Наконец, брюнет распрощался с Лизой, и на прощанье она сама потянулась к нему, чтобы поцеловать в щеку. Грегори Хаус, подпирая стену коридора, был деловит, собран и мрачен. Если бы у Грега была возможность, он бы зарычал. На его территорию вторгся чужак, ростом выше шести футов. Здоровый молодой самец.
Хаус еще раз рыкнул про себя, и отправился в клинику. Он был полон злости, и намеревался добить остатки хорошего настроения общением с пациентами.
Несмотря на эти намерения, Хаусу было не суждено себя долго истязать меланхолией. Перед ним снова сидела старая негритянка с самым серьезным выражением лица.
— Маренга Джуджу, — представилась она, — они не могут меня обследовать. Порча сломала ваш прибор. Выгоните из меня духа, пока он меня не убил.
Хаус отодвинулся от королевы Вуду.
— Голоса слышали? — спросил он скептически, и помахал пальцем перед огромными глазами Маренги, — видели зеленых человечков, Христа?
— Я говорила с духами, — безапелляционно заявила Джуджу, складывая руки на коленях, — я все время с ними говорю. У вас тут порча.
Чем-то прямодушная манера гаитянки напомнила Хаусу продавцов-коробейников. Он с задумчивым видом покивал головой:
— Продолжайте, пожалуйста; я очень вас внимательно слушаю…
— Лиза, — с осторожной улыбкой перехватил Уилсон Кадди, — ты мне случайно не назовешь причину того, что происходит с Хаусом?
Кадди встрепенулась. Грегори Хаус не давал ей о себе знать уже больше суток. Это тревожило.
— А что с ним происходит?
— Он поет, он причесался, он в новых шмотках. И он был счастливым примерно тридцать минут, — перечислил Уилсон, — а потом все. Батарейка села. Ну и…
Кадди хватило одного взгляда, чтобы понять: Уилсон в курсе ее вчерашнего проигрыша. Виноват в этом мог быть только Хаус лично. Лиза криво улыбнулась, уже открыла рот, чтобы одной едкостью убить Уилсона на месте, однако в эту секунду ее планам помешал сам Грегори Хаус, постучав тростью в дверь. Одарив Уилсона убийственным взглядом, она вышла к Хаусу.
— А я за тобой пришел, вообще-то, — спокойно приветствовал он Кадди, — МРТ не работает.
— Я знаю, наладчик уже в дороге, — холодно ответила Кадди, и понизила голос, — какого черта… ты не можешь держать свою альфа-самцовую сущность и тестостерон под контролем мозга?
— Что надо от тебя мистеру Брюнету? — вопросом на вопрос ответствовал Хаус, и Лиза в удивлении взглянула ему в лицо.
За двадцать лет она узнала это лицо наизусть, и угадывала сотни его спонтанно возникающих эмоций. Сейчас Хаус был исполнен мрачной решимости. Кадди закатила глаза.
— Не твое дело. У тебя разве не остался тридцать один час в клинике, чтобы проявлять природное любопытство?
Грегори Хаус считал себя рациональной личностью. Ровно до того момента, как схватил Кадди за руку чуть выше запястья, и притянул к себе. Лиза смотрела в его глаза без страха, скорее, с любопытством: они были темны, как предгрозовое небо.
Хаус разжал руку, и администратор Принстон Плейсборо кисло усмехнулась. Не сводя с Хауса угрожающего взгляда так долго, как это было возможно, Кадди удалилась. Сама не осознавая этого, шла она чуть медленнее, чем всегда — осторожной походкой крадущейся хищницы. Хаус сжал губы, и взмолился, чтобы она свернула в другое крыло до того, как вся больница заметит, как тесны стали вдруг главному диагносту его черные джинсы.
Остаток дня Хаус был погружен в глубокие раздумья.
Форман, крадучись, вышел из реанимации, где до этого мирно болтал с пациентом, спасенным от асцита и сепсиса. Вынув мобильный телефон, Эрик чертыхнулся: связи, как и обычно, практически не было. Он неспешно побрел по больнице, снова и снова набирая номер Тринадцать.
— Привет, — раздался в трубке ее усталый голос, — поедешь домой?
— Ну конечно, поеду, часа через два, — постарался Форман быть мягким, — как самочувствие?
В трубке раздался сдавленный кашель.
— Глотку дерет. Хожу и коплю желчь. Купи, пожалуйста, если тебе не сложно…
Подозрительное молчание заставляло Формана каждый раз едва сдерживаться от паники.
— …купи ежевики, ладно? В супермаркете была.
Доктор Форман прислонился спиной к стене, и выдохнул. Обыкновенный маленький каприз. Маленький женский каприз. Когда в телефоне раздались частые гудки, Эрик постарался сосредоточиться на проблеме, о которой предпочитал уже давно не думать.
Тринадцать беременна. Конечно, после того, как она сказала, что не против завести ребенка, Форман тщательно, разумно все взвесил. Так, как привык. Как его учил Хаус. Плюсы, минусы, сложности. Реми больна. Болезнь Реми неизлечима. Реми в ремиссии. Реми носит его ребенка. Надо было что-то решать. Перед Эриком жутким видением представилась свадьба, и семейство Форманов в полном составе.
Форман тяжело вздохнул, и покачал головой. Именно в это мгновение он увидел, как из кабинета Кадди выходит очень дорого одетый брюнет лет тридцати, моложавый и спортивный. Уверенной походкой незнакомый визитер направился к выходу. На спонсора он, конечно, похож не был, нигде не было видно секретарши и телохранителя, да и бумаг с собой гость не нес. Но что больше удивило Формана — доктор Кадди очень долго стояла на пороге кабинета, и смотрела брюнету вслед, задумчиво щурясь.
Форман развернулся, и нос к носу столкнулся с Хаусом, притаившимся за углом. От неожиданности темнокожий врач издал душераздирающий вопль, и Грегори Хаус погрозил своему помощнику пальцем.
— Ай, как нехорошо подглядывать! — сурово нахмурился Грег, — ты что-нибудь видел, кстати?
Форман хотел было ответить «нет». Однако если задуматься, рассудил затем он, Хаус был действительно заинтересован в Кадди. Эрик не подал виду, но в голове у него созрел гениальный план. Форман уже видел ближайшее будущее под названием «Управляй Хаусом».
— Да, — небрежно сказал он Хаусу, — наш администратор наладила личную жизнь, и лично я за нее только рад.
Ошарашенный Хаус отвел глаза, и Форман, белозубо улыбнувшись, обошел своего начальника, и отправился за ежевикой для Тринадцать.
Хаус поспешил уединиться в своем кабинете, и предаться чернейшей меланхолии. И если чувства Хауса никогда даже не облекались в мысли и в слова, это вовсе не означало, что их у него не было. Напротив, Грегори Хаус обладал первобытной неспособностью контролировать свою натуру. «Альфа-самец, значит? — вопил теперь дикий мужчина внутри Грега, — она — моя! Она — моя! Я ее заберу!». Хаус знал себя. Он придумает какой-нибудь удивительный план — любой, самый невозможный — и все встанет на свои места. Ему постоянно приходилось проворачивать подобное.
Если бы Лиза Кадди не любила в своем непокорном подчиненном его склонности к юношескому рыцарству, Хаус никогда не смог бы столь долго продержаться в Принстон Плейсборо.
Домой Хаус не попал, оставшись, как и всегда в дни «глубоких мыслей», в своем кабинете. Он не мог заснуть, крутился на своем кресле, слушал музыку в наушниках, пытался думать. Маркер лежал рядом с девственно чистой доской. Из нижнего ящика стола Хаус извлек сигару. Викодин же, забытый, так и стоял нетронутым на книжной полке.
Хаус, что нередко бывало, наполовину неосознанно мучил себя. Миллионы коварных планов, один другого невозможнее, проносились перед его глазами. Он устроился поудобнее на боку, закрыл глаза, и постарался представить себе, как завтра же он — ну и лучший друг, Уилсон, конечно, — будут методично травить мистера Брюнета. Методично и последовательно.
Сон Хауса был тревожен, но не из-за боли в ноге, а из-за кошмарных сновидений, от которых непроизвольно даже во сне текли слезы.
Ровно через семнадцать часов изрядно помятый и злой доктор Хаус сидел в столовой, дожидаясь Уилсона. За утро он принял десять пациентов, и все они были нудные, скучные и ужасно медленные. Хаусу хотелось спать. Викодин же он почему-то все время не желал принимать в нужных количествах, отчего его немного начинала трясти легкая предломка. Самобичевание шло полным ходом.
Появился взволнованный свежими новостями Уилсон.
— Значит, так, — начал он громким шепотом, садясь напротив Хауса, — он адвокат из перспективной семьи, его годовой доход выше самого высокого твоего в два раза, и он из какого-то там древнего рода то ли армянских евреев, то ли еврейских армян. Фамилия такая чудная… Аверян, кажется.
Хаус молча исподлобья смотрел на друга. Джеймс пожал плечами.
— Ты сам просил, — скептически поднял брови он, — я пригласил ее позавтракать. Она была такая рассеянная, что даже не заметила, как мне все рассказала.
Грег сжал челюсти так, что на его скулах проступили желваки.
— Да что такое-то? Я был тактичен, — испугался Уилсон. Хаус выдохнул и закатил глаза.
— Перед стариком Грегом стоит пустая чашка кофе, — заметил он с претензией, — и я хочу есть. Где мой обед?
Хаус в шесть часов вечера, сто раз проклявший все предметы нижнего белья доктора Кадди, вошел в свой кабинет. За день Грегори Хаус озверел, и старался не особо приходить в себя, зля себя предстоящей сверхурочной. Ему было уже достаточно плохо от глухой боли в ноге и ломки, которая всегда сопровождала переход на малые дозы.
— Тринадцать, вон из команды, — ткнул он тростью в Реми, с надеждой смотрящую на начальство, — ты… эээ… уволить не могу. Отстранена. За хулиганство. Сейчас напишу администрации, — на ходу отрывисто излагал Хаус, — Форман, ты слепой идиот.
Тауб, иронично поглядывающий на Тринадцать, протянул к ней раскрытую ладонь. Тринадцать, тяжело вздохнув, положила на ладонь коллеге мятую десятку.
— Она говорила, у вас будет хорошее настроение и свежий вид, — пояснил Форман, — правило одного дня все еще действу…
Внезапно откуда-то из приемного покоя донесся громкий, нечеловеческий вопль-визг. Врачи, подскочив со своих мест, бросились на звук. Хаус вышел вперед, и загородил дорогу Тринадцать. На полу билась в припадке Маренга Джуджу.
Доктор Хаус не спал уже вторую ночь. Несмотря на усилия поставить Джуджу диагноз, врачи не преуспели ни в чем. Все сходились на отравлении редким растительным сырьем. Грегори Хаус смотрел на анализы пустым взглядом. «Вот она в жизни, черная полоса», — заметил Тауб, глядя на Хауса у койки больной королевы Вуду.
Хаус, сидя на стуле и вертя между ладоней трость, злился на жизнь. У него впереди были часы в клинике, постановка диагноза старой гаитянке, ломка и кашель. Одиночество, виски, телевизор. И боль. А у Кадди — судя по ее ежедневнику — впереди был поход в салон красоты, визит к каким-то родственникам, и свидание.
Свидание. Хаусу хотелось кого-нибудь больно укусить.
— Я вижу много боли и измену, — глухо раздалось с койки, отчего у Грегори Хауса чуть душа не ушла в пятки, — надо отомстить!
— Это злой дух или вы, Маренга? — спросил он с сарказмом, но тут в палату вошли Форман и Тауб.
— Припадок никаких повреждений не оставил, — прокомментировал Тауб, глядя на энцефалограмму, — сердце в норме.
— Это был не припадок, — высказался Форман, глядя на Джуджу, — это был транс. Таким образом мамбо — жрицы культа — пытаются найти связь с миром духов, чтобы противостоять порче или злу.
Тауб с опаской взглянул на своего коллегу.
— Ты что, практикуешь Вуду? — спросил он недоверчиво. Форман рассмеялся.
— Моя тетя шесть лет жила на Ямайке, она мне много рассказывала.
Все это время молчавший Хаус резко поднялся с места.
— Значит, потусторонние темные силы, порча, сглаз и сумасшедшие бабушки с Гаити, — язвительно произнес он, — отлично. Вы оба — идиоты, и можете своими дипломами…
Маренга внезапно — еще до того, как приборы издали одновременный писк — выгнулась на своей койке дугой, и снова заорала.
— Снова припадок! — крикнул Форман, пытаясь прижать Маренгу к кровати. Бесполезно было бы даже пытаться: она словно одеревенела, столь сильно свело абсолютно все мышцы тела.
Хаус подошел к старухе, и повел фонариком перед глазами Маренги. Зрачки сузились и расширились опять, когда фонарик погас.
— Что-то из категории амока, — вставил Тауб, ожидая, пока Джуджу расслабится, что происходило еще несколько минут. В самом деле, приборы фиксировали самопроизвольную остановку дыхания и резко подскочившее давление, однако не было признаков эпилептического припадка, и все прекратилось так же быстро, как началось. Хаус покачал головой.
— Проверить на ботулизм, столбняк. Форман, ты у нас спец по Вуду? Выясни, не принимала ли наша бабуля какого-нибудь хитрого грибочка или порошка плесени. Тринадцать — со мной. Поедешь в центр шаманизма. Кому прихватить восковых куколок?
Грегори Хаусу пришлось побывать в таких местах, о существовании которых большинство обывателей даже не подозревают. Он знал людей изнутри и снаружи, и за долгие годы своей практики накопил бесчисленное множество воспоминаний о самых черных, грязных свойствах человеческой натуры. Тринадцать, зашедшая в дом королевы Вуду, старалась стать меньше ростом, и смотрела в пол. А Хаус, борясь с давно пережитыми детскими страхами, шел вперед с намерением убить иронией, шутками и злым цинизмом всю гипотетическую потустороннюю нечисть.
Тринадцать умирала от любопытства, и подняла глаза, когда Хаус вдруг пристукнул тростью.
— Снимите, пожалуйста, ботинки, — нежно-нежно пропела чуть хрипловатым голосом юная африканка в ослепительном белом одеянии, — сейчас вас примут. Проходите, пожалуйста. Кофе, чай?
Хаус вздохнул с облегчением, Тринадцать — с разочарованием. Она ожидала большей помпезности, а попала в место, очень напоминающее приемную салона красоты.
Перед врачами появилась африканка лет сорока пяти, рослая, крепкая женщина с волевым лицом и слегка надменно изломленными бровями. В каждом ее движении чувствовалась уверенность и спокойная царственность. Одета она была весьма красочно: одних юбок на ней было не меньше трех.
— Доктора, которые лечат нашу сестру, — кивнула она Хаусу и Тринадцать, — я буду рада вам помочь. Я Гана, и буду сопровождать вас, если вам потребуется моя помощь.
— Вы используете ядовитые вещества в своих ритуалах или иным образом? — заглянула девушка в свой блокнот. Гана томно повела обнаженными плечами. Говорила она с налетом французского акцента.
— Все, чем мы пользуемся, и как используем, записано в заключении санитарной инспекции. Мы уважаем тот необходимый минимум законов, который позволяет нам исповедовать свою религию.
Хаус оттянул Тринадцать в сторону.
— Иди и проверь все их документы по санитарии, — сказал он, — внутрь я тебя не пущу, там полно всякого галлюциногенного сырья и сумасшедших фанатиков.
Тринадцать открыла рот, и недоверчиво фыркнула.
— Поверить не могу! — возмутилась она, — зачем вы меня вообще с собой взяли, если не даете работать?
— Под моим чутким руководством ты не натворишь лишних глупостей, — ответствовал Хаус перед тем, как проследовать за Ганой.
Спустя два часа утомительного шастанья на полусогнутых ногах, наперевес с тростью, по молельным гротам Вуду, Грегори Хаус в достаточной мере оценил мастерство древних шаманов Гаити и Ямайки. Набор растений, используемый для ритуалов, был значительно больше средневековых университетских гербариев. Доктор Хаус смотрел на жрецов культа, но видел точно таких же врачей, как и сам он. Возможно, эти врачи использовали несколько иные методы внушения, но результаты их работы впечатляли.
— Маренга Джуджу уже почти не практикует, — рассказывала Гана, — она присутствует только на некоторых важных событиях нашей общины. Я не могу показать вам ее вещи — их уже разобрали.
— Случались ли раньше подобные случаи? — спросил Хаус, — или здесь это нормальное явление?
Прежде, чем ответить, Гана непроизвольно качнула бедрами — вправо, влево, затем встряхнула руками, отчего многочисленные браслеты загремели на предплечьях.
— Доктор Хаус, — чуть насмешливо ответила ведунья, — мы не соперничаем с официальной медициной. Вуду — религия, ничуть не менее достойная уважения, как любая другая. Большинство людей впадают в транс сто раз на дню, каждый раз на доли секунд или минуту максимум.