========== Пролог. На берегу ==========
— Красота извечна; поистине, она рождается при встрече взгляда с прежде мертвенным совершенством ракурсов и деталей; она попросту не существует до той поры, пока некто не скажет: это — красиво. А потому…
Служанка-компаньонка зачитывала притворно-выразительно философский трактат «О красоте и благородстве», полное название которого занимало три первые страницы, а оглавление — следующие тридцать. Свечи источали приятный вишнёвый аромат. Слышался скрип кресла, в котором ёрзала другая компаньонка, — она пыталась умоститься и незаметно задремать. Тише всего звучали мазки краской по холсту или палитре.
Леди Сонаэнь Орта, ради которой присутствовали компаньонки, слуги, художник и два десятка стражей у ворот дома, безмерно скучала.
Третий час она не шевелилась. Художник приобрёл популярность недавно — Сонаэнь не сомневалась, её супругу, прославленному полководцу Лиоттиэлю, он обошёлся в небольшое состояние. Ниротиль не обладал никаким подобием художественного вкуса, но, если что-то стоило достаточно дорого, этого было достаточно для того, чтобы её муж это оценил. Особенно если из-под пера мастера вышел портрет рыцаря Лияри — в полном боевом облачении, рвущегося в бой. Сонаэнь знала правду о своём муже: он мог быть очень и очень мелочен.
И мстителен. «Лучше бы позировали его драгоценные солдаты, — Сонаэнь невольно сжала зубы, разминая плечи, — но нет, он предпочёл оставить маяться при дворе меня, а сам сбежал с армией!».
— Меньше теней, мастер, — посоветовала она художнику. Копна тёмных кудряшек чуть дрогнула. Леди Орта едва удержалась от ухмылки.
Она чувствовала, что раздражает его, и ей это нравилось. Из всех вещей, которыми Сонаэнь научилась наслаждаться, возможность безнаказанно раздражать нижестоящих оказалась наиболее приятной. Грешное удовольствие — иметь власть над кем-то, кто не может ей противостоять.
Хотя с художником следовало быть осторожнее. Он действительно был одарён и мог как польстить своим покровителям, так и изобразить их чудовищами. Мазком кисти. Даже не стараясь.
— Скоро можно будет идти, мастер? Я опаздываю. — Она поправила траурное покрывало на плече, опустила взгляд в ручное зеркало на столике перед собой. Послышался звук падающих кистей:
— Конечно, миледи. Мы продолжим в другое время, возможно, ваше позирование больше не понадобится.
Она была уверена, что не понадобится. В крайнем случае она могла заставить сидеть на месте компаньонку: лицо мастер-живописец уже прорисовал тщательно, а вот на платье застопорился. Отчего-то художнику понравилось не парадное облачение, хотя писал её мастер в чём придется. До этого утра.
Когда следовало явиться на траурную церемонию одного из южных семейств и она была облачена в серое и красное.
Демоны побрали бы моду на показную религиозность, почему-то выявлявшую себя в трауре больше, чем в празднествах. Мода на траурные одеяния менялась непредсказуемо, а с частотой, с которой Сонаэнь наносила светские визиты, значительная доля её расходов возросла.
Она пригладила плотное серое покрывало с бордовой каймой на левом плече. Покрутила ногой в туфельке, проверяя, не трёт ли. Ничего не могло быть хуже, чем натирающая новая обувь, ведь значительную часть церемонии предстояло провести стоя.
Готовясь к выходу, она замедлила шаг у спальни старшего сына. Ей не стоило раздражать сестру мужа — холодную старую деву, которую Ниротиль привечал и которая была без ума от племянников.
— Госпожа отпустила мастера-живописца? — поинтересовалась компаньонка золовки у Сонаэнь. Леди Орта кивнула, прислушиваясь к звукам из внутренних покоев.
— Проследите, чтобы он не прыгал после обеда; у мальчика испортится осанка.
— Прослежу, госпожа.
Уходя, Сонаэнь услышала, как несносная старуха шипит вслед:
— …позировать в трауре — неслыханно! Это дурная примета.
Как всегда, леди не повернула головы.
День был самым обычным, ничем не отличающимся от всех прочих. До того мгновения, когда руку Сонаэнь, поднимающейся из паланкина у траурного двора Храма Малых Сил, не подал старший полководец Элдойра, отец госпожи Правительницы, Ревиар Смелый.
Мгновенное сомнение, очевидно, отразилось на лице, потому что полководец чуть поклонился:
— Позвольте в отсутствие брата Ниротиля составить вам компанию, госпожа. Надеюсь почтить тем самым память нашего друга и честь вашей семьи.
Выражая уважение, он не притронулся к ней, но протянул белый шарф, за который леди и взялась. Жестом этим пренебрегали слишком многие, но Ревиар Смелый — никогда.
Они заняли места — амфитеатр для погребальной церемонии был почти весь заполнен. Серые с красным одеяния перемежались с чёрными королевскими плащами. Серых одежд было больше. Началось чтение Писания.
Несмотря на то, что всем полагалось хранить добродетельное молчание, то и дело Сонаэнь слышала шуршание платьев и шепотки дам позади. К ним она привыкла. Вовсе не обязательно она была предметом обсуждения — хотя это и не было исключено. Впрочем, если её сплетницы и сплетники и рискнули бы обсуждать, полководца Ревиара задеть бы не посмели.
Сонаэнь не оглядывалась. Годы в Ордене приучили её к простому знанию: ничто так не переоценено, как внешняя добродетель. Репутация великого полководца делала всех вокруг слепыми и глухими. Точно так же, как слепы и глухи они были к её мужу.
Никто не рисковал даже подозревать мастеров войны — в чем бы то ни было.
Даже очевидное становилось вдруг невидимым. Так, никто не видел синяков на её руках и лице. Никто; а если и замечали, то предпочитали забыть — обычное явление, мужчина, наказывающий или бьющий свою жену, но только не старший полководец. Ни одного из них не могло коснуться пятно несовершенства.
Иначе оно коснулось бы и всей чести армии Элдойра, а в армию последние пятнадцать лет верили столь же истово, как в Рай, Ад и воздаяние могилы.
Проповедь после чтения Писания началась. Молодой Наставник звонко повествовал о доблести покойного и безмерном горе осиротевшей семьи. Сонаэнь чуть придвинулась к полководцу Ревиару. Он лишь скосил на неё спокойный взгляд — и леди Орта оборвала уже рвущийся из груди вопрос: «Для чего вы сопровождаете меня?». Очевидно, воитель не собирался раскрыть свои планы прежде, чем закончится церемония прощания.
Ждать было утомительно, но следующий час прошёл быстро. Вдова покойного не рыдала и не голосила, проповедь также не затянули, а сопровождать носилки с телом к кладбищу отправились лишь ближайшие родственники и друзья.
— Итак, мой господин? — подтолкнула Сонаэнь полководца, стоило им оказаться в безопасном уединении её паланкина. Ревиар Смелый без улыбки склонил голову.
— Госпожа Латалена из Элдар возвращается из ссылки меньше чем через год — она получила смягчение приговора от Правителя. Я прошу вас отправиться к ней, чтобы возглавлять сборы и проследить за её временным расположением.
— Я удивлена просьбой, господин. Почему именно я?
«Удивлена — это слабо сказано, — сдерживала себя изо всех сил Сонаэнь, сжимая руки под покрывалом, — звать жену брата-полководца присмотреть за опальной принцессой низложенной династии? Для этого нужен действительно веский повод». Ревиар Смелый не подал виду, что в его просьбе кроется нечто необычное.
В тёмных его глазах не мелькало и тени напряженности. Он лишь пожал плечами:
— Вы не раз бывали в военных походах и гарнизонах, я уверен, что справитесь. Вы — из Ордена Госпитальеров, а значит, можно положиться на ваш ум и наблюдательность. Ваш супруг не станет возражать, за это я могу также поручиться. Наконец, происхождение и положение позволяют приблизить вас к леди Латалене.
— Есть другие дамы нашего сословия при дворе. — У Сонаэнь были мысли, но озвучивать она их не рискнула.
— Оставьте, — резко бросил Ревиар, подаваясь вперёд, — это не одни лишь интриги двора. Моя госпожа в опасности — её возвращение слишком многих поставило бы под удар.
— Вы полагаете, — она медленно подняла глаза на полководца, — что некто, надеясь услужить правящей династии, покусится на жизнь наследницы предыдущей? И втравит её единственного сына в противостояние?
Леди Орта не произнесла слова «Смута» — это было бы слишком страшно. Одного слова достаточно для того, чтобы вернуть назад ужас дней войны и разорения.
— Я знаю тех, кто именно так представляет себе разрешение конфликта, — кивнул, чуть погодя, Ревиар.
Чутье подсказало Сонаэнь, что допытываться не стоит. Она могла приноровиться к характеру Ниротиля. За годы переписки с ним она изучила его ход мысли. Его способ убеждения. Но и за три жизни ей не удалось бы проделать то же с Ревиаром Смелым из Кельхи. Эта добыча не была предназначена ей.
Все знали, где лежат интересы полководца Ревиара. Или думали, что знали. Рыцарь одной королевы, отец другой, он никогда не занимал чью-либо сторону в переговорах, кроме поддержки белого престола и его закона.
— Рядом с леди Латаленой все эти годы множество фрейлин, не понимаю, зачем я ей, — всё же рискнула высказаться Сонаэнь. Полководец невесело усмехнулся:
— Быть фрейлиной сосланной принцессы в чужой стране? При том, что больше, чем на год, им запрещено оставаться при леди Латалене? Последняя надежда для засидевшихся в невестах дочерей дворян. Но мне жаль, что вы однажды не стали одной из тех, что служат ей. Это тоже могла быть достойная жизнь.
Взгляды их встретились. Сонаэнь медленно, очень медленно постаралась натянуть ниже на запястья рукава своего серого платья.
Никогда нельзя быть уверенной в том, на каких частях тела остались синяки или ссадины.
— Я не жалею о том, что эти годы служила своему супругу, — слова дались легко — как и всегда, — и готова служить белому престолу, господин. Если моя работа в качестве наблюдателя вас устроит…
— Моя леди поручила мне выбрать. К госпоже отправляют четырех фрейлин, и я могу отправить лишь одну из них. Мог бы — отправил бы воительницу со званием.
Сонаэнь подавила нервный смешок. Из всех воительниц, которые ей встречались, подавляющее большинство могло бы посрамить повадками портовых шлюх. Ни одна из них не составила бы достойную компанию госпоже из самого благородного и именитого дома Поднебесья.
— Я выбрал ту, что зарекомендовала себя за годы службы в Ордене, — прервал её размышления Ревиар, — будем откровенны, леди Орта. Пустоголовые дурочки не задерживаются с госпитальерами надолго. Не становятся мастерами. Эта служба требует аккуратности.
— Я мало что понимаю в военной тактике и стратегии, — Сонаэнь не могла не ощутить легкого приступа тщеславной гордости за то, что полководец оценил её достижения, но постаралась скрыть это в голосе, — ваши клинки принесли нам немало славных побед. Я знаю только скальпель и хирургические ножи.
— Но и с ядами вы умеете обращаться, — скупо улыбнулся Ревиар, — ядами разных родов. И сможете понять, если встретите один из них.
Она промолчала.
— Я присягнул леди Латалене задолго до того, как моя дочь появилась на свет. Теперь о моём зяте говорят, что он узурпировал трон предыдущей династии — и госпожи Латалены. И ни одной из сторон я не враг. И всё ещё надеюсь сохранить равновесие. Я не прошу вас провести с леди Элдар целый год. Я не смею просить, — он чуть склонил голову набок, оценивающе разглядывая женщину перед собой, — три, четыре месяца, может быть. До того дня, когда я сам смогу обеспечить госпоже лучшую охрану без препятствий её семьи.
— Вы говорите об этом как о военной операции.
— Это политика, леди Орта. И давайте понадеемся, что военное участие не понадобится.
Сонаэнь задумчиво кивнула.
Прощание вышло спешным. Великий полководец покинул её паланкин у ворот дома Лиоттиэля и дальше отправился пешком. Зелёные плащи сопровождавших молодых воинов быстро исчезли, растворившись в городской толпе.
Дом приветствовал леди Орту уютными звуками дневной суеты. Сонаэнь обошла оба внутренних двора по галереям, убеждаясь в процветании своего маленького царства.
Всё было отлажено; как бесперебойный механизм драконьих часов, жизнь текла по раз отведённому ей руслу. Служанки уже выполнили свои дела, и в комнатах и залах дома царила приятная тишина, прерываемая кое-где потрескиванием дров в очаге; от чёрного входа слышалась бойкая торговля кухарки с зеленщиком; в тренировочном дворе двое юношей — ученики полководца — занимались спаррингом на кельхитских саблях.
Сонаэнь любила дом, когда Ниротиля в нём не было. Возвращение мужа всегда вносило сумятицу и неудобства. Нужно было заботиться о многом: достойно выглядеть для бесконечного потока знатных гостей, отвечать на приглашения и письма, в конце концов, следить, чтобы полководца никто не беспокоил, когда ему того не хотелось. В его отсутствие леди Орта могла позволить себе читать книги, навещать подруг и Орден.
К счастью, даже с учётом последних лет, долго супруг дома не задерживался.
Сонаэнь помедлила, прежде чем заглянуть в детскую. Конечно, Нарт вовсю скакал на кровати с подушкой. Женщина не могла не улыбнуться, глядя на то, как сын колошматит рассерженную няньку, зная, что закончится это его пылкими объятиями и заверениями в вечной любви. Перья летели по всей комнате.
— Мамочка пришла! — вскрикнул Нарт, и Сонаэнь скользнула навстречу из-за колонны арки.
Глазами лишь поймав предупредительные знаки няньки, леди Орта пригладила волосы сына. Зловредная золовка была где-то рядом.
— Молодой господин пообедал, затем играл во дворе, затем играл с мячом…
Сонаэнь кивала на слова няньки, но мысли её были далеко.
Только взгляд на сына возвращал в настоящий момент. Сонаэнь расплывалась в улыбке, стоило ей только заглянуть в его глаза. Серые, как у отца, да; но во взгляде всегда читалась только безмятежность — и никогда гнев или боль.
— Соберите мои вещи, — вслух произнесла Сонаэнь, зная, что компаньонка обязательно услышит.
— Мама, ты уезжаешь?
Сонаэнь улыбнулась, пряча собственную печаль.
— Да, мой хороший. Ты останешься с тетей. Но ты в доме старший. Помнишь?
— Ты к отцу едешь? — Нарт посерьёзнел. Сонаэнь могла сказать, что и в пять лет её сын уже прекрасно чувствовал напряжённость, не уходящую из отношений родителей. Она вновь обняла сына: