Панси осталась стоять там, где Малфой её оставил. Но спустя пару мгновений снова послышался стук каблуков.
— Драко, — слащаво позвала она его, — милый, что-то случилось? Или…
— Или почему я не хочу пропустить трансфигурацию и пойти потрахаться с тобой? — почти рычание вонзилось в Панси.
— Да как ты…
Малфой резко остановился и повернулся всем телом к девушке, сверля её взглядом, заставляя заткнуться.
Сейчас она не смела сделать к нему шаг.
Боялась.
Правильно, бойся меня. Все должны бояться.
Но тут перед глазами возник образ кучерявой особы с горящими глазами.
Чёрт.
Грейнджер.
Его боялись все, кроме неё и ее дружков. Она даже в самой безысходной ситуации бросала вызов ему.
Сумасшедшая сука.
Малфой сжал кулаки, и Панси проследила за этим движением. Её взгляд вернулся к лицу, к плотно сжатым губам и таким ледяным глазам. Ей никогда не удавалось растопить тот лёд. И не удастся. Поджав губы, она отступила на шаг.
— Драко…
Но он уже не слушал. Развернулся и пошёл к кабинету трансфигурации, пытаясь прогнать образ Грейнджер. Панси за ним не шла.
Малфой пытался успокоиться, завёл руку и пропустил несколько светлых прядей сквозь пальцы. Ему льстила её тяга к нему. Его хотели почти все юбки Хогвартса. Малфой ухмыльнулся. Конечно, хотели.
Малфой шёл к кабинету трансфигурации, зло взирая на проносящихся мимо детей.
Завидев его взгляд, они стушёвывались, горбились, прятали глаза и быстро проходили мимо.
Они боялись его, и Малфой знал это. Он упивался этим страхом.
С особой злобой он смотрел на красно-золотые галстуки. И хотел самолично задушить каждого их владельца.
Вдруг из-за угла вылетел кто-то. Врезался в Малфоя, роняя книги. С тихим сдавленным охом прикладываясь о широкую грудную клетку и отлетая в сторону. Поднимая глаза и встречаясь с другими, с ледяными, смотрящими на неё с таким отвращением, что хочется содрать с себя этот взгляд.
Но она только привычно вздёргивает подбородок.
А он снова чувствует разрывающее изнутри раздражение и желание вырвать ей её подбородок.
Чёртова сука. Как она смеет врезаться в него своим грязным телом?
— Грейнджер, где твои любовнички, а? — Брови Гермионы ползут вверх в полном недоумении. — Или кто-то один тебя трахает? Признавайся, кто это? Кому я должен посочувствовать?
— Что ты несёшь? — Гермиона подлетает к нему, сжимая руку в кулак, пересиливая желание ударить его. Щеки ее заливает краска он той грязи, что он говорит. Она начинает задыхаться. — Ты совсем идиот? Да как… Да как…
— Сначала научись говорить, Грейнджер, а уже потом начинай беседу с нормальными людьми.
Он ухмыляется и обходит её на приличном расстоянии. Не желая соприкасаться. Не желая стать грязным, как она.
— Ты-то нормальный? Хорёк, ты себе льстишь.
Раздражение с новой силой ударило в грудь, разливаясь по венам. Заставило развернуться и вонзить взгляд в неё. Представляя, как сейчас подойдёт к ней при всех, схватит за горло и приложит головой о стену несколько раз. Он будет стараться, чтобы все оценили. А она будет хрипеть, просить прощение, вымаливать его.
А он не отпустит до тех пор, пока её затылок не превратиться в кровавое месиво.
Можно ли настолько ненавидеть человека?
Можно.
Особенно, если это сука-Грейнджер.
— Драко, — низкий приятный голос позвал его, — идём, мы опоздаем на трансфигурацию.
Малфой обернулся и встретился взглядом с Блейзом Забини. Позади того стояли Дафна Гринграс и Панси. Сзади их догонял Теодор Нотт. Панси старалась не смотреть на Драко.
Малфой внутренне усмехнулся. Он-то знает, чего ей стоит стоять там и не смотреть на него, вместо того, чтобы подбежать и прижаться, снова бормоча какую-то хрень, что он никогда не слушал.
Грейнджер тем временем собирала книги. К ней уже спешили Поттер и Уизли. Завидев его и остальных слизеренцев, они оскалились.
Сторожевые псы, — подумал Малфой.
— Ты идёшь? — настоятельный голос Блейза снова пробрался в черепную коробку и привёл в чувства.
— Да, иду.
Малфой ещё раз взглянул на Золотую Троицу и, развернувшись, присоединился к своим однокурсникам.
Рон и Гарри присели возле своей подруги и стали помогать ей собирать книги.
— Гермиона, что прои…
— Ничего страшного, Рональд. Я сама врезалась в него.
— Он…
— Он ничего не сделал, Гарри. Это же Малфой. Несколько гадких слов и никакого действия. Всё нормально.
Гермиона встала с тремя книгами в руках и посмотрела на её мальчишек.
За семь лет они возмужали. Сейчас на неё смотрели не маленькие мальчишки-проказники, а практически мужчины. И Гермиона почувствовала внутри что-то схожее с материнским инстинктом.
Она порывисто обняла одной рукой сначала Рона, потом Гарри.
— Всё нормально.
Гермиона улыбнулась и поспешила на другой этаж в кабинет нумерологии.
Гарри и Рон последовали за ней, переглядываясь.
С тех пор, как они узнали, что их подруга будет делить одну гостиную с эти хорьком, они ни разу с ней не поговорили на эту тему.
Нет, они хотели, просто не знали, как начать.
Уже в Большом Зале они рвались надрать Малфою задницу. Просто за то, что он будет находиться с Гермионой в одном дортуаре. И, естественно, будет досаждать ей.
Но Гермиона остановила их. И почти всё время трапезы говорила им что-то о том, что это просто Малфой. Про то, что не нужно доставлять МакГонагалл больше хлопот. Что она сильная, что она сможет постоять за себя.
И они верили. Конечно, они верили, ведь так сказала Гермиона. А, если она уверенна в том, что говорит, значит и им переживать не о чём.
Но чувство тревоги по сей день не покидало их.
И они продолжали сверлить ровную спину и копну кучерявых волос.
Гермиона так резко остановилась, что Рон чуть не врезался в неё, выронив одну книгу.
— Что-то случилось? — Гарри смотрел, как она разворачивается лицом, прижимает к себе сильнее книги и смотрит на них.
— Вы о чём-то хотите поговорить со мной? — карие глаза чуть прищурились.
— Нет, конечно, — Рон поднял книгу и ответил первым. Перевёл взгляд на Гарри и опять на Гермиону. А потом спохватился. — О, эм… Я не это хотел сказать. Я… Мы хотим говорить с тобой, но не об этом. О… Точнее, мы хотим говорить с тобой, ты не подумай, просто…
— Что вы хотите спросить у меня? — Гермиона нахмурилась.
Рон взглянул на Гарри в молчаливой мольбе ответить.
Тот вздохнул, свободной рукой поправил очки и посмотрел на Гермиону понимающим взглядом.
— О Малфое.
— О Мерлин, дай мне сил. Гарри, Рон, я же говорила, что всё в порядке.
— Но, Гермиона, ты же живёшь с ним в одном дортуаре, у вас одна ванна и одна гостиная на двоих…
— Рональд, мы не пересекаемся в дортуаре и не разговариваем.
— Но…
— Никаких «но», Гарри. Всё в порядке. Он не доставляет мне хлопот, а, если бы и доставлял, я бы с ним справилась. А теперь идемте на урок. Я не хочу, чтобы у нас отняли баллы за опоздание, — строгая чеканка текста. В такие моменты им кажется, что Гермиона молодое воплощение МакГонагалл. Такая же вечно ровная спина и строгий взгляд.
Грейнджер вздохнула и сказала уже менее строгим голосом:
— Всё действительно нормально. Если он будет вести себя неподобающе, я вам скажу.
— Но он всегда ведёт себя неподобающе… — Рон стушевался под строгим взглядом Гермионы.
— Ты обещаешь, что скажешь нам, вдруг чего?
— Обещаю.
Мальчики вздохнули с облегчением.
***
— Чёрт… — Малфой захлопнул очередную книгу по темным заклинаниям.
Он искал что-то особенное, что-то серьёзное. Нужно было проучить Грейнджер. Только как он не знал.
Вздохнув и сдавив пальцами переносицу, он принялся вспоминать что-то из того, что говорил отец. Какое-то заклинание или ещё что-то.
Нужно помучить Грейнджер. Это просто необходимо.
Для него. Для того чтобы душа хоть немного успокоилась. Око за око. Боль за боль.
И тут в голову пришла идея.
Самая грязная, что он мог придумать. Грязная для них двоих.
Малфой усмехнулся.
***
После уроков Гермиона зашла в библиотеку.
Просидев там почти до самого отбоя, она взяла книгу по Истории Магии усложнённого курса и отправилась в дортуар.
Спать хотелось ужасно, но она не была уверена, что заснёт на этот раз без книги в руках.
Каблуки уверенно набивали темп, отдаваясь эхом в коридоре замка. Огни факелов освещали стены и, казалось, завидев Гермиону, бросались из стороны в сторону, стараясь убежать, а, когда она проходила мимо, они успокаивались и продолжали наблюдать за ней.
Ступив на отъезжающую лестницу, Грейнджер вспомнила, как каждый год они с Гарри и Роном попадали в разные передряги, а потом спасали школу и людей.
Неугомонные мальчишки. Теперь всё иначе. Теперь они выросли и это уже не забавное приключение, а страшная обязанность. Много ответственности упало на плечи Гарри. Неподъёмная ноша для него одного.
Где-то Волан-де-Морт готовит свой грязный план вместе с Пожирателями Смерти, а они, ученики, вынуждены просто получать знания и старательно делать вид, что не замечают обеспокоенности преподавателей.
Гермиона сошла с лестницы и свернула за угол, чтобы быстрее дойти до дортуара. Казалось, факелы бросали тени, а те оживали. Гуляли по стенам, намереваясь запугать. Но тени не Малфой, им не достать человека.
Вдруг сзади послышался какой-то звук, и Гермиона замерла, обернувшись, вынув палочку и направив её в темноту коридора, туда, где факелы почти не освещали путь. Она напрягала зрение почти до боли, пытаясь высмотреть кого-то.
Звук повторился теперь уже оттуда, куда она направлялась. Волосы хлестнули по лицу, когда она резко развернулась, вскинув палочку.
Казалось, стук сердца заглушает всё вокруг. И она не услышит, если звук вновь повториться. Но нет, она услышала что-то похожее на шаги по сухим листьям, когда ты идёшь почти бесшумно, но они то и дело потрескивают под подошвами.
Гермиона крутилась в коридоре, направляя “люмос” во все стороны, а звук все повторялся и повторялся.
Вдруг всё затихло. Только сердце, казалось, намеревалось выбить рёбра.
Гермиона перевела взгляд на факелы: те спокойно горели, были совершенно обездвижены, словно кто-то наложил на них «Остолбеней».
Надо же, какие глупые мысли лезут в голову совершенно не вовремя. Но что-то в этом глупом предположении было правдой. Ведь, когда она просто шла по коридору, огонь в факелах колыхался, а сейчас, когда она кружилась вокруг себя, они словно застыли.
Вдруг Гермиона услышала тихий шаг по сухим листьям совсем рядом, прямо за ней. Она застыла, напряглись как струна, готовая рвануть в любую секунду. Листья? Их же нет в коридоре. Что-то тёплое мягко коснулось её плеча, и она не выдержала. Отскочила в сторону, развернувшись, и бросила «Остолбеней» в сторону чужих шагов.
Резкое «Протего» отразило её заклинание, и Гермиона уставилась в знакомое лицо. Зелёные глаза удивлённо смотрели на неё сквозь стёкла очков.
— Гермиона, ты чего? — Гарри подошёл ближе и осторожно сжал плечо подруги.
— Я… Там звуки… шаги. Я слышала… — Гермиона вертела головой, отчаянно пытаясь найти виновника тех звуков, но в коридоре не было никого кроме их двоих.
— Какие звуки? — Гарри встревожено всматривался в её лицо.
— Шаги…
— Конечно, ты слышала шаги, ведь я шёл по коридору.
Гермиона уставилась на того. Нет, это был не он. Тогда кто?
— Да, да, наверное, мне следует пойти поспать. Я очень устала, — слабая улыбка растянула губы.
— Ты уверена? Ты выглядишь… напуганной. Хочешь, я тебя провожу? — Гарри убрал руку с плеча и теперь обеспокоенно смотрел на неё.
— Нет, нет, не надо. Я сама дойду, спокойной ночи, Гарри.
— Спокойной, — Поттер смотрел, как Гермиона идёт по коридору размеренным шагом с ровной спиной, словно иголка. Да, Рон был прав, она стала больше напоминать МакГонагалл.
Гермиона дошла до дортуара, проговорила пароль старому барону на картине и медленно вошла в гостиную.
Малфоя не было. Возможно, он уже в спальне или же развлекается с друзьями в подземельях.
С друзьями? У Малфоя не было друзей. Лишь такие же чистокровные слизеренцы, которые общаются с ним, дабы получить его расположение.
Да, чистота крови и статус делают тебя желанным другом и парнем. Хотя насчёт парня… Тут играет не только чистота крови. Внешне Малфой не так уж и плох. Высокие скулы, тонкий аристократический нос, ледяные глаза, что, бесспорно, влекут девушек, и светлые волосы.
Да, он весьма не плох. Но даже внешность не сможет перекрыть его грязные слова и ужасный характер.
Язвительный, ледяной принц слизерина.
Гермиона фыркнула и поднялась по лестнице к своей спальне. Это Малфой, всего лишь Малфой.
========== Глава 2 ==========
Земля дрожит под ногами,
Так что приготовьтесь к войне.
Когда она начнется, тебя прибьет к земле,
Когда встряхнет все вокруг,
Но необходимо выжить,
Так ты остаешься с нами?
Ты это чувствуешь? Тогда сделай это!
Заставь меня это почувствовать!*
Thousand Foot Krutch – Courtesy Call
Когда умер Люциус Малфой, Драко думал, что никогда не сможет оправиться после этого. Но нет, не любовь к отцу сжигала изнутри.
Страх. Казалось, страх никогда не отпустит его. Даже после смерти.
Многие спрашивали его, как он пережил эту «ужаснейшую потерю», страдает ли он. Драко не мог ответить. Как можно это сделать, не зная, что именно он чувствует.
Когда запыхавшийся Яксли трансгрессировал в Малфой-мэнор и срочно потребовал Нарциссу, Драко не удивился. Он просто не придал этому значения.
Но, когда до его слуха дошёл крик матери, он спустился и увидел, как она отчаянно бьётся в руках Яксли, приговаривая: «Этого не может быть», подозрение сжало сердце.
А потом: «Люциус Малфой умер».
Будто на тебя вылили ведро холодной воды, а ты не почувствовал этого.
Будто тебя оглушили.
Будто ты умер, продолжая наблюдать за всем со стороны.
А в голове стучит: «Этого не может быть». Голосом матери.
А под воспалёнными веками, стоит закрыть глаза, возникает полутьма гостиной. И две фигуры посреди.
Крепкие руки, сжимающие хрупкое тело матери, бьющейся в истерике. Заплаканное лицо, припухший красный нос. Но даже в такой момент она оставалась прекрасной.
И другое лицо.
Грубое и противное.
Его очертания связаны с самыми отвратительными моментами из детства. Волевой подбородок и морщины придают ему некой важности и мужественности.
Но глаза.
Маленькие глаза, смотрящие на все с горьким привкусом ненависти и презрения. Словно он презирает каждого. От кончиков волос до кончиков ногтей.
Кажется, что даже после «Обливейта» эта картина не исчезнет из головы. Навсегда останется внутри.
Словно впиталась в стенки головной коры. Слилась воедино со всей сущностью.
Драко не чувствовал ненависти к Пожирателю Смерти.
Подумать только. Его отец, Люциус Малфой, человек, заставляющий своим видом дрожать каждого, умер от авады непутёвого Пожирателя Смерти.
Смех, да и только.
Он не чувствовал ровным счётом ничего.
Кроме тупой ноющей боли. Которая словно рой пчёл, что поселились внутри у тебя. Жужжат и жужжат, постоянно напоминая о себе.
Вечная, вечная боль. Словно служит напоминанием. Не позволяет забыть отца, его учения. Всё, что он когда-либо делал или говорил. Всё, что так хотелось забыть. Практически до животного рыка.
Боль стала неотъемлемой частью его жизни. Но со временем к ней ещё присоединилось одно чувство, ещё одна эмоция. Такая же сильная и тяжёлая.
Ненависть.
Ненависть к отцу, к себе, к чёртовым работникам из чёртового Министерства. Но в первую очередь, ненависть к грязнокровке.
Почему к ней? Драко сам не знал. Наверное, это самый доступный человек для извержения негативных эмоций. Самый подходящий. Словно она была рождена для того, чтобы спасти его. Пускай и таким способом.