Джули растерянно обернулась в сторону Джеймса и Эдварда, однако их лица были суровыми, и она поняла, насколько сильна та западня, в которую она загнала и себя, и сестру. Ясно было, что поступок Элеонор с Вэйном не пройдет даром, ни им, ни Роберту. Она вновь глянула в сторону Чарльза и увидела, как постепенно его люди стали уходить в сторону Солсбури.
Пока команда Чарльза медленно, но верно распадалась, она подозвала мистера Скотта, который до этого наблюдал за развернувшейся сценой с немым отчаянием в глазах.
— Мистер Скотт, прикажите снять… — она запнулась, слова стали в горле.
Но мистер Скотт все понял, и потому с сочувствующим кивком, сказал:
— Да, мисс, можете не волноваться, все будет сделано.
— Спасибо.
Мистер Скотт подозвал шестерых бравых мужчин, и те принялись снимать труп с креста. Уводя за собой сестру, Джулия еще раз метнула взгляд в сторону трех капитанов. Тэтч, мрачно смотревший в их сторону, вдруг задумчиво глянул на труп Ричарда, и подумал: “Вот тебе и кара за доверчивость и глупость”.
— Пойдемте за мной. — Джеймс и Эдвард молча переглянулись и последовали за Тэтчем.
***
В таверну вновь возвратились посетители, однако веселье сменилось на скорбь и недоумение. Джулия угрюмо смотрела в окно, пока Элеонор сидела на стуле с бутылкой виски, раздраженно глядя на окружающих ее мужчин.
— То есть, вы хотите, чтобы мы отдавали почти всю прибыль вам?
— Ну, не всю, только семьдесят пять процентов. — Кенуэй вальяжно сел на край стола и налил себе виски в бокал. Элеонор глянула на него испепеляющим взглядом.
— Сэр, если вы не слезете со стола, я прикажу вас повесить. — Эдвард повинуясь слез, однако обиженным тоном добавил:
— Если вы будете вешать, каждого мужчину, который осмелился залезть на ваш стол, то капитан Чарльз видно уже, эдак, раз десять должен быть повешен. — Элеонор не нашлась, что ответить, но этот болван с соломенной башкой, с каждой секундой все больше рисковал получить бутылкой по своей голове.
Кидд раздраженно глядел на Кенуэя. Вся эта комедия ему уже изрядно поднадоела. Мисс Элеонор видимо не знала, что ее сестра заключила сделку без нее ведома. Эдвард вдруг принял серьезный вид. Некое подобие стыда зашевелилось в нем. Все-таки они потеряли отца, да и еще таким жестоким способом.
— Мисс, — снова начал он, — по правде говоря, у вас особого выхода нет. Вряд ли вам хватит тех денег, что вы получите от продажи остатков товара, да и ваша сестра уже согласилась на сделку.
— Это, что, правда? — Элеонор воззрилась на сестру испытующим взглядом, а та не нашлась, что соврать.
— Да. — Нехотя ответила она.
В комнате повисла гробовая тишина, Эдвард, Джеймс и Тэтч молча ожидали ответа от женщин, а еще лучше их полного согласия. Джулия, села на стул отца, и подняла на мужчин суровый взгляд.
—Мы согласны, — Элеонор уже хотела возразить, но та ее остановила, — но мы требуем изменения условий. Так, как наша с вами сделка не была зафиксирована на бумаге, она не имеет никакой силы, — продолжала она. Капитаны изумлено переглянулись. Джеймс понял, куда она клонит, — а значит, мы имеем полное право требовать изменения. Только так мы подпишем документ.
Тэтч устало закурил трубку.
— И что же вы хотите? — Задумчиво спросил он.
Элеонор и Джули переглянулись. Джулия дала им небольшой, но шанс выпутаться из этой паутины, которую так умело, плетут эти трое заговорщиков. Она гордо откинулась на спинку стула, свысока поглядев на мужчин.
— Мы согласны отдавать вам семьдесят процентов, но только в том случае, если вы будете привозить товаров на общую суму в шестнадцать тысяч реалов.
Кидд прикусил губу: «Недурно”. Эдвард злобно уставился на Элеонор, и подумал: “Вот же нахалка!” Тэтч понял, что на меньшее они не согласятся, и дальше вести переговоры бессмысленно.
— Ну, что ж, пусть будет так. — Тэтч встал с диванчика, и подошел к столу, пока Джулия доставала чистый лист пергамента и новые чернила.
По прошествии нескольких минут договор был составлен и подписан, всеми пятью участниками.
— Но есть еще кое-что. — Джулия долила себе в бокал виски, пока мужчины удивленно смотрели на нее.
Кидд недоверчиво прищурился.
— И, что же, мисс Гатри? — Эдвард удивленно воззрился на нее, подбоченившись.
— Мы поедем с вами. — Джулия встала и снова отошла к окну.
Джеймс Эдвард и Тэтч недоуменно переглянулись, и Эдвард решительно запротестовал.
— Нет. Ни за что! Во-первых, мисс Гатри, мы еще даже между собой не решили, чей же корабль мы возьмем, во-вторых, как всем известно, женщинам на корабле не место, а в третьих мы все решительно против, того, чтобы терпеть ваши две персоны на борту. — Кенуэй победно скрестил руки и самодовольно уставился на девушек.
Элеонор дерзко впилась в него взглядом, а затем привстала с места.
— Что ж, сэр, может вы и правы, — она наклонилась над столом, опираясь на руки, и взяла их документ, — да вот только договор, легко может быть уничтожен, — младшая Гатри демонстративно держала лист над свечой, с гордостью глядя на вытянувшиеся лица пиратов. — К тому же мы не так доверчивы. Вы вполне можете удрать, якобы в поисках Адерли, а затем, вдруг внезапно появиться с грузом, общая стоимость которого будет, ой, шестнадцать тысяч реалов. Нет уж, мы едем с вами. Отправляемся завтра утром, а на чьем корабле, ну, что ж, это мы сейчас и решим.
— Хотите поиграться, мисс. — Эдвард зловеще подошел к столу и приблизился к лицу Элеонор. Их глаза встретились, и Элеонор едва удержалась, чтобы не влепить ему пощечину, и стереть эту самодовольную усмешку. — Что ж, хорошо, — он резко отошел, и посмотрел на Кидда, — “Галка”, к моему сожалению, весьма в прискорбном состоянии, и вряд ли выйдет в море на следующей неделе, — он, продолжал важничать, расхаживая по комнате, — капитан Тэтч остается здесь, дабы контролировать ситуацию, а вот корабль капитана Кидда в прекрасном состоянии. — Эдвард резко повернулся на каблуках в сторону друга, уже виновато улыбаясь.
— Скажите, капитан Кенуэй, — Джулия подошла к столу, наливая себе остатки виски, — когда дело доходит до того, чтобы прокатить на своем корабле дам, ваш корабль всегда прискорбном состоянии? — Элеонор поперхнулась, а Кидд, переглянувшись с Тэтчем, нервно закашлял, подавляя смешок.
— Смотря, что вы подразумеваете под кораблем, мисс. — Усмехнулся Эдвард, он тоже шутку оценил.
Джулия почувствовала на себе горячий взгляд Элеонор, и скорчила неловкую мину.
— Ну, ты и… — прошипела та сквозь зубы.
— Прости, ничего с собой поделать не могу. — Джулия виновато пожала плечами. — Ну, так, что, сэр, — она обратилась к Джеймсу, — вы согласны взять нас на борт?
— И не только на борт, мисс. — Ответил тот, усмехнувшись. Его друзья засмеялись, а Джулия покраснела, скорчив недовольную мину.
Спустя два часа после их ухода, девушки сидели вдвоем, думая о смерти отца, и попивая алкоголь. Джулия пребывала в смешанном настроении. “…Вы согласны взять нас на борт?”
“И не только на борт, мисс”. Она нервно вздрогнула. Может еще можно отказаться?
========== Глава 5 ==========
Джеймс был уж очень хорош собой, что усвоил еще в детстве, благодаря матери. Поэтому, ему почти всегда удавалось добиваться своего, не применяя при этом силовых методов. Свое детство он провел на юге Англии, в крупном портовом городе Портсмуте. В марте 1691 года, небезызвестный Уильям Кидд, прибыл туда со своей командой на некоторое время.
Естественно моряки, утомленные одиночеством и тоской во время долгого плаванья, в буквальном смысле заняли все бордели Портсмута на все четыре дня, что они там были. И Уильям Кидд не стал исключением.
Проходя мимо двухэтажного здания, его взор привлекла хрупкая светлоглазая девушка. Она стояла у входа в бордель, а ее белокурые локоны легко развевались на ветру. Кидд не стал долго раздумывать.
Через четыре дня он уплыл, а еще через две недели, Бланш Нортон узнала, что она беременна. В начале ноября у нее родился сын, удивительно похожий на отца. От нее ему достался только утонченный нос, красивая миндалевидная форма глаз, да и длинные тонкие пальцы. Его отец навещал его трижды, прежде чем в 1701 году его бесславно казнили. Очевидцы говорили, что в первый раз веревка оборвалась, и его пришлось вешать дважды.
Мисс Нортон нередко приходилось брать маленького Джеймса на работу, оставляя его на попечение другим женщинам, пока те не были заняты. Будучи от природы робким и скромным мальчиком, он часто стеснялся в их присутствии.
Первое время он просто приходил в комнату, и садился в дальний уголок. Джоанна — двадцатипятилетняя девушка, тогда давала ему кусочек бумажки и угля, чтобы хоть как-то развлечь ребенка. Вообще, он быстро понравился женщинам, и они испытывали к нему те нежные материнские чувства, отчасти возникшие от тайных мечтаний и надежд, которые каждая из них имела. Тогда ему лет пять было.
Имена тех женщин он помнит и до сих пор: Молли, Кэтрин, Мэри и Джоанна. В последнюю, он уже через полгода таких походов, осмелился даже влюбиться. Сейчас он с улыбкой вспоминал, один случай. Однажды, в Портсмут как обычно прибыл корабль. Джеймсу было шесть, и он сидел в трактире вместе с Молли, что-то по обычаю, рисуя угольком. Один матрос зашел в таверну, и увидев Джоанну, крепко обнял ее, а затем поцеловал. Джимми увидев эту сцену, резко встал и подошел к влюбленным. Мальчик злобно фыркнул и, топнув ногой, угрожающе помахал кулачком оппоненту.
Когда же тот матрос добродушно засмеялся вместе с Джой, (как ее все любили называть за веселый нрав), юный ревнивец обратно ушел за свой столик рисовать. Позже девушка лишь беззлобно посмеивалась и говорила ему:
— Малыш, я слишком стара для тебя. Вот будет тебе двадцать, будешь, ты молодым красавцем, — она нежно убрала прядь темных волнистых волос с его лба, — а я уже буду старухой. Буду ревновать, ведь наверняка вокруг тебя, девушки будут виться, как мотыльки! — она снова засмеялась, а потом игриво ткнула его пальцем в нос.
На следующий день тот матрос отчалил вместе с командой, а через два дня после его отплытия он заметил, что Джой была ужасно грустна. Через несколько лет, когда Джеймс уже был тринадцатилетним матросом, он узнал от пожилого моряка, что в тот роковой день, она видела его в последний раз. Их корабль попал в жуткий шторм. Ни один не вернулся домой.
Вообще в их присутствии он нередко краснел. Так, например, когда Мэри или Кэтрин проходили миом в слишком откровенном наряде, или же просто обнимали его, на его бледном и худом лице вспыхивал робкий румянец, а черные глаза забавно увеличивались в размере. Но еще больше он краснел, когда они сидели глядя на него, иногда гладя по черным волнистым волосам или же, когда выдавали секреты своего сердца.
Так, вот, он узнал, что бедняжка Молли была тайно влюблена в Роберта Кентлока — богача из лондонского Ист-Сайда. А Мэри Симонс, каждую ночь грезила о Джоне Вэнздейле. Он не был богачом или лордом, нет, просто служил боцманом у капитана Хоуклэнда. Временами он приходил в бордель, но на Мэри никогда внимания не обращал. Между тем он часто сидел на первом этаже в трактире, и за кружкой дешевого пива, рассказывал о жизни на борту корабля, о ночах, проведенных в мечтаниях. Однако ему никогда не давали дослушать эту часть рассказа боцмана Джона, ибо Молли всегда резко брала его за руку и уволакивала за собой:
— Господи, вот же бесстыдник! О таком, и при ребенке. — Возмущено говорила она. На, что Джон всегда им вслед кричал:
— Он все равно, когда-нибудь узнает. Не будет же он вечно прятаться за вашими юбками!
Что, то были за мечтания, Джеймс узнал позже, когда повзрослел.
Кэтрин же, мечтала, что когда они со своим любовником накопят достаточно сбережений, то станут жить вдвоем, забыв о позорном прошлом.
Однажды Джеймс шел по коридору, и его рука уже легла на дверную ручку знакомой комнаты, как вдруг он остановился.
— Ты будешь работать, пока я в городе?
— Ты же знаешь, любимый, я не могу. Я и так уже задолжала мистеру Сандерсу… — робкий голос Кэтрин затих. — Ты меня любишь? — вдруг спросила она.
— Еще спрашиваешь…
Джеймс медленно шагнул назад. Интимность и чувственность этих фраз была ему незнакома. До некоторых пор.
Годы шли, и мальчик рос, глядя на прибывающее и отчаливающие корабли, идя по пути в бордель или же просто гуляя по улице. Часто он сидел в порту, смотря, как моряки, чинят борт корабля, или же перетягивают старые канаты, меняя их на новые.
Но однажды, когда он сидел в порту, по обычаю наблюдая за кораблями, его охватило странное чувство. Никто не занимался его образованием, свои знания о мире он зачерпывал из собственных наблюдений, но как же мало он видел!
Друзей у него не было. Сыновья некоторых женщин из борделя, временами приходили, но на Джеймса им было все равно, до одного случая. Если до этого, Джеймс никогда не сжимал руки в кулаки для того, чтобы кого-нибудь ударить, то теперь ему пришлось это сделать. Поводом для драки было случайное столкновение Джима и Генри Олдриджа.
Генри было девять, и хотя он был старше Джеймса лишь на год, Генри был прекрасно сложен. Он был выше, его плечи были шире, да и сам он отличался завидной выносливостью. Джеймс, изнеженный обществом женщин, и не имеющий опыта в уличных драках, был гораздо худее, и слабее.
— Эй, а ну-ка смотри куда идешь! — Генри толкнул Джима за плечи, и тот, споткнувшись, упал на землю.
Другие ребята из компании Олдриджа окружили их, и громко насмехались над бедным пареньком, которому сейчас достанется. Но Джеймс быстро поднялся, и неумело принял боевую стойку.
— Генри, может не стоит? Ты только глянь на него, он совсем как перышко — дунешь, и оно улетит. — Крикнул, какой-то парнишка из толпы.
Но Генри тоже был настроен решительно, он принял стойку, и драка была уже неизбежна. В тот день он четыре раза положил Джеймса на лопатки, и хотя тот, каждый раз силился подняться — в конце концов, он проиграл. С тех пор Генри почти каждый день валил его на землю, и Джим был не в силах подняться. Почти каждый день он приходил домой в синяках и ссадинах.
Однако, со временем от таких драк его тело окрепло. Он был все также худ, но теперь, когда он в очередной раз дрался с Генри, на его напряженных руках вырисовывались четкие очертания мускул, да и сам он стал гораздо ловчее и быстрее. И наконец, тот день, когда он не проиграл, настал.
Тогда они дрались уже с четверть часа, однако, хоть они и устали изрядно, оба держались из последних сил. Удары становились более слабыми и вальяжными, уклоняться тоже было тяжело. Наконец Генри увидев, что соперник, хоть и сам устал, сдаваться не собирается, протянул ладонь к нему.
Джеймс понял знак, и тогда они примирительно пожали руки. С тех пор Генри и Джеймс стали лучшими друзьями. Генри был сыном мясника, но также как и Джеймс грезил о море. Вместе они часто шатались ночами по порту, смотря, как лунный свет отражается в воде. Вместе они воровали выпечку из пекарни сэра Френсиса. Джеймс в жизни никогда не ел такого вкусного и мягкого хлеба. Вместе они дрались, с другими ребятами, вместе играли в разбойников и вместе грезили о море.
В общем-то, Джеймс немало почерпнул из этой дружбы. Бродя по самым разным районам Портсмута, глядя на изможденных и грязных бедняков и холенных и вальяжных богачей, он узнал цену деньгам, и насколько разной и многогранной бывает жизнь.
Однажды, когда им уже было по двенадцать, и они оба по старому обычаю сидели в порту, к Джеймсу вернулось чувство, что ему чего-то не хватает, и он, наконец, понял чего. Он глянул на Генри серьезным взглядом.
— Знаешь, Генри, я тут подумал, — он сделал паузу, словив заинтересованный взгляд товарища, — я пойду новобранцем в Королевский флот.
Генри резко вскочил на ноги, он не ожидал, что его друг захочет быть одним из “краснопузых”, как он любил называть гвардейцев.