Дмитрий Емец «Таня Гроттер и магический контрабас»
Кабинет Сарданапал не изменился. Все так же бушевали в клетках книги по черной магии, стремясь вырваться наружу. Они возмущенно шелестели страницами и скалили свои зубы, но хозяин кабинета настолько привык к этому звуку, что не обращал на них никакого внимания. Таня огляделась, замечая, что эта комната единственная осталась самой собой, словно ничего не было: никаких бед — ни возрождения Чумы, ни приближающейся войны. Девушка опустилась в одно из кресел, наблюдая за пожизненно-посмертным директором Тибидохса и ожидая, что тот скажет.
— Танюша, — наконец вздохнул академик. — Если бы ты знала, как тяжело мне это говорить.
— Если вы о Чуме, — прервала его Гроттер, — то я уже все знаю. Ягун рассказал.
— Все?
Таня пожала плечами.
— Я не знаю, что вы подразумеваете под этими словами. Я знаю, что Чума возродилась — правда, не представляю, как она сделала, знаю, что она собрала вокруг себя нежить, что она вновь двинулась на Тибидохс. Знаю про войну. Знаю про эти тренировки с драконами, которые вы называете необходимыми. Но я не знаю, вся ли это информация. Может, есть что-то еще?
Таня закончила свою речь и внимательно посмотрела на Академика, но ни один мускул на лице Серданапала не дрогнул. Он оставался спокоен и сосредоточен, но нельзя было сказать, был ли Черноморов взволнован. Явно не такой реакции ожидала от него Гроттер, учитывая, что речь идет о войне.
— Я даже рад, что мне не придется рассказывать тебе все это, — счастливо выдохнул мужчина. — Я хотел бы поговорить с тобой о другом. У меня есть небольшая просьба, Танюша. Именно просьба. Я пойму, если ты согласишься, и не пойму одновременно. Я хочу поговорить с тобою о Глебе Бейбарсове. Что ты о нем знаешь?
Таня вздрогнула. Ей не хотелось знать ничего об этом человеке, тем более что он принес ей очень много горя. Но раз Академик спрашивал, значит, это было серьезно.
— Потерял магию и вроде бы собирался в родной город. Большего я, честно, не знаю, да и не интересовалась особо. Зачем он вам?
— Чума — некромаг, и сколь сильны бы мы ни были, без знания магии Смерти, нам не одолеть ее. Глеб — тоже некромаг, который не только знает о природе этой магии все, но и способен помочь нам в нашей борьбе. Он очень силен… Очень…
— Постойте! — замахала руками Таня. — Он ведь потерял магию, как Ванька. Или нет…
— Это действительно так, Танюша. Но недавно в одной из книг я нашел занимательный ритуал, который умеет возвращать магию, всю магию, которой когда-то владел человек. Проведя его, мы обретем двух полноценных магов — Глеба и Ваню. Одна загвоздка — нужно, чтобы оба из них дали нам свое согласие и приняли участие в ритуале.
Таня была слишком проницательным человеком с хорошо развитой интуицией, чтобы не обнаружить подвох. Было маловероятно, что Академик пригласил ее к себе только лишь за тем, чтобы рассказать ей все это и отпустить.
— И?
— Он никого не послушает. Никого кроме тебя. Я понимаю, Таня, что ты можешь отказаться, но все же… Некромаг будет любить вечно, и даже потеряв магию, он не потеряет эту свою единственную любовь. Думаю, он до сих пор ждет тебя и надеется, что ты прилетишь.
Таня усмехнулась.
— Ну явно не для того, чтобы уговорить его участвовать в войне.
— Конечно же да, но… У меня, есть единственная надежда — ты.
Только после этих слов Таня поняла, насколько серьезен Сарданапал. Поняла, что от нее вновь зависит судьба всего мира. Поняла, что один ее неверный шаг может привести к смерти всего мира, к воцарению Хауса, к ужасу… Поняла, что ее жизнь просто не может быть нормальной. Но яснее всего она поняла что, что прямо сейчас на все согласиться…
Когда ты теряешь кого-то, это чувство всегда остаётся с тобой, постоянно напоминая тебе, как легко можно пораниться.
Елена Гилберт «Дневники вампира»
…Глеб встретил ее неласково. Когда Таня зависла над его окнами прямым напоминанием о его прошлой жизни, жизни всемогущего некромага, Бейбарсов не сказал ни слова, лишь распахнул окно, чтобы Гроттер могла зайти в квартиру, но остался холоден и спокоен. Девушке показалось, что она не вызвала у него никаких теплых чувств. «Правильно, — подумала она. — Я бы тоже негативно отнеслась к человеку, по вине которого потеряла магию. И вряд ли пригласила его в дом. А этот ничего — впустил. Подумаешь, не улыбается. Бейбарсов, помнится, и раньше был неулыбчивым.»
Таня думала без опаски, зная, что Глеб все равно не подзеркалит — без магии это сделать невозможно.
Бейбарсов в тот не самый приятный для себя момент сидел на кухне и пил чай. На столе стоял черный ноутбук, на котором бывший некромаг что-то печатал — на мониторе виднелся белый лист бумаги и черные напечатанные буквы. Таня поглядела на этот ноутбук, на кружку в руках парня, потопталась на месте и вдруг поняла, что не знает, о чем говорить с этим человеком. Она плохо знала Бейбарсова. Для нее он был лишь ненавистным некромагом, который ее с какого-то перепугу полюбил. Сердобольная Гроттер, конечно, жалела его, но это не мешало девушке боятся его силы. Глеба же как человека она не видела, потому что этот самый человек никому и никогда не открывал своего лица. Настоящего лица, по крайней мере.
Таня поставила контрабас на пол, топчась на месте. Она не знала, с чего начинать разговор. За окном яростно завывал ветер, ломая ветки и раскачивая деревья — Гроттер с трудом долетела, даже не подозревая, что по области объявлено штормовое предупреждение. Солнце скрылось за тучами, словно прячась от позора. На душе было противно и слякотно.
— Привет. Рада тебя видеть, — брякнула девушка.
Глеб только усмехнулся.
— Не могу сказать тебе то же.
— Эм… Что делаешь?
— Работаю, — спокойно ответил Бейбарсов и захлопнул крышку ноутбука.
Таня была готова покраснеть от смущения и досады на себя. Явно не таким видела она этот разговор, когда летела к Бейбарсову через всю Россию. Явно не так она надеялась говорить. И дело было вовсе не в том, что бывший некромаг говорил не так, как Таня себе представляла, она сама произносила вовсе не те фразы, которые должна была.
В окно стучала ветка, словно прося спасти ее от разбушевавшегося ветра, и Таня не сводила с нее глаз. Ей казалось, что эта ветка — она сама, а ветер — Бейбарсов, хотя Глеб, по сути, пока и не сказал ничего.
— Чай будешь.
Он не спрашивал даже — он просто утверждал, ему не нужен был Танин ответ, и она не ответила — просто не услышала вопроса. А когда опомнилась, чашка с горячим напитком уже была у нее в руках, и Гроттер инстинктивно сделала глоток. Это и привело ее в себя.
— Как живешь?
— Неплохо, — скривился Бейбарсов. — Живу вот, работаю даже, чай пью на кухне. Думаю, как твои с Валенком дела, спрашивать даже не нужно.
— Почему это? У нас с Ваней все хорошо, живем у Иртыша, спокойно и тихо…
Тут Таня замолчала, вспомнив, что спокойно и тихо они уже не живут, потому что один директор школы нагрянул к ним с визитом и утянул за собой из теплого и уютного дома в ставший холодным Тибидохс.
— То есть, ты сидишь на моей кухне и пьешь мой чай от хорошей жизни? — хмыкнул Бейбарсов, и Таня вновь увидела его усмешку и покраснела.
— Нет, я вовсе не за этим. У меня к тебе… дело.
— Что ж, тогда я тебя внимательно слушаю.
В окно яростно молотила ветка. За тучами не видно было ни заката, ни неба — вообще ничего. Дождь все никак не начинался, хотя все шло именно к этому. Ветер не желал стихать, но конца этим тучам не было, и они бесконечной темной скатертью продолжали застилать небо. Таня смотрела на это и думала.
Бейбарсов все равно согласится. Все в этой жизни давно было предопределено…
Война — это по большей части каталог грубых ошибок.
Уинстон Черчилль
. Вся война слилась в одно большое черное пятно, и перед Таней лишь проносились обрывки фраз, вспышки заклинаний и горечь от смертей. Воспоминаний практически не было. В память врезались лишь смерти дорогих людей, от которых она частенько плачем по ночам. Три — это словно какое-то магическое число, которое будет преследовать ее вечно.
От бессилия Гроттер пнула какой-то камешек, оказавшийся на крыше случайно. Этот камень оказался настолько ветхим, что от легкого удара развалился на части. На три части.
Три.
Таня сглотнула слезы, но не смогла их удержать. Соленые капли ручьями устремились по ее щекам, и за этой пеленой слез она вновь ничего не видела, кроме постоянно мелькающих перед ней лиц мертвых людей. Родных сердцу дорогих людей…
========== Часть 2. Война ==========
…Это было понятно с первого раза — маги были обречены. Как бы отдельные особы, не знающие историю Тибидохса и никогда не слышавшие о войне между Древниром и Чумой-дель-Торт, не надеялись, что Грааль Гардарика задержит нападавших и предотвратит страшную, волнующую умы и сердца войну, все остальные, кто был ровесником Тани или старшее ее хотя бы на год, знали — не пронесет. Не существовало еще преград, которые могли бы сдержать тупую, живущую лишь инстинктами нежить, не позволить ей проникнуть туда, куда стремятся ее нескончаемые орды.
Тибидохс перестал быть защищенным местом в тот самый момент, когда Чума восстала из мира мертвых и протянула свои костлявые, отделенные от тела руки в сторону острова. Нежить медленно, но упорно скапливалась в подвалах Тибидохса, и преподаватели уже не могли сдерживать их натиск. Готфрид, казалось, не видел света и не вдыхал свежего воздуха более двух недель, патрулируя бесконечные коридорчики и тупики в поисках этих тварей. Хмыри и мавки, упыри и прочая мерзость упорно стекались в одно место и замирали там, не нападая ни на одного мага. Все эти существа, неспособные на перемирие даже между собой, вели себя удивительно мирно, ожидая приказа.
Воздух во всем острове вдруг стал каким-то тяжелым и удушающим, мрачное предчувствие приближающейся трагедии вязким киселем разлилось над школой. Все живое на Буяне, как единый организм, жило ожиданием надвигающейся бури, напряженно следя за небом и ожидая, когда рванет.
Чума-дель-Торт приближалась с каждым днем, становилась все сильнее и могущественнее.
И Грааль Гардарика дрогнула. Не было бесконечных, упорных попыток прорвать щит, призванный защищать и оберегать, не было привычных, но зачастую пустых обещаний Чумы положить все живое. Просто в один прекрасный день, когда солнце, обрамленное легкими молочными облаками, было в зените, Гардарика погнулась и… рассыпалась мириадами искорок, сломилась, исчезла. Нет, она не исчезла полностью, конечно: лопухоиды все еще были не способны увидеть Буян, но преградой для Чумы он быть перестал. Впрочем, а был ли когда-нибудь?..
И весь Тибидохс, который мучительно переживал грозное затишье, который жил и дышал готовностью бороться за свою жизнь, оказался не готов. Люди рассыпались в разные стороны, как выроненные неуклюжей рукой кегли, драконы, выпущенные на волю, но не сдерживаемые людьми, грозно взревели и кинулись на людей, гонимые животным, необъяснимым страхом. Суматоха, неразбериха, отсутствие даже намека на организованную работу. Сарданапал, постаревший разом на добрую сотню лет. Таня, кинувшаяся в самую толпу в попытках отловить и защитить Ваньку, который вновь вернул свою магию посредством какого-то непонятного ритуала.
И Чума, с хохотом наблюдающая за простирающимся перед ней беззащитным островом.
***
…Некромаги держались особняком. Всегда одни, всегда втроем, всегда вместе; мрачные, холодные изваяния, усмехающиеся в лицо своей жизни, магии и элементарным законам их мира. Отдельная, необъяснимая и страшная, но так необходимая сейчас сила. Если бы Таню спросили, кто сделал больше всего для победы, она, не раздумывая, назвала бы имена некромагов, соединенных между собой тонкой ниточкой единого дара.
Глеб всегда был их лидером, авторитетом и руководителем, он был сильнее не столько магически, сколько просто морально. Он влиял на девушек даже сильнее, чем их темный дар. Он позволял им чувствовать себя живыми, настоящими и всемогущими. Он один превращал некромагов в единый, живущий одним общим порывом организм. Он один, мрачный и насмешливо ухмыляющийся, легко и издевательски подбрасывая своими длинными, как у пианиста, и смуглыми пальцами тросточку, способную сокрушить почти любую силу на этом свете, являл собой грозное оружие, способное решить исход войны в пользу Тибидохса.
Он не был за Сарданапала. Он воевал не за идею, как горстка особо ярых представителей светлых, не за спасение всего мира, как основная часть тибидохсцев, и даже не за свою жизнь, как оставшиеся темные. Он просто заключил выгодную для себя сделку и, получив обратно всю свою силу, включая могущество Тантала, согласился помочь академику в его нелегкой борьбе. Не клялся, не обещал идти до конца. Просто обещал помочь. И Черноморов знал, что Бейбарсов мог уйти в любую секунду, прихватив с собой Жанну, Лену, а заодно и Шурасика, который в последнее время был неотделим от Свекольт. Но в то же время Сарданапал знал — Глеб не уйдет. По крайней мере до тех пор, пока Таня жива, его будет держать эта губительная для всех, жгучая и вечная, как и сам некромаг, любовь. Светлое чувство, право на которое за некромагом Глебом Бейбарсовым академик Сарданапал Черноморов никогда не признавал.
Некромаги сделали все, что могли, и даже больше, всегда оставаясь в строю, с легкой усмешкой откидывая врагов, невесомыми движениями приближая всех к победе. Они никого не спасали и никому не помогали, даже если их молили об этом, но именно они сделали большую часть работы по борьбе за победу магического мира.
Вот только тогда, в августе, в дни догорающего и оттого настолько яркого и сильного летнего тепла, никто еще не мог этого знать.
— Ванька! — крикнула Таня, резким движениям оборачиваясь вокруг себя на пятках. Толпа уносила ее то в одну, то в другую сторону, и любые ее попытки выцепить из пестрых голов возлюбленного была тщетной. — Ванька!
Валялкин был магом уже больше недели, но ни Таня, ни он сам никак не могли привыкнуть к вернувшейся силе. Для Гроттер сейчас ветеринар был самым беззащитным человеком на острове, которому однозначно требовалась помощь. Ванька был наиболее слабым среди них всех, первым кандидатом для ухода в мир иной — Таня понимала это в данную секунду как нельзя лучше.
— Ванька!
Но Ванька не отзывался — он просто ее не слышал. Толпу лихорадило и бросало туда-сюда, человеческое море лилось бессистемно и ужасающе быстро, стремительными порывами утекало подальше от стен замка, словно на этом маленьком острове было хоть одно защищенное место.
Таня вновь огляделась, но не увидела ни одного знакомого в этой толпе. Какие-то серые лица совсем еще детей, однозначно учеников школы, и почтенного возраста магов проносилось мимо нее, сливаясь в одно бесконечное пятно…
Гроттер еще раз позвала Валялкина и, не получив ответа, замерла, опустив руки и не зная, куда бежать дальше и что делать. Людская волна, замечая препятствие на своем пути, поначалу пыталась смести девушку или потащить ее за собой, но пошла по пути наименьшего сопротивления и предпочла обогнуть Гроттер, просто не обращая на нее внимание. И Таня тоже не обращала — она стояла рядом с подвесным мостом, почти у стен замка и не знала, что дальше делать. Куда бежать, кого звать, с кем сражаться. Ветер растрепал ее волосы — одна прядь налезла на глаза, а вторая упорно лезла в рот. Таня даже не заметила ее. Не убрала, не заправила за ухо, как всегда делала. Ее поглотила несколько другая паника, не та, что заставляла бежать орды проносящихся мимо людей. Это была безразличная ко всему, разливающаяся по всему телу слабостью паника, не желающая давать ей мыслить здраво.
Девушка подняла глаза и посмотрела на замок. Солнце било ей в глаза, из-за чего пришлось их чуть прищурить. Наткнулась взглядом на некромагов, стоящих плечом к плечу совсем близко, в одном из переходов. Гроттер даже могла разглядеть выражение их лиц, казавшееся безразлично-отчужденным. Маги Смерти не смотрели вниз, заранее презирая рассыпавшихся внизу магов — они насмешливо наблюдали за небом, где на ступе, зловеще хохоча, бездействовала Чума. Словно давала магам шанс оправиться от шока и собраться с духом.