— Каталепсия, — прищурился Хаус. Гана терпеливо кивнула.
— Я не знаю правильных терминов, но возможно, они существуют. Человек сосредотачивается на себе и своих ощущениях, и выражает их движением, например, танцем. Это здоровое желание — делиться счастьем.
— А тот, кто падает и визжит, как свинья, стало быть, одержимый, — Хаус полез в карман за викодином, — интересная классификация. Ловкая групповая психотерапия, шантажирующая страшным судом.
Гана белозубо оскалилась в широкой улыбке. Чем-то она неуловимо напоминала Формана — с одной стороны, могла воспламениться от любого слова, с другой — была каменно спокойна.
— Может, и так, — откуда-то из складок юбки она вытащила колоду карт, — попробуйте, Грегуар. Вытяните одну, а я посмотрю на вас, и скажу вам.
Грегори Хаус не привык отступать, а в данном случае отступление было невозможно. Он протянул левую руку, и ткнул наугад в какую-то из карт. Гана перевернула ее и показала мужчине.
— Женщина, которая вами руководит. Верховная Жрица в нашей колоде. Это ваше начало. Тяните вторую.
Хаус не боялся совпадений.
— Вы рушите все, что есть у нее, — спокойно продолжила Гана, — карта называется Башня. Это ваше настоящее. Третью… Ха!
Грегори Хаус был очень, очень стойким циником. Он не верил в случайности.
— Это ваша судьба, — и она поднесла карту двумя пальцами прямо к носу Грега, — вы и она. Любовники.
Гаитянка осторожно сложила карты вместе, перемешала, подула на них, и спрятала.
— Видите? — обратилась она к замолчавшему Хаусу, — людям еще нужно во что-то верить, даже таким, как вы. Приходите еще, если будет нужна помощь. Я могу составить для вас неплохое лекарство от ваших болезней и печалей.
— Вы тут незаконно наркотой приторговываете? — фыркнул Грегори Хаус, раздосадованный донельзя. Гана обернулась, уже собираясь уходить.
— Как насчет приворотного зелья, например? — кокетливо встряхнула волосами она, и исчезла, не дожидаясь ответа.
Когда Хаус заходил к Джеймсу Уилсону, онколог непроизвольно вздрагивал. В этот раз Хаус пришел, теребя нераспечатанную колоду карт. Уилсон показал глазами на часы.
— Да плевал я на перерывы в работе, — скривился Грег, — моей пациентке восемьдесят шесть, и половину своей жизни она провела в хижине на Гаити, без электричества и представления о цивилизации.
— Королева Вуду? — пожал плечами Уилсон, — что тебя удивляет?
— А то, что говорящая с духами островитянка, — задумчиво вертел трость в руках Хаус, — обратилась в больницу Принстон Плейсборо с просьбой изгнать злого духа. Я думаю, они врут.
— Кто? — обреченно спросил Уилсон; он знал, что Хаус говорит фактически сам с собой. Грег почесал шею.
— У Кадди вечером свидание с мистером Брюнетом.
— Хаус! — предостерегающе поднял руки Джим, — стоп, остановись! Или спасай бабушку от духов, или отшивай кавалеров начальства. Два разных дела…
Грегори Хаус хлопнул ладонью по подлокотнику, и прижал руку к губам. Вокруг его глаз собрались морщинки досадливого прозрения.
— …А что мы делаем? — поинтересовался Тауб, когда доктор Хаус разложил перед своими помощниками по колоде карт Таро, — получаем аттестацию в Хогвартсе?
— Сейчас каждый из вас, — размахивая тростью, доктор Грегори Хаус подкатил к столу на кресле, — возьмет по одной колоде этих карт, и пойдет к пациентам в клинику. Попросите вытащить наугад три карты из колоды, и поставите диагноз.
Форман откинулся на спинку стула. План «Управляй Хаусом» был безнадежен с самого начала. Вместо наслаждения тишиной и покоем предстоял триллер «Усмири буйнопомешанное начальство».
— Хаус, это уже слишком, — подал голос Эрик, — мы не гадалки, и у нас есть более достоверные способы…
— Хаус!
— Иду, мамочка! — немедленно откликнулся Грег, и отбил тростью какой-то бодрый марш.
Тауб, Форман и Тринадцать синхронно повернули головы в сторону окна. Лиза не позволяла дистанции в метр сократиться.
— Вытащи последовательно три карты, — протянул колоду карт Таро диагност. Кадди закатила глаза. В последнее время при виде Хауса она могла только поджимать губы и хмуриться.
— Ты совсем спятил? — угрожающе начала она, — что ты устроил в моей больнице? Что за шоу с колодами карт? И зачем ты и команду в это вовлекаешь?
— Как много вопросов, — повел плечами Хаус и усмехнулся, — у меня только один. Если я отвечу на все твои, ты ответишь на один мой?
«Я не настроена играть с ним сейчас!» — едва не взвыла Кадди, обращаясь к небу. Хаус тем временем забрал у Кадди колоду карт, и захромал в сторону лифта. На половине пути он свистнул, и, салютуя тростью, через плечо взглянул на Кадди, приглашая ее следовать за ним.
Они спустились в интенсивную терапию к палате Маренги Джуджу. Хаус сел у койки гаитянки.
— Мадам Джуджу, — серьезно сказал он, — сейчас я вам назову три карты последовательно, а вы скажете мне, что они значат.
Маренга не ответила, доброжелательно глядя на диагноста.
— Верховная Жрица, Башня, Любовники, — отчетливо услышала Кадди. Она уже была готова огреть чем-нибудь Грегори Хауса, но услышала голос пациентки:
— Не знаю.
Грегори Хаус, не медля, положил на столик перед Маренгой три названные карты. Она опустила глаза, и улыбнулась.
— Властной женщине приходится терпеть унижения от того, кто ее любит, — пропела она, чуть раскачиваясь на койке, — откуда карты у вас? Для кого они так легли?
Лиза ахнула, и подошла ближе.
— Левое полушарие практически не работает, — гордо говорил Грегори Хаус, любуясь своим уникальным случаем, — возможно, это последствия давнего инсульта. Внутричерепное давление скакало, и мы не увидели тромба. Карты — это рисунки, — Грег развел руками, и подбросил на указательном пальце правой руки трость, — ей не приходится задействовать логику. Она просто помнит наизусть тысячи сочетаний картинок.
Кадди устало потерла глаза. Уилсон сказал бы ей, что Грегори Хаусу нужно внимание. Он привык получать похвалу за свой талант. «Но, — рассудила Лиза, — я его воспитываю. Уже двадцать лет, с переменным успехом».
— Это не эпилепсия, тромболитические препараты есть в аптеке, я спешу, — кивнула Кадди Хаусу, — оставь ее историю болезни у меня на столе. Пусть за ней присмотрят Форман и остальные, а у тебя клиника. До завтра.
Хаусу стоял, опираясь на трость, в коридоре, и смотрел ей вслед. И ему показалось, высокие шпильки цокали прямо по его сердцу: цок, цок, оставляя за собой кровоточащие раны.
Если мужчина ругает себя — он себя злит. Несомненно, после того, как злость достигнет точки кипения, за ней последуют решительные действия. По дороге домой Хаус злил себя размышлениями о несовершенстве мира, в котором на Викодин требовался рецепт, пациентов приходилось лечить от насморка, а молодые и привлекательные брюнеты галантностью отбивали женщин у несносных ехидных инвалидов.
И теперь Грегори Хаус был очень зол. Он не пытался бороться со своей сущностью. Подъехав к своему дому, он снял шлем, и посмотрел на свою дверь. Телевизор. Звонок другу. Викодин, выпивка, продавленный диван, под которым скопилась гора грязных носков.
А Кадди — там, где-то, где она будет в роскошном платье (почему-то Хаус отказывался думать, что она отправится на свидание в брюках). Лиза и выпивка. Лиза и свечи. Загадочная полуулыбка на четко очерченных губах, вздрагивающие ресницы, запах ее любимых духов и… Грегори Хаус стиснул зубы. И молодой брюнет.
Трезвонящий мобильник он доставал, задыхаясь от гнева. О да, Грегори Хаус был зол.
— Это ты! — возмутился в трубке Уилсон, — слушай, если ты не будешь идиотом…
— Пип-пип, абонент недоступен, — нарочно фальшиво пропел Грег, — я у своего дома. Ни слова об этой женщине, ни слова о клинике…
— Я знаю, где она! — торжествующе выкрикнул Джеймс, и из трубки послышался визг тормозов, — Мирра там тоже сегодня со своим отцом! И там и этот ее брюнет, и она…
— Я что, сказал, что имею что-то против ее свидания? Да пусть хоть со всем Нью-Джерси переспит, с каждым адвокатом, — разошелся Хаус, и Уилсон поперхнулся.
— Хаус, хочешь быть Отелло — сначала разберись. Езжай по адресу…
— Изыди, сатана, и не искушай, — буркнул ехидно Хаус, и услышал, как Уилсон лупит своим телефоном об бардачок в машине.
— Поверить не могу! — вопил онколог, — этому кретину в руки плывет…
Хаус нажал на отмену вызова, и открыл дверь ключом. В знакомой разрухе своего дома он всегда был в безопасности. Всегда прежде. Снова запищал телефон.
— Ты идиот! — кричал Уилсон, — «Кристалл Гарден»! Боже, дай этому…
— Бога нет, а я устал, — категорично оборвал его Грег, и, поразмыслив, выключил телефон.
«Я идиот, — ругал себя Хаус, глотая подряд три таблетки викодина, — куда я еду и зачем?». И все-таки он надел наименее мятый костюм из тех, что нашел в шкафу, и потратил почти пять минут на поиски одинаковых чистых носков. Не в правилах Грегори Хауса было сдаваться.
Когда он сворачивал в сторону площади, Хаусу показалось, что мотоцикл кренится влево. Он даже остановился на обочине, чтобы проверить тормозные шланги, чего прежде никогда не делал. Однако затем, когда его вновь качнуло — на этот раз вправо — он постарался не потерять самообладания. Медленно-медленно Грег постарался сфокусировать взгляд на одной точке, на что ушло почти тридцать секунд. Это могло значить лишь одно.
Передозировка. Причина была просто — сначала не принимать Викодин, потом принять его слишком много, сесть за руль… Самым логичным было бы развернуться и остаться дома, в безопасности и тишине.
Хаус пообещал себе не думать о последствиях безрассудной беспечности. В конце концов, далеко не первый случай передозировки, не первое свидание Кадди, которое он намеревался испортить, руководствуясь привычкой отравлять ей жизнь всеми доступными способами. Правда, передозировка могла нарушить его планы.
К тому мгновению, когда он подъехал к ресторану, находящемуся в одном из лучших отелей Принстона, ему уже сильно нездоровилось. Хаус прикусил губу, пытаясь понять, насколько он переборщил с викодином. Подойдя к зеркалу в холле, он постарался не поддаться голосу, кричавшему: «Домой!»: по нижней губе стекала тонкая струйка крови. Грег посмотрел на второй этаж. «Я под кайфом, — определился Хаус, — меня пошатывает, но дыхание не нарушено. Значит, у меня еще впереди веселая ночь. Значит, мне нельзя пить, или придется звонить Уилсону. Ну что ж, мистер Брюнет, потягаемся!». И, насвистывая, он захромал вверх по лестнице.
Как ни странно, Лизу Кадди Грег разглядел сразу — она как раз вставала из-за стола со своим кавалером, чтобы идти танцевать. Автоматически он подошел к барной стойке, и уселся на стул. В ресторане было людно, шумно, и в соседнем зале раздавалась веселая музыка, слышались смешки и заливистый хохот какой-то молодой женщины. Несмотря на намерение оставаться трезвым, Хаусу отчаянно захотелось выпить, когда он понял, что смеется Лиза.
— Водку с лимоном, — пробормотал Грегори Хаус себе под нос, и даже не заметил, как бармен услужливо пододвинул к нему первую рюмку.
Музыка звучала только для нее одной — она двигалась, очень странно двигалась — как будто танцевала восточный танец. Платье на Кадди было не очень длинное, чуть ниже колен, и когда она покачивала бедрами, шелковая ткань поднималась выше, чтобы затем вновь соблазнительно заструиться вниз. Хаус криво улыбнулся. «Подождем, — определился он, и опустошил рюмку, — рано». Бармен, не медля, подвинул вторую порцию.
Когда Лиза села за стол обратно — брюнет опять сидел спиной к Хаусу — выглядела она умиротворенной и счастливой. Хаус прикрыл на мгновение глаза, и взялся за вторую порцию водки. Брюнет взял обе руки Лизы в свои, и перегнулся через стол. Руки Грега сжались на трости. «Если он сейчас ее поцелует, — мелькнуло в голове Грегори Хауса, — то даже Уилсон ужаснется моей мести». Решительно отойдя от стойки, Хаус размял плечи, словно готовясь к бою.
Кадди с удовольствием смотрела на свое отражение в зеркалах. Достаточно закрытое, но все же соблазнительное платье из черного шелка с вышивкой стоило тех денег, что пришлось за него выложить. Пока что вечер шел именно так, как она планировала. Безо всяких эксцессов.
И когда Лиза Кадди уже готова была произнести тост, она увидела Хауса. Улыбка не спала с ее лица, напротив, застыла, как на безупречной журнальной фотографии.
— О, привет-привет! — ненатурально изобразил диагност неожиданную радость от случайной встречи, — дорогая, а это кто?
Грегори Хауса нельзя было назвать сильно выпившим, но и трезвым он отнюдь не являлся. А развязная манера и легкость походки свидетельствовали, что викодина Хаус тоже не экономил. Кадди почувствовала близкую катастрофу.
— Это мой коллега, — попыталась спасти Лиза ситуацию, вставая, — доктор Хаус. Это мистер Аверян, он адвокат…
— Да, адвокат пригодится всегда. О, а она вам сказала, что отцовство ее дочери сомнительно? — тут же закивал Хаус, пытаясь взглядом испепелить своего предполагаемого соперника, — женщины стали такие подлые, коварные… без помощи юриста иногда не обойтись.
Он не собирался произносить эти слова настолько громко: все внимание соседних столиков тут же оказалось приковано к нему и Кадди.
— Хаус, пожалуйста, — начала Лиза, но Хаус проигнорировал угрозу в ее словах. Он отодвинул стул, и сел напротив Аверяна. Молодой человек отлично владел собой. Только бледность его породистого лица выдавала волнение и гнев.
— Лиза, какое отношение к Рахили имеет этот человек? — спросил он, наконец, с заметным акцентом. Сразу несколько женщин и мужчин от соседних столиков принялись жадно вслушиваться в каждое слово разговора.
Кадди сжала зубы.
— Деточка, это кто? — полюбопытствовала пожилая женщина в цветастом платье, поднимаясь из-за стола напротив, — почему он говорит про твою дочь?
— Ой-вэй! — донеслось тут же с другой стороны, — дядя Исаак, вы слышали? Это отец Рахили, таки!
— Бред, что вы такое говорите, — раздавалось шипение вокруг, — может, он просто немного мишугене…
Аверян вскочил из-за стола, и схватил Хауса за лацканы пиджака.
— Немедленно извинитесь перед Лизой, — сказал он грозно, — и будьте любезны удалиться с семейного…
Хауса шатнуло в сторону. «Мешать Викодин с водкой — плохая идея, — подумалось ему, и он глупо ухмыльнулся самому себе, — с другой стороны, даже если меня будут бить, мне будет все равно». Его состояние не осталось незамеченным. Кадди что-то тихо говорила Аверяну, но тот слушал ее со все возрастающим ужасом. Наконец, молодой человек схватился за грудь с левой стороны:
— Вы слышали? Нет, тетя Иза, вы слышали? Моя сестра якшается с этим… с этим… — он ткнул пальцем в Хауса, и картинно зажал рот рукой, — ты! Параноик, наркоман! Чтоб писали тебе не письма, а рецепты! Больной!
Кадди подхватила Хауса под руку, и поволокла — иного слова Грег и сам подобрать не мог — в сторону лестницы. Вслед ей донеслись сочувственные слова какой-то тетушки:
— Я ей говорила, Сара, говорила: после тридцати холостыми остаются только такие!
— Эй, полегче! — попробовал Хаус оказать сопротивление, когда они оказались на улице перед «Кристалл Гарден». Кадди была вне себя. В ее глазах собирались слезы беспомощного гнева.
— Ты! — выдавила она, и запнулась, не находя нужных слов, — как ты мог!
— Неудачно пошутил, а столько шуму, — Грегори Хаус, несмотря на сильное опьянение, понимал, что совершил промах. Однако Кадди было на это наплевать: она была в ярости. Злые слезы катились по ее щекам, смывая праздничный макияж.
— Ты опозорил меня перед всей родней! — Лиза схватилась за голову, и всхлипнула, — какого черта ты просто не можешь оставить меня в покое!
Хаус злился на себя сильнее, чем когда-либо, и это приводило его в бешенство. Грег, как это бывало нередко, зашел слишком далеко — пусть и не нарочно, пусть даже с лучшими намерениями, смысл которых был ему самому не ясен. Он подошел ближе, поднял с тротуара упавшую сумочку Лизы, протянул ей. Вместо ответа она залепила ему звонкую пощечину, и вырвала сумочку из его рук. Однако что-то в лице Грегори Хауса насторожило Кадди, и она подошла к нему еще ближе. Как и всегда, эта женщина давала Хаусу шанс извиниться или хотя бы оправдаться. Как и прежде, он им не воспользовался.