун. Твой порог не переступала скверна, мы все знаем. Но это не урожденная рабыня, не нечисть. Ее прислали моему сыну в подарок, чтобы она грела его постель и рожала ему сыновей, но он не стал приближаться к ней, у него есть другая наложница. Эта теперь мне не нужна. Я могу продать ее в тупичок самхитов, или в караван, но предлагаю тебе. За полцены.
— Полцены будешь предлагать тому, кто в ней заинтересован.
— Но сейчас сколько стоит невеста?
— Невеста стоит столько, сколько и должна стоить свободная достойная женщина из чистого племени. Не путай невест и рабов.
— Сколько я там тебе должен?.. — сделал вид, что не расслышал, дядя Ба, — двадцать? Она стоит никак не меньше двадцати пяти.
— Я возьму ее, а достопочтенный Ба отдаст мне вторую половину долга через две недели, — железным тоном уверенности отчеканил Саргун, — или будет искать другого охотника.
— Ты меня разоряешь, — убитым тоном ответствовал торговец.
…
С самого начала торга Эвента надеялась на побег. Это желание крепло в ней с того момента, как Сида встретила ее на пороге дома торговца Ба. Но стоило ей увидеть своего нового хозяина, как мысль о побеге превратилась в навязчивое желание. О чем именно говорил он с торговцем, она не поняла, но общее впечатление было достаточно жутким, чтобы ее практически парализовало от страха.
На базаре Ба Саргун продал ружское покрывало. Туда же отправились платье, два ожерелья, очелье, ножные браслеты. Ноги были босы: обувь он тоже продал. Подсчитав выручку, он продал с нее и юбку. На виду у всех она осталась одета в короткую рубашку да собственный стыд. От него щипало в носу. В таком виде она не убежала бы далеко, даже если бы находилась в степи одна. Вдобавок, у одного из прилавков Ба Саргун купил веревку и привязал девушку к себе за ногу — вернейший способ показать пленнице ее статус.
С мольбой глядела Эвента в проходящих мимо сородичей, но ни один из них не повел и бровью. Они не видели ее, или не хотели видеть. А ведь она разительно отличалась от афсов.
Одежды афсов были грубы и незамысловато сшиты. Разнообразие им придавали украшения и вышивки, иногда бусы и пояса. Сначала Эвента не могла отличить одних от других, но потом заметила, что мужчины носят прически с длинными волосами. А вот женщины прятали волосы под платки и повязки, оставляющие обнаженными шеи и груди, и ничуть не смущались, если нечаянно обнажались выше пояса. Под рубашками, доходящими до колен, у них были шаровары. А ноги чаще всего оставались либо босыми, либо в сандалиях.
Отличались не только одежда, но и повадки. И женщины, и мужчины афсов, кроме тех немногих, что за пределами Тарпы учились обычаям других народов (и Эвента подозревала, не без выгоды для себя), раскрашивали кожу чем-то, и она переливалась оттенками гнилой зелени. Некоторые добавляли и другие цвета. И она, с ее светлой розовой кожей среди смуглых раскрашенных афсов была заметна, как белая овца в отаре черных. Однако афсы игнорировали сулку. Внимания ей уделяли не больше, чем любому животному, которое точно так же вели бы на веревке. Может, афсы для нее были диковинками, но она для них ничем интересным не представлялась.
Она, внимательно разглядывавшая сына торговца и уже планировавшая соблазнить его и очаровать, теперь боялась лишний раз взглянуть на того, кто вел ее, периодически подергивая. Все, на что бы ни падал ее взгляд, казалось ей страшным и отвратительным, пугающим и чуждым. Охотник был обнажен по пояс, и вся его мощная спина, а также грудь, плечи, запястья были украшены сетью татуировок. Длинные спутанные черные волосы болтались чуть ниже лопаток, оттянутые подвешенными украшениями из плоских камней, бусин и костей. Костяное же ожерелье украшало могучую шею Афса. Он был почти в полтора-два раза крупнее любого сула, хоть и не слишком высок — едва ли на ладонь выше самой девушки. А зеленая краска, неравномерно распределенная по телу, издавала странный запах, напоминающий о влажной земле на пастбище.