Сонаэнь проклинала вуаль ровно до той минуты, пока их проводник не поравнялся с её паланкином и не произнёс, ухмыляясь широкой волчьей пастью:
— Ну что, девушка, заглядываешься уже на кого? Смотри, понравишься кому из молодцов, уволочёт да обглодает до самых костей, только и оставит, что вот эту твою тряпочку-намордник, — утрёшься, поди, как любовь закончится…
Она отпрянула, краснея. Бесстыжий оборотень расхохотался.
Леди Орта недолго пряталась в глубине паланкина. Слишком красиво было вокруг и интересно наблюдать за городом северян.
Сонаэнь мнилось, когда она, как и остальные, услышала о ссылке принцессы Элдар на Север, что этот приговор обрекает опальную госпожу гнить заживо в сырых землянках где-то в вечной мерзлоте, далеко-далеко, среди смердящих болот и мшистых скал. Сонаэнь не случилось побывать и в избах северян, что поселились в Элдойре. Пока она жила в Лукавых Землях, ни одного повидать так и не довелось — там волков практически не встречалось.
Наконец паланкины остановились напротив высокого резного крыльца, где на коновязи по обе стороны ржали и выплясывали неспокойные кони, а землю, согнувшись мало не до земли, подметала усердная девка-чернавка.
Из паланкина Сонаэнь пришлось выбираться самой — никто не озаботился подать ей руку или хотя бы платок. Оборотень, соскочив с коня, молодцевато размялся, после чего взбежал легко по крутым ступеням и заколотил в утопленную за высоким порогом дверь:
— Хозяин дома!
***
…Минула дневная молитва, когда Сонаэнь наконец предстала перед леди Элдар.
Как и большинство девушек, рождённых за чертой оседлости, Сонаэнь мечтала однажды встретить знаменитую принцессу, чью красоту прославляли барды, о чьей скромности и отваге ходили легенды. Став старше, пережив войну, свержение одной династии и воцарение другой, леди Орта заинтересовалась другими историями.
В них Латалену Элдар звали не Солнцем Асуров, но волчьей шлюхой; её дочь называли презрительно «Полукровкой». Подобные разговоры велись чаще в среде южан и сочувствующих им — уроженцы наиболее пострадавших областей винили в своём горе асуров и их знать.
Латалену проще всего было ненавидеть и считать виновной в поступках всего клана. Видимо, так же мыслил и её отец, сославший дочь и добившийся пожизненного запрета на возвращение. Помилование Правителя вряд ли изменило бы что-то в отношении низшего сословия к принцессе.
Будь Сонаэнь на месте сосланной, она бы и не подумала о возвращении.
Вокруг была роскошь, никогда не виданная в Элдойре, даже с учетом трофеев всех полководцев вместе взятых. Куда ни падал взгляд, всё было новое, блестящее, безупречно сработанное; инкрустированные ценными породами дерева шкатулки, ларцы, украшенные финифтью, подзоры с кружевами тончайшей серебряной нити. Полы терема блестели свежей краской. В огромном зале с очагом — очажная цепь не успела даже в середине прокоптиться — полы и вовсе оказались покрыты чем-то вроде деревянной мозаики. Сонаэнь, видимо, выглядела достаточно глупо, когда остановилась и засмотрелась на невиданное чудо, потому что волчица, натиравшая воском дубовую дверь, бросила на сурте:
— Это называется «паркет», южная госпожа.
Комнаты же, выделенные каждой из четырёх фрейлин — остальные пока представлены Сонаэнь не были, — могли соперничать с покоями иных дворянок Лукавых Земель.
Заворожённая красотой вокруг, леди Орта едва не пропустила тот момент, когда позади хлопнула дверь и вошел желтоглазый волк — теперь ясно стало, что это и есть Верен, непризнанный супруг Латалены Элдар.
— Мы не носим тут такое, — добродушно прокомментировал он её попытки быстро прикрыть лицо, — снимай смело.
— Я бы предпочла…
— Нельзя. Однажды заговорщики могут прикрыться твоей одеждой, чтобы совершить покушение. Я не рискну жизнями жены и дочери ради твоей скромности, сестра. Теперь. Ты от него?
— Господин, я не понимаю.
Сонаэнь только моргнула, а оборотень уже возвышался над ней, щурящий глаза. Вблизи он был ещё страшнее — казалось, борода у него начинает расти едва ли не сразу под нижними веками, гигантские ручищи были покрыты шрамами и густыми волосами, а в улыбке-оскале не хватало двух зубов.
— Нет здесь господ. Я спросил, не от Смелого ли ты? Потому что три другие — нет. Жена моя ждет вести от своего… друга.
— Я передам ей лично. Это для её ушей.
Под взглядом волка и идя по его подсказкам, Сонаэнь прошествовала из выделенной комнаты едва ли не через весь терем; возможно, из-за обилия украшений, резьбы и всевозможных лесенок и скамей расстояние до зала принцессы показалось почти что бесконечным.
У входа дежурили двое здоровенных северян — рядом с ними даже сам Верен казался мужчиной среднего роста и сложения. Сонаэнь едва не споткнулась — пороги на севере везде были высокими.
За дверью оказалась небольшая комнатка — со следующими четырьмя здоровяками с оружием.
Наконец они были в Золотом Зале. Верен сделал знак леди, Сонаэнь послушно остановилась у самой двери. Оглянулась.
Позолота соседствовала с красно-синими традиционными узорами Заснеженья. Вышивка бисером — с кружевом и затейливым горским плетением. На ковёр, устилающий пол, страшно было ступить, утварь выглядела не менее ценной.
Если это была и ссылка для леди Элдар, то темнице могла позавидовать иная владычица древности. Сонаэнь вновь помялась, напряжённо ожидая приглашения пройти дальше.
Его не прозвучало. За резной деревянной ширмой вообще не было слышно ни звука. Наконец леди Орта двинулась вперёд. Решив не беспокоить хозяев, она прошла вдоль окон — они были удивительно широкими для севера, — полюбовалась на двор, где четверо молодых мужчин боролись на кулаках, радостно гогоча, глянула дальше — где окна выходили уже на оживлённую улицу. С высоты горницы видны были и окраины посада.
Сонаэнь залюбовалась открывающимся видом — маковки молельных домов и теремов соседствовали с тесовыми крышами изб, где-то вился дымок, где-то перемежалась пряничная пестрота новизны светло-серыми полусгнившими досками старых приземистых хижин.
Из-за ширмы послышался заливистый женский смех, Сонаэнь отпрянула от окна, приняла подобающую для приветствия принцессы позу. Тихий разговор был прекрасно слышен ей с её места. Беседующие не спешили присоединиться к посланнице в золотом зале.
— …Я никому не отдам тебя, цветочек мой. Застегни это… Божий гнев, я тебя хочу, княгиня; отошлём девицу прочь?
— Не позорь меня. Наша дочь изъявила желание встретиться с новыми девушками прежде меня, она это сделала уже с последней?
— Волчонок их сожрёт, не оставив тебе и косточки. Ты уверена, что не хочешь хотя бы надкусить парочку?
— Окаянный волчара, — пробормотала леди Элдар и, придерживая тяжёлый шлейф длинного белого платья, появилась из-за ширмы.
Если Сонаэнь могла бы пережить подобное мгновение вновь, она выбрала бы в нём остаться навсегда.
Сонаэнь знала, что такое Сила; она изучала её в Ордене, она умела пользоваться ею — древнее утерянное знание оставило отпечаток в методиках госпитальеров-целителей. Но никогда прежде леди Орта не встречала подобного очевидного средоточия Силы в живом существе.
Даже драконы не владели толикой подобной мощи. Сила струилась вокруг леди Элдар, подчинялась ей и обтекала её со всех сторон. Этого можно было не видеть — Сонаэнь не видела с открытыми глазами, такие способности оставались неподвластны ей, — но это чувствовалось, даже на расстоянии.
На лице Латалены Элдар придирчивый взор не нашел бы и морщинки. Голос, когда зазвучал, также был юн и чист:
— Ты можешь поклониться, дитя.
Сонаэнь подняла вуаль, жестоко ругая себя за промедление.
— Ты посланница от полководца Ревиара, — продолжила леди Элдар, поигрывая шлейфом платья, — ты принесла мне письмо или просто слова?
— Слова, госпожа. Полководец Ревиар отправил меня стать… вашей защитницей и просит сообщить ему, если вы в чём-либо будете нуждаться.
Это тоже звучало смешно, теперь — за всеми стенами, после прохождения мимо всех здоровяков с оружием. Латалена улыбнулась одновременно с Вереном.
Две чёрные длинные косы обвивали её тело до колен, когда она двигалась. Белое тяжёлое платье — Сонаэнь не могла представить, из какого материала оно сделано, но по краям пушился сияющий белизной мех — тянулось позади на четыре локтя. Когда леди Элдар обошла Сонаэнь по кругу, шлейф обвил её, словно ветер намёл сугроб.
— У княгини здесь есть муж. Другого защитника не нужно, — высказался Верен, прислонившийся к двери за спиной Сонаэнь, — а доносчица и подавно не нужна.
— Не будь столь жесток; Ревиар был моим первым защитником в те времена, когда ты, любезный друг, ещё не родился, — внезапно голос Латалены стал холоден и тягуч — у Сонаэнь даже мурашки по телу побежали, — пусть девушка останется.
— Как скажешь, лебедь моя; твоя воля.
Сонаэнь усилием воли заставила себя не смотреть вслед удалявшемуся Верену. Но не могла не думать, что случилось бы с ней, вздумай она говорить с мужем — так.
— Итак, твой муж так тебя не слушается, — зазвучал почти у уха медовый голос Латалены Элдар.
Сонаэнь опустила взгляд в пол, почтительно понизила голос, произнося:
— Должно быть, госпожу нельзя не слушаться.
— Как тебя зовут и чья ты жена, дитя? Расскажи мне.
Она грациозно опустилась на лавку у окна, но Сонаэнь осталась стоять. Представившись, она замолчала, дожидаясь следующих вопросов. Но Латалена лишь кивнула:
— Продолжи. Я хочу услышать больше. Думаю, ты чуть младше моего сына. Мне интересно, чем ваше поколение в Элдойре сейчас живёт. Рассказывай.
Сколько раз Сонаэнь ни бывала в присутствии Правительницы Милы, ничего подобного ей испытывать не доводилось. Всё собрание придворных дам Элдойра не могло соперничать с одним коротким взглядом бездонных чёрных глаз Латалены Элдар, под которым леди Орта цепенела, как обречённая жертва хищницы.
И ей нравилось это чувство — она пока не могла сказать почему. Она могла рассказывать о работе в Ордене, было чем блеснуть — госпитальеры неохотно принимали девушек в свои ряды. Но под немигающими глазами Латалены, полными укрощённой Силы, собственная история вдруг показалась скудной и тоскливой.
— Что же, Элдойр всё же начал меняться, — высказалась наконец леди Элдар. — Двадцать лет назад мы не могли позволить себе учить дочерей писать, потому что кое-где их не брали замуж по этой причине. Это изменилось?
— Да, госуда… госпожа.
— Может, через сто лет не нужно будет приданое, — задумчиво произнесла Латалена, поигрывая кончиком чёрной косы у себя на колене, — и выкуп за невест превысит стоимость ломовой лошади. Каков был твой?
Сонаэнь подняла глаза на принцессу.
В тёмном взгляд по-прежнему нельзя было увидеть ничего, кроме Силы и ума, держащего Силу.
— Два платья, две пары обуви, три котла, чайник, два медных таза, лохань для купания и тридцать шесть аршинов полотна, — отчеканила леди Орта.
— Недурно для послевоенного времени. Не для жены полководца, одного из Четверых, конечно, — Латалена не двинулась с места, — мой первый муж принёс в наш брак примерно такое же богатство. Зато второй поставил под знамёна небольшую армию. Никто, кроме Всевышнего, не знает, насколько я продешевила в обоих случаях.
Она легко поднялась с лавки, спрятала руки в рукава. Неспешно прошлась вдоль окон, не глядя в них; едва слышно было, как постукивают каблучки сафьяновых туфель. Вернулась. Поравнявшись с Сонаэнь, остановилась вновь. Солнце, почти по-весеннему светившее за окном, спряталось за серебристые тучи близящегося снегопада.
— Когда я вернусь в Элдойр, будет уже лето, — задумчиво произнесла низложенная принцесса, — если моя семья не преуспеет и не сведёт меня в могилу к тому времени.
— Я здесь, чтобы предотвратить это.
Латална безрадостно рассмеялась.
— Не думай, что я не знаю, зачем ты здесь на самом деле, — негромко произнесла леди Элдар, глядя перед собой, — я знаю; ты — нет. Ты глаза и уши белого войска в моём доме. Даже если сама пока не поняла этого. Я не могу отослать тебя, ты — не можешь уехать. Мы — женщины Элдойра, обе рождённые под белыми знамёнами; и нами играют по правилам, с которыми мы не соглашались, потому что никто не спрашивал.
От ощущения Силы, вибрирующей в пространстве рядом, у Сонаэнь начинала кружиться голова, как от крепкой браги.
— Ревиар. Никогда не успокоится, — скупо улыбнулась леди Элдар, — по крайней мере, не устаёт меня удивлять. Обычно мне присылают девиц, которых уже не надеются выдать замуж на юг. Он отправлял ко мне своих бойцов. В юбках или нет, но они последние, кто нужен здесь. Ты — нечто новое.
— Чем тогда мне служить вам, госпожа?
Леди Латалена вскинула подбородок. Скосила глаза на Сонаэнь. Смерила её с ног до головы проницательным взором.
— Слышала я, что в Ордене у вас есть испытание молчанием? — неожиданно спросила она. — Перед посвящением. Долго?
— Полгода, госпожа.
— Так много мне не нужно. Трёх месяцев должно хватить. Ты хочешь служить? Закрой глаза. Заткни уши. И молчи.
Вернувшись в отведённую комнату, Сонаэнь обнаружила вещи разложенными по сундукам. Не потребовалось даже искать чернильницу и бумагу. Невидимка-служка всё подготовил для написания первого письма полководцу Ревиару. Забыл только зажечь светильник или хотя бы лучину, а за окном уже было темно.
Сонаэнь прикусила кончик пера.
Да, месяцы до возвращения госпожи Элдар из ссылки обещали стать не самыми лёгкими — опальная принцесса умела воздействовать на любого, кто видел её, даже не применяя Силу, но когда бывало легко?
Орден учил госпитальеров относиться ко всему, что встретится на жизненном пути, как к болезни. Здоровье возможно лишь в райской вечности. Здоровые души не остаются в приюте тлена и страданий. А значит, Латалена Элдар точно так же больна бренным миром, как и мир — ею. Её семьей. И войной, которую они развязали.
Но Сонаэнь была отправлена на Север вовсе не для того, чтобы врачевать.
Леди Орта медленно вдохнула и выдохнула.
«Господин старший полководец, мастер войны! Спешу поведать вам о первом дне своего знакомства с благородной госпожой, Солнцем Асуров…».
========== Семя и пашня ==========
Когда Сонаэнь Орта отправилась учиться целительству в Университет Мелтагрота, первое, что ей довелось о себе узнать, было долготерпение. Конечно, о любознательности, склонности к анализу, внимании можно было тоже много сказать, но всё же главным достоинством, помогавшим Сонаэнь, была терпеливость.