Глава 2. Смотрят, надзирают, караулят…
Я делала вид, что старательно рассматриваю отражение в блюде, а сама думала. Не в каменном веке живу, спасибо телевидению с передачами о параллельных реальностях, фантастике с попаданием в другие миры и всему сказочному, что сыпалось на голову тоннами. Десятки версии отмела, осталась одна единственная. Моё сознание каким-то образом перенеслось в тело девушки по имени Лина. Она живёт в другом мире, обладает магическим даром и носит метку на шее. Фактически она, а теперь и я, в рабстве на плантации. Только собирают здесь яблоки, а не хлопок или сахарный тростник.
«Загнёмся мы тут с тобой, Лина. И если тебя это, возможно, устраивало, то меня нет. Я родилась не для того, чтобы за счёт моих страданий жирел чей-то богатенький зад. Я хочу нормально жить. Плохая новость – побеги запрещены. Хорошая новость – я уже знакома с тем, кто обладает здесь хоть какой-то властью и должен мне за информацию о сыне.
– Хорош пялиться, – проворчал мужик, отбирая блюдо. – Красавица, никуда не деться. Была бы пострашнее, то не яблоки собирала, а поросям хвосты крутила в хлеву. Сымай рубаху, живо! Увидят кровь – тебе смерть за колдовство, а мне плетей за недогляд.
Кажется, местное законодательство не слишком-то напрягалось, изобретая наказания. Плети, плети, смерть, плети, плети. А если вспомнить, что плетьми можно забить насмерть, то выбора вообще не было. Так, Оксаночка, пора шевелить мозгами. Эх, отчаянно не хватало смартфона с выходом в интернет и статьями Википедии о мире. Политику, культуру и местные обычаи придётся узнавать из обрывков разговоров, а вопросы нужно задавать очень аккуратно. Лучше всего прикидываться дурочкой на каждом шагу. Зря я, что ли, стала симпатичной блондинкой? Нужно пользоваться. Главное – палку не перегнуть и не ляпнуть что-то вроде: «И всё-таки она вертится». А то местные живо на костер отправят за знания, несоответствующие эпохе. Блин, я уже про скайп смотрителю сказала и другой сборщице своё настоящее имя назвала! Гадство. Всё! «Рот на замок, язык узелком и не жужжать лишний раз!»
Пока смотритель раскладывал на полу стопки цветастых тряпок, вытащенных из сундука, я пыталась снять рубаху. Спустила лямки сарафана и скатала лиф на талию. Судя по разной длине стежков, шили сарафан вручную. Ткань на ощупь казалась грубее хлопка, а на лямках красовалась настоящая вышивка гладью. Изнанка, правда, безобразная. Будто школьница на уроках труда упражнялась. Жаль, я не историк моды и не могу по фасону определить эпоху. Вдруг меня забросило в прошлое, а не в параллельный мир? Да и вообще. Я сейчас на каждом шагу буду жалеть, что почти ничего не помню из школьной программы. А институтские знания по системам телевизионного вещания и принципам цифровой обработки сигнала тут совершенно точно не пригодятся. Нужно было в медицинский поступать, сейчас прослыла бы гениальным доктором, но нет. Лёгкой прогулки по миру я не дождусь.
– Вот, – протянул мне белый ком ткани бородатый мужик. – От жены осталось. Такая же тощая была, как ты. Рубашка впору придётся.
– Спасибо, – вымучила я из себя улыбку и спросила: – А она не обидится?
Если я права в ощущениях, и это лютое средневековье, то каждая вещь здесь на вес золота. На распродаже в гипермаркете не купишь. Будь у меня две-три рубашки на всю жизнь – дорожила бы каждой.
– Пошто ей обижаться, коли мертва она? – сказал смотритель. – Горячка её прошлым летом забрала.
– Прости, я не знала.
– Отгоревал уже, – отмахнулся он. – Пустое.
Едва обрадовался за сына, как снова упал духом. Жену вспомнил. Я подумала о своей семье и тоже приуныла. Мучитель хотя бы с сыном остался, у меня же теперь никого нет. Ни отца, ни матери, ни друзей. Вернуться захотелось так, что в груди жгло. Плевать, если дома мёртвой объявят или пропавшей без вести. Документы восстановить можно. Долго будет и муторно, но я на всё согласна. Лишь бы выбраться отсюда.
Рубашка покойной жены смотрителя отличалась от моей только вышивкой на вороте, остальное будто по той же выкройке делали. Ерунда. Издалека не видно, какого цвета там вензеля с кружочками. Я стащила запачканную кровью рубашку через голову и слишком поздно сообразила, что бюстгальтеры в этом мире придумает через несколько столетий. Сверкнула перед смотрителем голой грудью неожиданного для меня третьего размера. Проклятье. Смотрел же на меня похотливо, зачем я его снова провоцировала? Сердце ушло в пятки, пока другой рубашкой прикрывалась, но мужик только хмыкнул.
– Не трону, не боись. Рожей не вышел. Вашу морову породу одни баричи да знатники обихаживают. По нраву им, когда девку в постель тащишь и не знаешь, слезешь с неё живым али нет.
Я вздрогнула, прикоснувшись к метке на шее. Лучше бы файерболами швырялась и проклятием острого поноса всех награждала, а такая магия уж больно странная. Что-то ментальное и к тому же завязанное на артефакты. Потеря крови вот не радовала. Это не палочкой махать и заклинания произносить. Да и каждый раз падать в обморок совсем не здорово. Чёрт! Стоило поверить в иную реальность, как мозги начали перестраиваться на свежеобретённые проблемы.
– И часто обихаживают? – решила я разузнать о местных феодалах поподробнее.
– Да уж давно не было, – пожал широченными плечами мужик и налил из кувшина в миску воды. Потом обмакнул в неё какую-то ветошь и протянул мне. – Две седмицы прошло, как приезжали. Забрали одну моровку, и след простыл. На, вытирайся, не стой запросто так.
Я молча кивнула и начала оттирать засохшую кровь с шеи. Трогать метку было по-прежнему неприятно.
Моровка. Морово отродье. Или что-то ругательное, или магов здесь именно так называли. Мор – смерть, чума. Не очень ласково и с прозрачным намеком на то, что у нас считают чёрной магией. Может, поэтому всех заклеймили и в рабстве держали? Поздравляю, Оксана, кажется, ты здесь – местное вселенское зло. Хотя у страха глаза велики. Половина дурной славы ведьм – людские сплетни, зависть и желание уничтожить всё непонятное.
– Меня, наверное, так же заберут? – вздохнула я, предполагая очевидное. – Знать бы когда.
– А хочешь? – лукаво улыбнулся мужик. – Наслушалась бабских россказней, что в услужении у барича мёд рекой льётся и на перине мягкой спится? Брехня всё. Попользует он тебя и прикончит, а потом сюда за новой придёт. Собирай тихо яблоки и живи, пока живётся. Оделась? Пошла вон. Ещё раз без работы увижу, плетьми всерьёз отхожу.
Смотритель встал и схватил меня за лямку сарафана вместе с рубашкой.
– Стой! А мазь? – вспомнила я изначальный предмет торга.
– Обойдешься рубашкой. Пошла!
Грубо выставил меня на улицу и хлопнул дверью. Не получилось из него ни Википедии, ни Гугла. Даже на камень на распутье не потянул. Куда теперь идти? Что делать? Солнце висело в зените, как приклеенное. Может, не солнце вовсе, а другая звезда. Но висела высоко, значит, до конца рабочего дня ещё долго. Я подобрала подол сарафана и пошла обратно к яблоням. Батрачить собралась во благо Его Величества Риваза Великолепного. Собирать и таскать, таскать и собирать от рассвета до заката. Средневековый День Сурка мог измениться только чудом. И я почему-то крепко зацепилась сознанием за барича, падкого до юных дев с магическим даром. Со всех сторон рисковая затея, но других просто не было.
Подруга встретила меня хмурым взглядом и в ответ на «я в порядке» всего лишь покачала головой и тут же отвернулась к дереву. Ладно, позже пообщаемся. А где тут моя корзинка?
Больная спина превращала сбор в пытку. Временами я просто сидела на траве и ногой подтаскивала к себе упавшие яблоки. Смотритель с кнутом прохаживался вдалеке. Покрикивал на других девушек. Я насчитала десяток молодых, как я, и пять постарше. Плантация большая, разговоров не слышно. Да и не было их толком. Перебрасывались парой слов и умолкали. Никогда бы не подумала, что начну страдать без женских сплетен. Но должны же мы где-то спать ночью. Может, там разговорятся?
– Метка твоя дюже красная, – проворчала над ухом подруга, и я вздрогнула от неожиданности. – Колдовала?
– Нет, расчесала. Жарко.
– Зря, – вздохнула она, не поверив в отмазку. – Надзор уже всполошился. Что бы ни обещал тебе смотритель – не получишь.
– Почему?
Я замерла, стараясь не смотреть на сборщицу, намеренно подбирающую яблоки с земли возле моих ног. Не нравился мне её тон. Так обычно рассказывают о крупных неприятностях.
– Мужики у нас ушлые. Хитрее лис с хорьками. Задурят голову, наобещают с три короба: «У меня амулет есть, давай колдуй, надзор не заметит». Как же, не заметят они. Метка, что соглядатай, обо всём им докладывает. А смотрителям в радость нас подставлять. Меньше ртов кормить и следить легче.
– Он говорил, ему плетей всыплют, – растерянно пробормотала я.
– Поверила? Дура. Первый на тебя покажет.
Сборщица наклонилась совсем близко от меня. На шее вместо моей восьмерки едва заметным шрамом проступали два треугольника. Один в другом. Мы ещё и по силе разные? Как в компьютерной игре, да? Некроманты там, стихийники, менталисты.
– И что делать? – хмуро спросила я.
– Беги.
– А собаки?
– Лучше пусть собаки загрызут, чем в лапы к надзору попадёшь. Запрут тебя навечно в тёмном подвале. Вместо метки ошейник нацепят. Будешь ни живая, ни мертвая и послушная, как кукла на ярмарке. Дёрг за ниточку, дёрг.
Матом хотелось ругаться и выть от отчаянья. Куда ни плюнь, везде такое, что проще лечь и сдохнуть. Где ж я так нагрешила, что теперь жестоко расплачиваюсь?
***
Яблоки собирали до вечера, пока не накидали огромную гору бледных плодов на телегу в центре плантации. Потом смотрители собрали нас вместе и строем повели ужинать. У меня голова пухла от наблюдений и попыток всё запомнить. Кроме уже знакомого бородача с кнутами прохаживались ещё трое. Здоровенные, сильные и угрюмые. Обещанные собаки лаяли в дощатом загоне на краю плантации, а рядом с ними слабо светился крошечными окнами барак из грубо обструганных брёвен. От усталости я еле передвигала ноги и обреченно косилась на белый полумесяц в тёмно-синем небе. Ночь здесь была деревенская, непроницаемо чёрная, без единого фонаря уличного освещения. Глупо бежать вслепую. Я обязательно свалюсь в какой-нибудь овраг и переломаю ноги. Значит, побег нужно планировать под утро. Да и рассветный сон самый крепкий. В книгах и фильмах аккурат в четыре утра резали глотки часовым на посту. Я никого резать не собиралась. Мне бы тихо прошмыгнуть мимо вон того здоровяка, что расселся в будке у длиннющего забора. А дальше махнуть, как в детстве, через штакетник и бежать, пока в боку не заколет. Передохнуть и снова бежать.
Ужинали мы в бревенчатом бараке за длинным столом. Шестнадцать измождённых женщин и один чугунок с гречневой кашей на всех. Пришлось потолкаться ложками с другими сборщицами, чтобы закинуть разваренную крупу в пустой желудок. От голода она казалась невероятно вкусной даже без масла. Почти соприкасаясь лбами с соседками, я успевала разглядывать их шеи. Круги, молнии, птички или галочки, два раза повторились треугольники, но восьмёрок я так и не увидела. Все моровки были русыми, и половина ходила с веснушками.
– Опять заноз нацепляла, – глухо проворчала одна, заедая кашу куском ржаного хлеба. – Будут теперь нарывать.
– А ты вытащи занозы-то, посоветовала другая. – И когда по малой нужде пойдёшь – сунь пальцы под струю.
Меня аж передёрнуло. Нет, такой народной медицины нам не нужно!
– Вот ещё, – сморщилась третья. – Толкни меня ночью. Пошепчу – заживёт.
Первая округлила глаза и уткнулась носом в чугунок. Дурью девчонки маялись. Наговоры какой-то, когда достаточно водкой промыть, если нет нормального антисептика. Смотрители наверняка бухали от тяжёлой жизни, а утром, проспавшись, выходили на работу гонять сборщиц кнутами. Не поверю, что в мире, подозрительно сильно смахивающем на Древнюю Русь, нет алкоголя. Древние греки и египтяне забродившим виноградом баловались, а здесь народ явно не дурнее их. Да, я корыстна. Мимо оглушительно храпящих в пьяном сне смотрителей сбегать гораздо легче. Они громкого лая собак не услышат, не то, что моих робких шагов.
Доев кашу, сборщицы оставили дежурных прибираться в избе, а сами пошли спать за занавеску. Печек в бараке было две. Одна там, где готовили, и вторая у противоположной стены. Удобно. Летом жара там, где спят, не нужна, а зимой тепло от кухни сюда бы не добиралось. Я настроилась на кровать, а увидела подобие нар с лоскутным одеялом на каждую сборщицу. Ладно, не до жиру. Подушки есть и на том спасибо.
Умывались мы над тазом, поливая друг другу из кувшина прохладной водой. Мне бы в душ, а лучше в ванну. Но здесь можно рассчитывать разве что баню. И то, если псевдославянский антураж выдержан до таких мелочей. Моровки, метки и знатники в учебнике истории за девятый класс не упоминались. Значит, я не в прошлом, а в самом что ни на есть натуральном параллельном мире. Иначе Риваза бы звали не королём, а царём-батюшкой. И вместо надзора ведьм гоняла бы святая церковь.
Девушки не молились перед сном, статуэткам богов не кланялись. Стало быть, вместо религии было что-то другое. Или исчадиям тьмы, вроде нас, запрещалось вообще всё.
В сон меня тянуло конкретно. Веки слипались, хоть спички вставляй. Эдак продрыхну до утра, и вышеупомянутый надзор ласково примет в объятия. Интересно, повозки с клетками для ведьм у них предусмотрены? В чём нас тут по дорогам возили? Почему не забрали сразу, как я взялась колдовать для бородатого смотрителя, было и так понятно. Метро нет, служебные автомобили ждут в далёком будущем, а на лошадях скакать придётся несколько дольше. Добро, если из соседней деревни, а вдруг из города? В любом случае, крепостных стен я на горизонте не разглядела. Значит, день или два форы у меня есть.
Я специально забилась в угол, чтобы не перелезать через спящих сборщиц и теперь слушала их сонное сопение. Ещё две или три ворочались, остальные уже дышали поверхностно и ровно. «Баю-баюшки баю, не ложитесь на бочок. Придёт дядя очень злой и утащит в костерок». Тьфу, не сжигают нас здесь. Наверняка придумали казнь позабористее.
Я всё-таки заснула, но под утро подскочила, будто кто-то кулаком под рёбра ткнул. Спросонок долго таращилась на тёмные бревенчатые стены, не понимая где я. Слишком медленно из памяти выплывало путешествие в другой мир. Но стоило дойти до хлыста и собак, как сердце зашлось бешеным боем. «Подъём, Оксана Дмитриевна, текать отсюда пора!»
Дом остыл, разогретое под одеялом тело бил озноб. Я кое-как надела лапти и крадучись добралась до занавески. На кухне пусто. Уф! Должно же мне было хоть когда-то повезти! Половицы не скрипели, собаки не лаяли, петухи не горланили. Идеально тихое утро. Проверять, закрыта ли дверь, я не стала. Закрыта, разумеется, я в окно собиралась сбегать. Отодвинула занавески и чуть не взвыла. Рама не открывались! Её изготовили «глухарём», как выражались специалисты у меня дома. Обошлись без стекла, но толстенные перекладины делили проём на четыре части. Я не в одну не могла вылезти – слишком маленькая. И выбить сил не хватит. Да и шумно это.
– Решилась? – раздался шёпот за спиной.
У меня желудок ухнул в ноги от страха. Сборщица, что хватала меня за руку и пугала надзором, стояла возле окна. Вдруг она такая же двуличная, как смотритель, и заорёт сейчас на весь барак: «Держи её!» Я попятилась, жалея, что всю утварь попрятали. Огреть по голове некстати проснувшуюся девицу нечем.
– Не дрожи, – пробормотала она. – Помогу. А ты сделай то, что давеча обещала. Найди мою мать и скажи, что я мертва. Пусть отдаёт младших сестёр замуж, не ждёт. Не вернусь. Федора-травница из Шалого пригорка что в Заречном околотке. Скажешь?
– Скажу, – эхом повторила я и почувствовала, как слезы собираются в уголках глаз. Впервые в этом мире. За что же так жестоко обращаются с моровками? Что они натворили? – Прости, только забыла, как тебя зовут.