Но сейчас им пришлось разлучиться: Арвен осталась с Владычицей, а следопыт прошел следом за Келеборном в просторный покой, стены которого были сплошь заставлены полками с книгами и свитками. Владыка расстелил на столе несколько карт и до вечера наставлял гостя, в подробностях описывая ему приметы пути, пока Арагорну не стало казаться, что он уже с десяток раз прогулялся через перевал туда-обратно.
Закончив объяснения, Келеборн пригласил следопыта отужинать, и тот, само собой, согласился. Но веселого разговора за трапезой не получалось: Арагорн никак не мог отвлечься от мыслей о скорой разлуке, да и Арвен была непривычно молчалива и грустна. Владыки держались с обычным своим спокойствием и, по счастью, воздерживались от расспросов и утешений. Келеборн снова стал рассказывать о пути через перевал и, слово за слово, пустился в воспоминания о жизни в Эрегионе — в те стародавние времена, когда Земли Падубов еще не коснулось зло Врага. Поселившись у стен Морийского Царства, эльфы-нолдор быстро завязали дружбу с гномами. Врата Мории не затворялись, подземные жители охотно наведывались к соседям, да и тем не был заказан путь в подгорные чертоги и кузни. Соседство было выгодно обеим сторонам; эльфы и гномы частенько встречались ради обмена дарами земли и горных недр, ради веселых пирушек, а то и ради состязаний в мастерстве. Не всегда легко было решить, чьи руки искуснее — ведь умельцы щедро делились друг с другом своими секретами…
Арагорн слушал повесть Владыки, как волшебную сказку — он помнил предания, но представить столь безоблачную дружбу между эльфами и гномами ему было трудновато. Да и так ли прочна была она? Ведь, когда Саурон с огромными полчищами орков вторгся в Эрегион, разорил поселения мастеров, схватил и пытал Келебримбора — искуснейшего из эльфов, — Врата Мории затворились накрепко, и никто из гномов не пришел на помощь соседям…
Келеборн между тем продолжал:
— И вот однажды у нас появился советчик. Он был на редкость искусен, а его знания о природе вещества превосходили и наши, и знания гномов. Он назвался Аннатаром — Дарителем, — и предложил нам в дар свою науку. Мы же, эльдар, всегда были жадны до знаний, и у него не было недостатка в учениках. А он учил нас власти над камнем и металлом, обладанию умениями и — исподволь — презрению к незнающим и неумелым. Мало кто противился его речам, ведь он щедро приправлял свои поучения лестью…
Вздохнув, Владыка замолчал, и снова заговорила Галадриэль:
— Что ж, нашим мастерам незачем стало учиться у гномов. Те тоже сделались подозрительны и скрытны и уже не приглашали нас гостить в своих чертогах. Мы же все чаще вспоминали разорение Дориата и беды — истинные и мнимые, — что претерпели эльфы из-за подгорного народа. Далеко не все держали свою память при себе и воздерживались от недобрых слов в присутствии соседей, так что ссоры и стычки случались все чаще… И дружба между народами Эрегиона и Мории охладела, а потом и вовсе сошла на нет.
Помолчав, она добавила с горькой усмешкой:
— Позже говорили, что вина за поражение в той войне лежит на гномах, ибо они предали нас из мелочной зависти и малодушия. Однако наша доля в наших несчастьях была, пожалуй, большей. Мы считали себя мудрыми и прозорливыми, но обманулись, словно дети. Мы считали Моргота поверженным навечно — и не распознали его ученика и наследника, когда тот явился к нам во плоти. Мы были уверены, что не допустим в наши души семена зла — и не замечали их, пока всходы не расцвели пышным цветом…
Глаза Владычицы сверкнули; Келеборн ласково взял ее за руку.
— Не кори себя, — мягко молвил он. — В том, что случилось, ты виновна менее прочих. Не ты ли уговаривала Келебримбора не доверять щедрости Аннатара? Но твой несчастный родич был упрям и не внял предупреждениям.
— Да, — печально согласилась Галадриэль. — Он не желал меня слушать, и я поддалась раздражению и обиде. А потом было уже поздно.
Она сжала руку мужа, и Арагорн понял, что Владыки говорили об этом не раз и не два, и что Галадриэль так и не простила себе той давней ошибки, которая и ошибкой-то не была… и которую уже никак не исправишь.
— Что ж, в конце концов мы узнали истинное лицо Аннатара, — сказал Келеборн. — Это знание стоило жизни многим. Келебримбор же поплатился страшнее всех — бывший наставник пытал его до смерти… однако так и не сумел вызнать главную его тайну.
Он умолк, и Галадриэль завершила рассказ:
— Гномье царство тогда устояло. Но прошло время, и гномы сами соблазнились обещаниями знаний и богатства, и в свою очередь приняли из рук Врага губительные дары. Спустя еще века в погоне за сокровищами недр они разбудили Ужас Глубин, и Мория опустела, как когда-то Эрегион…
— Так значит, подземелья Мории сейчас заброшены? — спросил Арагорн.
Келеборн покачал головой:
— Не думаю. Гномы, действительно, бежали из Кхазад-Дума, когда поняли, что не могут противостоять Ужасу Глубин. Но чуть позже копи заселили пещерные гоблины и орки. Не так давно Трор — а после гибели Трора Трайн, его сын — попытался отвоевать свое наследство. Тщетно: хоть гномы и одолели орков в битве при Азанулбизаре, их осталось слишком мало, чтобы вновь схватиться с Лихом Дарина. Однако с тех пор орки ни разу не показывались из Восточных Врат Мории, и тропа в Эрегион считается у нас безопасной. Хотя мы сами так и не решились войти в пещеры. А ведь там, быть может, остался еще мифрил…
— Сомневаюсь, что он пригодится тебе в Чертогах Мандоса, о Владыка, — мягко заметила Галадриэль.
Не поспоришь! Легкий, ковкий, замечательно прочный металл был когда-то главным богатством гномьего царства. Но зачем он мертвецу? А ведь, сунувшись в Морию, можно сразу распрощаться и с белым светом, и с головой…
Все же Арагорн с неожиданным для себя любопытством спросил Владыку, остались ли где-либо карты подгорных лабиринтов. Оказалось, такие карты есть: они были составлены еще во времена благоденствия Эрегиона, некоторые удалось спасти при поспешном бегстве, и копии с них хранились и в Лориэне, и Ривенделле. Келеборн стал припоминать, изображения каких ярусов сохранились, а каких — утрачены, и, увлекшись, на пальцах принялся объяснять человеку систему знаков, придуманных гномами, чтобы быстро и безошибочно ориентироваться в темных тоннелях. Следопыт с интересом слушал и опомнился, только когда заметил испуганный взгляд Арвен. Он ободряюще улыбнулся: любимой вовсе не стоило беспокоиться. У него хватит ума не лезть в зловещие подземелья!
Очевидно, Келеборн тоже ощутил недовольство женщин, потому как быстренько свернул разговор. Ужин к тому времени был уже съеден, так что Арвен и Арагорн распрощались с Владыками и спустились вниз, в сгустившиеся вечерние сумерки.
Оказавшись в тени листвы, куда не достигали лучи светилен, Арагорн, не удержавшись, привлек к себе и поцеловал Арвен; дева, охватив его за шею, всем телом прильнула к нему. Ох! Выдержать это было нелегко, но еще сложнее оказалось прервать поцелуй. Все же они справились, когда невысоко над ними послышались шорох и голоса. Держась за руки, они отбежали в сторону и уже неторопливым, чинным шагом пошли к воротам по мерцающей в полутьме мраморной дорожке.
Оживление скоро покинуло Арвен, лицо ее печально вытянулось. Тщетно Арагорн пытался расшевелить ее шутками и смешными историями — она лишь слабо улыбалась в ответ. Веселить ее было тем сложнее, что у следопыта у самого на душе кошки скребли. Опять он своими руками рушит их счастье: едва признался в любви, как уже бежит прочь от любимой!
— Арвен, прости, — беспомощно сказал он наконец. — Я дурак. Лучше бы я молчал, чем снова мучить тебя!
Арвен крепче сжала его руку.
— Нет, не лучше, — тихо сказала она. — Ты ведь и сам так не думаешь. Просто… это, оказывается, больнее — расставаться, когда… — она умолкла и, обняв Арагорна, уткнулась ему в плечо. — Погоди… я сейчас… мне надо привыкнуть, — голос ее звучал непривычно глухо.
Боясь вздохнуть, Арагорн держал ее в объятиях. Чем утешить ее? Он не знал. Пообещать: «Я вернусь»? Но может ли он быть уверенным в этом?
Молчание затянулось, и он легким тоном произнес:
— Арвен, любовь моя, погоди печалиться. Не ты ли говорила мне, что не стоит торопить разлуку? У нас впереди еще целый день. Вдруг я надоем тебе так, что ты сама рада будешь выгнать меня?
Вскинув голову, дева взглянула на него удивленно и с толикой возмущения. Следопыт перевел дух — видеть Арвен плачущей было бы выше его сил — и, пока она не опомнилась, пропел:
«У моей любви
слаще сот медовых голос,
У моей любви
тоньше шелковинки волос,
У моей любви
Очи — звездные алмазы…
Только от меня
Убегает она сразу!»
Арвен неуверенно улыбнулась, а Арагорн продолжал:
«Я-то из себя
разудалый парень, ловкий!
Как-то раз принес
Я для лапушки обновки:
Платье из парчи
Да с подковками сапожки…
Жаль, что подошли
Оба лишь для левой ножки!»
Дева прыснула; воодушевленный, следопыт пел дальше:
«Жарким летним днем
Из ручья черпнул водицы,
Чтобы нам вдвоем
С ней напиться и умыться.
Только почему
Нам ни капли не досталось?
Вовсе не пойму —
Лучшим решетом черпал я!»
Как кстати пришлась простенькая людская песенка! Куплетов в ней было много, ведь незадачливый влюбленный то и дело доставлял своей подружке неприятности: то стряхивал на нее яблоки с яблони, то опрокидывал из саней в сугроб, то ронял прямо в большую лужу… Неудивительно, что бедная девица порывалась сбежать от него! Зато к концу песни Арвен уже смеялась, и последний куплет — повтор первого — они пропели вместе.
Под песенку они успели выйти за ворота и дойти до поляны на берегу реки. Ветви расступились, и полное звезд небо открылось над ними. Тут же влюбленные нашли себе новую забаву — привычный рисунок созвездий менялся под их взглядами: Серп обрастал лапами и хвостом и превращался в невиданного зверя, а за ним бежал его детеныш; Мотылек становился танцующей девицей, Орел — лучником, Лебедь — кораблем… Стоило присмотреться — и вот уже видно, где в небе лиса гонится за зайцем, а где танцуют свой танец журавли. Звезды охотно складывались в руны; Арагорну не составило труда написать «я тебя люблю», и, казалось, слова в самом деле замерцали в вышине.
За этим занятием горечь неизбежной разлуки потихоньку притупилась, а потом и вовсе растворилась в серебристом звездном свете. В небо вскарабкался новорожденный месяц с тоненькими острыми рожками. Пора было возвращаться, ведь назавтра их ждет неблизкий путь… И все же они еще долго в обнимку сидели на поляне, любуясь древним, как мир, и вечно юным рисунком небесных огней.
***
Рассвет выдался туманным и зябким, и Арагорн порадовался, что прихватил с собой плащ. Оказывается, он хорошо освоился в Галадхэне — несмотря на туман, ноги сами донесли его до мэллорна Арвен. Но, едва сквозь молочную муть забрезжила тень дерева, Арагорн остановился: до него донеслись приглушенные голоса. Он не мог ошибиться — это были Арвен и Альмариль. Они говорили тихо — слов не разобрать, — но слышен был настойчивый тон Альмариля и краткие, твердые ответы Арвен. «Оставь, — донеслось до Арагорна, когда дева чуть повысила голос, — прости, но не тебе судить об этом».
Проклятье! Неужто белобрысый приставала отравит им последний день?! Арагорн со свистом втянул в себя воздух и нарочито громко прочистил горло. Если Альмариль не уберется, пусть пеняет на себя! Тот понял намек — когда следопыт быстрым шагом подошел к дереву, Арвен, хмурая и сердитая, стояла у подножия лестницы одна.
— Что он сказал тебе? — вместо приветствия воскликнул следопыт. — Он обидел тебя?!
— Нет, — удивленно ответила Арвен, — как Альмариль мог меня обидеть? Но… он ничего не понимает. Оставь, это все неважно, — закончила она решительно.
Арагорн покачал головой. У него кулаки чесались по-мужски поговорить с Альмарилем, да только это будет совсем уж нелепо. И едва ли отвадит советника от привычки лезть с непрошеными советами. И тут следопыт вдруг задумался: каково придется его возлюбленной, когда он сам уйдет из Лориэна?
Но Арвен, похоже, не сильно беспокоилась об этом. Морщинка между бровей у нее разгладилась; улыбнувшись, она взяла руку Арагорна в свои — тот, оказывается, со всей силы стиснул кулак.
— Оставь, — повторила она, разгибая его пальцы, — он не враг, он не причинит мне зла. Тебе не на что сердиться.
Конечно! Да только неизвестно, что за добро при случае может причинить Альмариль…
Впрочем, довольно! Арагорн тряхнул головой, отгоняя неуместные мысли. Не хватало еще провести этот день в размышлениях о заносчивом дориатце! Нет, лучше довериться улыбке и спокойствию Арвен… Склонившись, он поцеловал ей руку. В ответ дева вручила ему сумку с припасами, и они вдвоем пошли к воротам.
Поначалу они направились знакомой тропой вверх по реке. Арагорн никак не мог отойти от несостоявшейся встречи с Альмарилем и то и дело оборачивался и прислушивался. Понятно, это было глупо: человек не увидит и не услышит эльфа в лесу, если тот захочет остаться незамеченным. Потом он вспомнил, что сегодня — Праздник Солнцеворота, и советник Владык наверняка будет участвовать в торжестве. Эта мысль успокаивала, и Арагорн наконец-то выкинул гордеца из головы.
Арвен молча шла впереди. Молчать с нею оказалось так же просто, как и разговаривать, так что Арагорн ровно шагал следом — как тогда, когда его вели в Лориэн. Но сейчас, вопреки всем тягостным раздумьям, чувство покоя и счастья охватило его. В полупрозрачной, подсвеченной низким солнцем кисее тумана лес казался таинственным и волшебно-прекрасным; Арвен ступала легко и неслышно, будто скользила по облакам, и походка ее пленяла Арагорна не менее самого искусного танца. Каждый шаг, каждое мгновение путешествия наполняли его душу блаженством, выше которого он, наверное, не испытал бы и в Валиноре. Да, он помнил о скорой разлуке и о грядущих испытаниях; но тем явственнее, тем острее ощущал он радость этого необыкновенного дня.
Они миновали знакомый приток, перейдя его по мостику, и еще какое-то время шли вдоль реки; потом тропа взяла правее и повела их вверх пологими склонами холмов. Туман волновался, свивался прядями и таял в ясных лучах солнца; на разные голоса звенели, щебетали, трелями заливались птицы, деревья блистали всеми оттенками нежной зелени, золота и серебра — Лес праздновал и славил лето, и самый воздух в нем будто наполнился светом и чистым весельем.
Ближе к полудню Арвен и Арагорн вышли на широкий луг у подножия большого холма. Трудно было сказать, сколь он велик — на вершине его росли огромные, почти как в Галадхэне, мэллорны, окруженные кольцом стройных деревьев с белоснежными стволами и очень светлой мелкой листвой.
— Это Холм Амрота, — сказала Арвен. — Пойдем, поднимемся на талан — оттуда видно далеко… видны другие земли…
Арагорн вдруг заметил, что она не разделяет его благостное настроение — ее словно томила тоска или смутная тревога. Она нетерпеливо потянула следопыта за собой, но, вместо того, чтобы подчиниться, он обнял и поцеловал ее. О, если бы он мог развеять ее печаль поцелуем!
— Ты знаешь, кто такой Амрот? — не размыкая объятий, пробормотала Арвен и продолжала, не дожидаясь ответа: — Говорят, он жил здесь, на этом холме. Он правил в здешних землях, еще до Владык… И полюбил деву из нандор, ее звали Нимродель… Ради нее Амрот оставил свой народ: он повел возлюбленную в гавань Белфаласа, чтобы вместе уплыть на Запад. Но в пути они потеряли друг друга… Амрот много дней ждал ее на корабле. Однажды в страшную бурю корабль сорвало с якоря и унесло прочь от берега. Тогда Амрот в отчаянии бросился в море… и погиб в волнах.
Вздрогнув, она теснее прижалась к Арагорну. Он осторожно погладил ее по волосам. Да, он слышал эту историю среди прочих сказок и легенд. Но для Арвен это — живая быль… Уж не примеряет ли она на себя судьбу Амрота? Ведь ей предстоит долгое, долгое ожидание и неизвестность… Сердце у Арагорна дрогнуло, блаженство в душе угасло. Напрасно они пришли сюда, на место, отмеченное чужой бедою! Что он должен сказать, чтобы укрепить в любимой надежду — если надежда едва теплится в нем самом?