Мимо неё спускался Малфой, гадко ухмыляясь. Достигнув ступеньки Гермионы, он остановился и, не поворачивая в сторону голову, тихо проговорил, растягивая слова:
— Ну что, Гре-ейнджер, потеряла своих дружков? Как жаль, грязнокровка, Вислый и Шрамоголовый разошлись, окончательно разругавшись…
— Мы не ссорились, Малфой.
— Ты что, ничего не помнишь? Ну, ничего, вспоминай, Грейнджер, всё вспоминай. Тебе нужно лишь время. А с дружками можешь попрощаться, они исчезли бесследно, бросив тебя здесь, одну, оставив дышать одним воздухом с Пожирателями Смерти. Хорошие друзья, ничего не скажешь, — Малфой ухмыльнулся так гадко, что будь Гермиона сейчас физически в порядке, врезала бы, не раздумывая. Но сейчас это не самое верное решение. Она не верила ни единому его слову — они не могли бросить её!
Или могли? Так или иначе, она всё равно найдёт их. А что до Малфоя, она игнорировала его раньше, сможет и сейчас. Главное — разобраться со здоровьем. И тут, словно услышав упоминание о себе, состояние ухудшилось, в глазах потемнело, а рука расцепилась на поручне. Тело мгновенно обмякло.
В голове мелькнула мысль, что коридор практически пуст, а Малфой… Он не станет ловить её.
Краешки губ дёрнулись в слабой ухмылке, и последнее, что она увидела перед тем как отключиться — хмурое лицо Малфоя и его нереально расширенные зрачки.
***
Гермиона открывает глаза и понимает, что находится в Выручай-комнате. Вокруг темнота, словно на глазах повязка. Гермиона провела руками по лицу и отметила, что никакой повязки и в помине не было. Вдруг раздался тихий скрип, словно кто-то открыл окно, и в комнату ворвался холодный воздух. Поёжилась, сообразив, что на ней отсутствует одежда. Покраснев до корней волос, Гермиона попыталась найти волшебную палочку, но откуда той взяться при отсутствии нижнего белья? Благо, что темно и никого нет. Вроде…
В голове вертелся какой-то вопрос, покалывая кончик языка, но Гермиона не могла понять его. Сделав пару шагов в темноте голыми ступнями по холодному полу, она остановилась. Зябкий страх сжал горло, когда ничего не удалось нащупать. Казалось, все вещи, находившиеся в Выручай-комнате столько лет, разом исчезли, оставив Гермиону стоять в густой темноте, голой, посреди совершенно пустой комнаты.
Вдруг послышались тихие шаги, она повернулась в их сторону, волосы больно хлестнули по лицу, но звук исчез.
— Кто здесь?
Ответа не последовало, но шаги возобновились. Гермиона крутилась вокруг себя, пытаясь понять, с какой стороны доносились звуки. Холод заставил обнять себя руками, согревая.
— Кто ты? — её голос похрипывал, будто она долгое время кричала.
— Ты боишься меня? — тихий шёпот раздался прямо над её ухом, от чего она взвизгнула и отскочила в сторону.
— Кто ты?! — в её голосе слышны были истерические нотки. Успокоиться никак не удавалось. Да и как тут успокоишься, находясь голой, обезоруженной, в кромешной темноте, где ходит какой-то полоумный?
— Боишься? — тихий шёпот опять раздался теперь сзади неё, и Гермиона закусила губу, чтобы не закричать.
— Я спрашиваю, кто ты?! Я не боюсь тебя!
Вдруг чьи-то кончики пальцев коснулись её спины, слегка царапнув, и Гермиона шарахнулась в сторону.
— Не трогай меня!
— Врешь… Боишься, боишься, как маленькая девочка. Зачем же ты врёшь? — шёпот раздался прямо на ухо, а холодные губы неизвестного слегка коснулись мочки.
Гермиона попыталась отшатнуться, но ледяная рука схватила её за шею, лишая возможности отодвинуться.
— Что ты от меня хочешь? — предательские слёзы выступили на глазах, голос дрожал.
— Попробуй угадать.
Над ней явно издевались, но руки исчезли, а шаги притихли. Гермиона должна была уже привыкнуть к темноте и начать хоть что-то различать, но до сих пор казалось, что она мечется с повязкой на глазах.
— Что угадать? Зачем ты играешь со мной? Почему я…
— Тс-с… — холодный палец коснулся её губ, заставляя замолчать. — Ты права, я хочу поиграть с тобой. Но готова ли ты?
— К чему? — Гермиона закусила губу, всхлипнув.
— Знаешь, чего я хочу? — вопрос прозвучал так, будто произносящий улыбался. — Я хочу видеть, как твоя кожа покраснеет под моими ударами.
— Что?! Зачем тебе я?! — она не выдержала, закричала во все лёгкие.
Последовал удар чуть ниже лопаток, отчего Гермиона чуть не задохнулась, взвизгнув. Спина загорелась, а еле сдерживаемые слёзы прорвались, спускаясь по щекам и опадая на руки, прикрывающие грудь.
— Мне нравятся, какие звуки ты произносишь, когда я тебя бью. Как жаль, что тут так темно, правда? Не видно, как на твоей коже появляются красные полосы. Уверен, это замечательное зрелище.
Последовал ещё один удар, теперь уже чуть ниже поясницы, но гораздо сильнее, от чего Гермиона закричала в голос, слыша тихий хриплый смех. Такой смех бывает только у курящих или возбуждённых людей. И она надеялась, что причиной тому являлось курение.
— Зачем тебе я? — Гермиона опустилась на пол, обнимая себя руками крепче и давая волю слезам, сжимающим горло.
Спина горела, но нутро подсказывало, что это не конец.
— Я не могу этого не делать.
— Почему?.. Почему ты делаешь это со мной?
— Почему? — вопрос прозвучал так, будто человек и вправду задумался. — Потому что я так хочу.
Гермиона ощутила тихие шаги за её спиной, затем холодные руки коснулись её, слегка погладили, а губы мягко поцеловали выступающий позвонок на шее. Гермиона попыталась отодвинуться, но человек притянул её к себе, и она ощутила врезающиеся пуговицы в спину. Он был в рубашке.
— Пора возвращаться, не думаешь?
— Куда?
— На свет. Мне не нравится только слышать твои вскрики, я хочу видеть тебя. Скоро, Грейнджер, скоро.
***
Сильный запах ударил по обонянию, отчего Гермиона сморщилась. Было тепло, совсем не так, как в Выручай-комнате. Она ощутила, как ей раздвинули губы, вливая отвратительно пахнущее лекарство, и не менее приятное на вкус. Захотелось выплюнуть, но ей зажали нос, и пришлось глотнуть. По горлу потекла горькая субстанция.
Ощущение одежды порадовало, но от попытки повернуться на бок она отказалась — всё тело саднило, а внутренности, казалось, превратились в сплошное месиво. Страшно было вдохнуть лишний раз.
Наверное, страх произвёл выброс адреналина, давшего возможность открыть глаза. Белый потолок неприветливо навис над ней, а в носу защекотало от запаха лекарств, трав и различных настоек. Где она? Конечно же, во владениях мадам Помфри.
Старая лекарка возилась над кем-то другим, кто также отчаянно не хотел принимать горькую гадость. Но сил у этого кого-то было больше, поэтому послышался звук разбивающегося стекла и причитание мадам Помфри.
— Мистер Уизли, что вы себе позволяете?
Нашла? Нашла! О Мерлин, она нашла Рона! Нужно было только вылезти из кровати и выглянуть из-за ширмы.
Подняться удалось только с третьей попытки, но удалось же, маленькая победа прибавилась к долгожданной находке, что подняло настроение.
Гермиона ступила на холодный пол голыми ступнями и с улыбкой вышла из-за ширмы. Но та медленно сползла с губ, когда на койке оказался совсем не Рон, а его старший брат Джордж. Тот не заметил Гермиону, потому что крепко зажмурил глаза. Что-то кольнуло в сердце, но она подошла ближе. Вид у Уизли был не очень.
— Джордж, — она присела на край кровати, наблюдая, как тот открывает глаза и поворачивает к ней голову, — что случилось? Где Рон и Гарри? Я их искала… — при упоминании о Роне что-то мелькнуло в глазах Джорджа, но Гермиона проигнорировала это. — Что вчера произошло?
— Где ты была?
Что? Это совершенно не то, что ей сейчас нужно — отвечать на вопросы. Ей нужны ответы!
— Где они?
— Исчезли.
Исчезли. Замечательно, просто феерически. И, конечно же, нужно задать глупый вопрос:
— Куда?
Ну да, Гермиона, молодец. Самая умная волшебница за всю историю Хогвартса спрашивает, куда исчезли её друзья. Молодец, садись, тролль.
— Они исчезли, Гермиона, пропали после вчерашней битвы.
Что?!
— Какой битвы? Ты о чём?
— Ты ничего не знаешь?
— Нет, я ничего не знаю, Джордж Уизли!!! Я очнулась сегодня утром или днём… Я понятия не имею, когда я проснулась в Выручай-комнате! Я не знаю, как попала туда, что делала, что случилось вчера, что со мной, где Гарри и Рон! У меня болит всё тело, я теряла сознание… наверно, не один раз! Я ничегошеньки не помню про вчерашнюю ночь, и никто не хочет объяснить мне ровным счётом ни-че-го! — закончила она свой крик как нельзя лучше — слёзы потекли ручьём, и она невольно вздрогнула, сравнивая эти ощущения со сном. Но… сон ли это был? — Прости…
— Извини. Тс-с… — Гермиона вздрогнула от этого звука, но… Нет, тогда звучало совершенно иначе. Нет, это не он. — Вчера ночью на Хогвартс напала группа Пожирателей Смерти. Они трансгрессировали обратно через пять минут, оставив после себя сотни раненных. Знаешь, это было так странно. Замок был почти погружён в сон, а потом явились они, и этот шум, крики, проклятия летели со всех сторон… Все выбежали в коридор… Не надо было этого делать. Так пострадало больше. А потом они исчезли, и наступила тишина. Такая давящая, звенящая в ушах. Гарри и Рон сражались. Я видел их здоровых после битвы, а потом они исчезли. Их нет во всём замке. Ни их, ни карты мародёров, ни мантии-невидимки.
— Их…
— Я не думаю, что их забрали. Они сами ушли.
— Но без меня…
— Мы не нашли тебя на карте мародёров, Дин Томас вызвался пойти в Выручай-комнату, а сегодня… Его нашли мёртвым.
Шок охватил её. Этого не может быть.
— Этого не может быть… — прошептали её губы.
Комментарий к Глава 4
Извиняюсь за то, что долго не публиковала главу! Разобралась с делами, исправила, и вот, принимайте. :)
========== Глава 5 ==========
Я буду храброй,
Я не позволю забрать то,
Что находится передо мной.
Каждый вздох,
Каждый час вел к этому.
Christina Perri - A thousand years
Целую неделю Гермиона провела в койке под строгим присмотром мадам Помфри. Целую неделю она только и делала, что лежала с целой горой книг, на которые всё же выпросила разрешение. За это время она успела выучить новый курс и полностью повторить старый, но что-то мешало. Что-то, поселившееся внутри, заставляющее нервничать.
Нет, её почти вылечили, осталось лишь несильная головная боль и два известия.
Оказалось, ей стёрли память. Кто-то очень хотел, чтобы она забыла что-то, и постарался с Обливейтом. Но, вообще-то, ей повезло, заклинание стёрло только ту злополучную ночь, не тронув ничего больше.
А второе известие также ужаснуло её, но вскоре волнение ушло вместе с болью. После того, как мадам Помфри и Минерва МакГонагалл рассказали ей об Обливейте, применённом в ту ночь, Гермиона заметила в их глазах что-то ещё. Что-то, что она обязана была знать, но ей не собирались сообщать.
То ли от того, что она приложилась головой, и в ту ночь произошло ужасное, — а в том, что произошло что-то ужасное, она была уверенна на сто процентов, в чём и оказалась права. То ли от того, что в ней проснулась не присущая ей… нет, не напористость и упрямство, это было в ней давно, а желание спорить и узнать необходимое, мадам Помфри сдалась. Попросила не переживать, ничего страшного в том, что с ней произошло нет, точнее, она молодая, сильная, умная, она переживёт, но почему-то от этого стало только страшнее. Сердце уже билось в разы быстрее, причиняя лёгкую боль, и поэтому Гермиона выдала нервное «ну?». Мадам Помфри посмотрела на неё долгим изучающим взглядом, отчего сжались внутренности, но всё же произнесла тихим вкрадчивым голосом:
— Гермиона Грейнджер, у вас серьёзные повреждения. Как снаружи, так и внутри — сильное кровотечение удалось устранить. Но ещё несколько дней вы должны будете провести в постели, пока окончательно всё не заживёт. Не будем гадать, что к этому привело, будем лечить. Ближайшую неделю вы проведёте под моим строгим присмотром, а дальше будет видно.
Судорожно вздохнув, Гермиона кивнула лекарше и закрыла глаза. Всё стало понятно, вопросы рассеялись, раскрыв перед ней всю картину. Раньше Гермиона никогда не получала увечья серьёзнее перелома руки в девять лет, если не считать окаменелость от взгляда Василиска. Раньше тело никогда так не болело, а мысли не метались в голове, бесстыдно игнорируя попытки хозяйки усмирить их. Пролежать в больничном крыле неделю казалось и не таким уж ужасным вариантом, по сравнению с тем, что Гермиона начала подумывать о возможном окончании той ночи и более серьёзных последствиях. Хотя не факт, что с ней не случилось самое худшее из того, что она могла предположить.
Чем больше времени проходило после известия, тем сильнее размывалось её представление о событиях той ночи. Гермиона была уверена в ужасных деяниях над ней, но это отошло на второй план её переживаний. Она нервничала от неизвестности. Где сейчас её мальчишки? Если бы они были рядом… Но их нет, и Гермиона старалась не думать об этом. То, что они исчезли, бросив её тут одну, даже не написав ничего, очень злило и обижало её. Но лучше так, чем думать, что их похитили, или они погибли, ведь так? Гермиона надеялась, что да. Ей совершенно не хотелось думать о причинах исчезновения мальчишек, но чем больше она старалась отвлечься, тем хуже у неё это получалось, и всё чаще мысли возвращались на круги своя.
Гермиона вздрогнула, проснувшись. Эта ночь последняя, завтра днём она сможет вернуться в дортуар старост. Даже встреча с Малфоем её не пугала… Это не вызывало ровным счётом никаких ощущений, будто всё, что происходило раньше, было не с ней. Говорят, что время лечит. Ничего подобного, оно лишь помогает притупить боль. И то на время, до первого всплеска эмоций, и тогда пиши пропало. Никого не спасти от криков, обвинений, буйства и слёз. Кто как реагирует, но Гермиона не хотела проверять, что будет вытворять она, когда Малфой доведёт её. Если доведёт.
Сейчас было ощущение, что все чувства и мысли притупились. Гермиона стала менее эмоциональная. Больше рассудительная, рациональная, как и раньше, но эмоций поубавилось, равно, как и живого огонька в глазах. Увидев своё отражение в стекле окна, она лишь горько вздохнула. Красавицей никогда не была, а теперь и подавно не будет.
Очень смешанные чувства крылись в ней. С одной стороны, она сходила с ума от потери Гарри и Рона, боялась того, что произошло с ней в ту роковую ночь, а с другой стороны, ею завладело вопиющее спокойствие. Она даже радовалась, что к ней применили Обливейт, тем самым облегчив возможные страдания. Но та ночь держала её, заставляла снова и снова прокручивать в голове минувшие события. Перед глазами до сих пор стояло то утро, когда она вышла из злополучной Выручай-комнаты. Больше ни ногой туда! Да ни за что в жизни! Но что-то подсказывало, что она туда ещё вернётся, и не раз.
То, что действительно волновало её, так это сны. Они были до того правдоподобными, что, просыпаясь посреди ночи в холодном поту, она благодарила Мерлина за то, что всё это не происходило на самом деле. Каждую ночь ей снилось одно и то же. Закрывая глаза, она со страхом ожидала сна, а тот не спешил разочаровывать Гермиону. В каждом её сне она находилась голой в Выручай-комнате. Снова холод из открытого окна, непроглядная тьма и шаги. Шаги, от которых она вздрагивала всем существом, сильнее, чем от холода. Ветерок лишь ощущался кожей, а шаги отдавались эхом внутри неё, оседая тяжёлыми камнями внизу живота. Страшно до дрожащих коленей. И холодные руки, касающиеся её в самых разных местах. И самое странное, что эти прикосновения вызывали только страх, никакого отвращения или стеснения не было и подавно.
А чего ей стоило слышать его голос. Это был словно знак, что сейчас в дело пойдёт плеть. Каждый раз, когда он обращался к ней, в голове уже гудел звонкий звук удара плетью. И он ударял. Так, как хотел только он. Иногда это едва ощутимые удары, будто ленивые, а иногда стоило больших усилий не выхаркать свои лёгкие от криков. А потом он прикасался к ней холодными руками, сильными, но нежными. И эти прикосновения — она ненавидела себя за это — приносили успокоение. Часть боли он забирал, оставляя лишь жжение. Но под ударами спина горела, казалось, будто вот-вот он снимет с неё кожу.