Она подскочила с места и бросилась судорожно мыть чашку из-под кофе, словно сейчас это было жуть каким важным делом.
– Господи, зачем я тебе вообще это рассказал, – вздохнул Лалин. – Нам тогда было по семнадцать лет.
– Какая разница? Может для тебя это и ничего серьезного! А для женщин такие вещи очень важны! Почему ты раньше мне этого не говорил?
Молодая женщина сама себя не узнавала. Вообще-то она редко ревновала мужа, поскольку была в нем уверена на все сто процентов. Но мысль о том, что Олег общается с этой, – Мила даже слов не находила, как ее теперь назвать, – затуманивала разум бешеной яростью.
Маленькую Ксюшу Волговскую судьба в лице театральной актрисы Николетты Рейнхарт увозила все дальше от родины. После путешествия на поезде, казавшегося девочке бесконечно долгим, они остановились в большом доме. Женщина, называвшая себя ее матерью, ничего Ксении не объясняла, а сама девочка спрашивать стеснялась. Да и устала с дороги очень. Поэтому с аппетитом поела принесенных ей прямо в спальню свежеиспеченных булочек и выпила теплого молока.
Этот дом ей нравился. Он был почти таким же большим, как их с отцом усадьба. Так приятно было ступать босыми ножками по гладкому деревянному полу… И вообще здесь ароматно пахло деревом и выпечкой! Когда они только вошли в дом, Ксения увидела в гостиной большой камин, в котором трещали дрова. Сейчас девочка подбежала к окну и привстала на носочки, чтобы лучше видеть все, что происходит снаружи. Снег валил, укрывая белой шубой двор и деревья. От восторга перехватило дыхание так, что выдох застыл в горле. Ксюша не смела пошевелиться. Когда за дверью послышались шаги, девочка стремительно юркнула под одеяло и притворилась спящей. Дверь отворилась, и Ксения услышала голос пожилой хозяйки дома. Та, когда представлялась, просила называть ее пани Зося. Какое же странное имя! Хотя у ее так называемой матушки тоже имя удивительное…
– Спить, – прошептала пани Зося. – I вы лягайте. Чи ще чогось бажаете? Може вам водицi принести9?
– Нет, спасибо, – последовал тихий ответ.
– Ох, яка ж у вас дитинка гарненька! Ви i самi красивi, немов лялечка, а дiвчинка – ну янголятко, i все тут!10
Когда двери снова прикрыли, Ксения высунула свою белокурую головку. И все-таки очень необычные здесь были люди! Говорили непонятно. Вроде бы и на русском, но не так, как положено.
Ксения, конечно же, не могла знать, что они теперь в Украине. Роскошный барский дом под Киевом, в котором они остановились, когда-то принадлежал одному екатерининскому соратнику, политическому деятелю давно минувших времен. Его фамилию Николетта не разобрала, ибо украинский понимала плохо. Какая-то то ли польская, то ли литовская… Дом был отделан в вычурном, даже несколько помпезном стиле. Такие поместья в Малороссии редко встретишь. Многие из них если и существовали, то быстро растворились во времени или были уничтожены. Очевидно, первый владелец этой усадьбы очень любил роскошь, потому и отстроил для себя практически дворец. Дом с оранжереями и парком мог потягаться в красоте с некоторыми императорскими резиденциями. Кто теперь здесь хозяйничал, что за пани Зося, которая почему-то имела право сдавать комнаты в бывшей барской усадьбе… Николетта, будучи женщиной достаточно осторожной и предусмотрительной, предпочла не расспрашивать о таких вещах. Извозчик, нанятый на вокзале, пообещал, что здесь им с дочерью будет тепло и уютно, а плату за комнаты возьмут не большую, поэтому она и поехала. Должно быть, респектабельный вид молодой дамы, путешествующей с девочкой, вызывал у окружающих уважение и мысль, что она благородных кровей. Сейчас из объятой беспорядками империи многие дворяне подались за границу. Вот и ее принимали за таковую. А то, что без служанки… Так челядь у большинства аристократов разбежалась или была отпущена за неимением средств оплачивать труд слуг.
Убедившись, что дочь заснула, Николетта попрощалась с хозяйкой и вошла в свою комнату. Накинув на плечи шаль, актриса села у стола, на котором печально дрожала единственная свеча. Она размышляла, как быть дальше. Ехать через Польщу в Европу? Но удастся ли? Одной, совсем без поддержки, ей было очень страшно. При дочери держалась, убеждала ее, а заодно и себя, что все будет хорошо. Однако все меньше сама в это верила. Кажется, эта хрупкая двадцатипятилетняя женщина осталась один на один с целым миром. Жестоким и враждебным миром.
Рано утром, когда Николетта, держа за ручку девочку, спускалась по широким каменным ступеням особняка, выложенным в форме полукруга, пани Зося плелась позади и неустанно сокрушалась. Пожилая женщина сама вызвалась помочь с багажом. А расстраивало хозяйку то, что ее гости так быстро покидают дом.
– I не боїтесь ви самi їхати? Зараз лихi часи! Вчора поїзд пограбували та людей порiзали11, – бормотала себе под нос украинка.
Николетта с трудом понимала, что та говорит. И думала о своем. А стоило прислушаться. Ночью актриса проснулась от того, что поезд с визгом затормозил. Такого скрежета она, наверное, не слышала еще ни разу в жизни. Проснулась и напуганная Ксюша. Вообще все пассажиры, которых было не так уж много, всполошились. Кое-как приведя в порядок волосы и накинув шаль, Николетта пододвинула поближе сумки с вещами и выглянула в проход, пытаясь понять, что случилось. Но не увидела ничего кроме нескольких таких же сонных взъерошенных голов. Люди перешептывались, звучали версии об аварии, но, естественно, никто понятия не имел, что произошло.
Наконец двери вагона раздвинулись, впуская внутрь морозный воздух и нескольких мужчин в черных бушлатах. Грохоча по полу тяжелыми сапогами, они шли по проходу и бросали суровые взгляды то на одного, то на другого пассажира. Впереди, должно быть, двигался главный – невысокий мужчина примерно лет сорока. Его и без того грубые черты еще более уродовал страшный шрам на щеке. После его тихих распоряжений некоторых людей, ехавших в поезде, выводили наружу. Когда человек со шрамом остановился возле Николетты, она инстинктивно стянула на груди теплую накидку и незаметно сжала в ладони руку дочери. Девочка смотрела на страшного мужчину широко раскрыв напуганные глазенки.
– Ваше имя.
Николетта, поняв, что обращаются к ней, назвала себя.
– Это дочь? – так же сурово осведомился он.
– Да.
– А где муж?
Видя замешательство на лице молодой женщины, человек со шрамом ухмыльнулся.
– Возьмите вещи и выходите из вагона.
– Но зачем? Кто вы и по какому праву…
– Слышала, что сказали? – оскалился на нее стоявший позади остальных парень, у которого отсутствовал передний зуб. – Выполняй!
Впрочем, несмотря на грубость и развязный тон, которым с ней говорили, никто не причинил ей никакого вреда. Командир этих, судя по всему, восставших рабочих, к которому посреди ночи привели Николетту с девочкой, расположился в тускло освещенном кабинете в здании железнодорожной станции. Он не назвал ни какой-либо должности или звания, лишь представился Александром Гавриловичем Григорьевым и посмотрел на актрису заинтересованно. Такой взгляд был давно для нее привычным, еще с юности. Конечно, она знала, что красива. Не просто милая или хорошенькая, а именно ослепительно красивая женщина. Поэтому внимание мужчин было для нее делом обычным и нисколько не льстило.
Ксюша, всегда отстраненная и недоверчивая, теперь жалась к юбке матери. Мужчина, выглядевший лет на тридцать пять, не больше, весело подмигнул девочке, но та на его дружелюбную улыбку не ответила.
Глядя на происходящее, актриса никак не могла понять, в чьи руки попала. За кого эти люди? Сами они ничего не объясняли. А ведь в городах Украины уже тоже было неспокойно. Рабочие еще не выходили на митинги в поддержку петроградских событий, не поднимались против законной власти, но казалось, нужен всего лишь незначительный толчок, чтобы грянули бунты. За привычной размеренной жизнью Киева уже слышно было дыхание революции, еще слабое, но с каждым днем набирающее силу.
– Давайте так, Николетта Федоровна, – произнес командир, вновь смерив ее своими ясными очами. – Вы и ваша дочь останетесь здесь до завтра… Мы отвезем вас, куда пожелаете. А пока вы поужинаете со мной и расскажете, что заставило вас отправиться в это небезопасное путешествие.
Николетта внутренне напряглась. Остаться здесь? Поужинать? Этот… решил, что если она актриса, значит доступна? Молодая женщина ничего не ответила. Выбора у нее, по большому счету, все равно не было – за дверью и по всему зданию маячили его люди.
Глава
IV
– Милка, слышала, кто, скорее всего, будет нашим новым редактором? – вдруг ни с того ни с сего поинтересовался спортивный обозреватель Илья. И сам же ответил на свой вопрос: – Доронин.
– Кто-кто? – рассеяно переспросила журналистка, все внимание которой было сконцентрировано на работе.
– Кирилл Доронин.
Мила подняла голову и теперь пораженно смотрела на коллегу.
– Тогда я точно уволюсь. На последнем курсе университета я участвовала в одном журналистском конкурсе. Он был в жюри и раскритиковал мою работу в пух и прах. Сказал, что в ней нет ни логики, ни смысла. И язык у меня бедный, и тема не актуальная. Просто смешал с грязью. Ненавижу его. Я тогда на полном серьезе собиралась все бросить и стать мастером маникюра. Мне только поддержка Олега помогла не впасть в депрессию.
Илья сочувственно поглядел на молодую женщину.
– Главное, что не бросила. А такое со всеми бывает. Что за тема-то хоть была?
– Проблема бездомных собак и ее решение – отстрел или стерилизация.
– Ну для начинающего журналиста вполне себе нормальная. Актуально. У меня брат на днях жаловался, что из школы ходить мимо гаражей боится – местные собаки на него кидаются.
– Доронин с актуальностью данной проблемы был не согласен. Вот если б я про какую-нибудь звезду написала скандальную статейку…
– Уверяю тебя, – Илья хмыкнул, – ему бы это точно не понравилось. Нормальный он мужик.
– Мужик? – брови Милы взметнулись вверх. – Я была уверена, что ему лет шестьдесят. Его самого я никогда не видела, только комментарий к моей статье читала.
– Да не, ему еще и сорока нет.
То, чего так опасалась Мила, к великому ее разочарованию, таки свершилось. После обеда всех членов редакции собрал у себя учредитель и сообщил, что новым главным редактором их издания будет Кирилл Вадимович Доронин.
Тот начал свой первый рабочий день с планерки, на которой так удобно увидеть весь коллектив и, главное, оценить его работу.
– Поближе познакомимся мы с вами вечером, – объявил редактор. – Приглашаю всех на небольшой фуршет. А пока поработаем.
Мила украдкой рассматривала нового руководителя. Среднего роста, шатен с зелеными глазами, одет в темные джинсы и светлую рубашку. В общем-то, ничего примечательного. Хотя, кто-то ей однажды говорил, что зеленый цвет глаз довольно редок. Вроде бы даже статистика есть о том, что зеленоглазых на планете меньшинство. Ну, разве что это выделяло Кирилла Доронина из толпы. Его фигуру и черты лица нельзя было назвать ни красивыми, ни отталкивающими. Хотя бы пивного живота – очень распространенного нынче явления у молодых мужчин – у него не наблюдалось. Явно занимался спортом. И еще приятно пах хорошей туалетной водой. Так и быть, это тоже Мила отнесла к его плюсам. Выходило только два – цвет глаз и приятный аромат. Было бы отлично, если бы бонусом к этому шел еще и профессионализм. Однако, пока о том, насколько хорош их новый главред, как специалист, можно было только догадываться.
Мила уже предвкушала, как молоденькие девчонки-корреспонденты и дамы из отдела корректуры будут перемывать косточки редактору после возвращения с планерки. Наверняка каждая из них уже просканировала Доронина на предмет мужской привлекательности. Главным пунктом, волнующим всех без исключения представительниц прекрасного пола, было наличие или отсутствие обручального кольца. Сама Мила никогда не обращала на это внимания, потому что когда начинала журналисткую карьеру, все ее мысли уже занимал Олег. К слову, у Доронина кольца не было.
Мужчина совершенно не ощущал на себе колючий взгляд с другого конца большого стола для переговоров. Раскинувшись в кожаном кресле и просматривая полосы, Доронин остановил взгляд на интервью с Оливье де Шарлеруа, потом опустил глаза в конец статьи, туда, где стояла подпись автора.
– Хм… «Его Величество Торт»… Литвинова, – Кирилл нахмурился, будто что-то вспоминал. – Знакомая фамилия. А, вы писали про собак. Ну что ж, эта статья уже получше.
Он поднял голову
– Литвинова это кто?
– Это я, – ответила Мила, едва сдерживая клокотавшую внутри обиду и обещая себе завтра же уволиться.
– Милана, если не ошибаюсь?
– Меланья… Романовна, – поправила журналистка.
Ее неприятно царапнул быстрый оценивающий взгляд. После чего Кирилл снова склонился над полосой. Мила тоже опустилась глаза, уставившись в свой блокнот. А когда подняла голову, обнаружила, что ее снова, но теперь уже внимательно рассматривают. Встретившись с ней глазами, Доронин поспешил тотчас вернуться к газете и больше никого из коллектива не трогал до самого конца планерки.
– Не женат и ездит на Ауди, – Мила услышала, как это шепнула подругам девушка из корректуры по имени Светлана. – Возьму его в оборот.
Оказывается, люди в восторге. Молодая женщина с досадой наблюдала за стайкой весело гомонящих коллег, спускавшихся по лестнице.
Оставаться на фуршет Мила, по понятным причинам, не стала. К Олегу на работу она практически бежала. Теперь пожалела, что не взяла машину. Она вообще побаивалась ездить за рулем, хоть и давно водила. А сейчас хотелось скорее оказаться в любимых объятиях и забыть обо всех бедах. Олег обязательно найдет нужные слова, чтобы ее утешить. Он всегда ее поддерживал, всегда был на ее стороне.
Стремясь как можно быстрее увидеть мужа, Мила даже не поздоровалась с его секретаршей, так и застывшей у стола с чашкой кофе в руке. Пронеслась к двери, резко рванула и замерла на пороге. На коленях у Олега сидела эта женщина, как ее… Дарья Лисневская. И они целовались.
Миле сложно было понять, что это – настоящая физическая боль или ей только кажется, что больно? Просто где-то в груди… или в животе? И еще в голове… стало невыносимо больно и пусто. Словно разом все изнутри вырвали…
Наверное, со стороны это было видно. Потому что Катя при взгляде на Милу что называется обмерла. Несколько секунд журналистка безучастно смотрела, как стремительно сменяются эмоции на лице ее супруга. Удивление, растерянность, шок… Потом молодая женщина перевела невидящий взгляд на застывшую поодаль секретаршу, рассеяно нащупала ручку, нажала и вышла из приемной.
Олег подскочил и бросился за женой. Мила направилась к лифту. Ждать не пришлось, двери цвета белого металла сразу разъехались, пропуская ее. Выскочивший в коридор мужчина услышал лишь звук опускавшегося лифта. Лалину пришлось спускаться вниз по лестнице. Господи, какой же длинной она оказалась! Даже если перепрыгивать сразу через несколько ступенек. Выскочив на улицу, он лишь увидел, как Мила садилась в такси. Сам бросился к машине, пошарил в карманах брюк, стоя на ветру в одной рубашке. По щекам бил колкий снег. Ключи и права остались в кабинете, в пиджаке…
Закрытое серое платье, неизменная шаль на плечах, пышные светло русые волосы тщательно уложены в простую строгую прическу. Единственным украшением была брошь на платье у горла, так и сверкавшая в свете свечей. Актриса не хотела, чтобы в ее внешности проскальзывала хоть толика кокетства. Чего бы не потребовал от нее этот человек, он должен понимать, что по доброй воле она ни на что не согласится.
– Итак, Николетта Федоровна, что же привело вас в этот город? Вы ведь из Петрограда, так?
Командир взбунтовавшихся рабочих окинул ее полунасмешливым, полу удивленным взглядом. Должно быть, ее нарочитая строгость его позабавила. Сам же мужчина тоже не счел нужным прихорашиваться к ужину. Он был в той же одежде, в которой актриса уже видела его сегодня. Александр без преувеличения был очень хорош собой но, судя по всему, не придавал этому значения и уделял своей внешности слишком мало внимания.