Эрин наконец взяла кеды в руки. Они превышали размер ее ладони чуть ли не вдвое. Дример посмотрела, те ли золотые туфли сейчас на Стэнли, о которых он говорил. Вроде да. Русоволосая не видела в них ничего особенного.
— Не выебывайся, — коротко отчеканила она.
Эрин быстро переобулась и поднялась на ноги. С третьей попытки, правда. Первый раз она только не удержала равновесие, а во второй еще отвлеклась, твердя Урису о том, что он мог бы помочь. Дример сделала один шаг. Как бы сильно она не завязывала, ожидаемо, кеды болтались на ее ногах, как одежда размера XXLL на анорексичке. Эрин почти такая же, и ноги у нее были самыми худыми.
Урис надел рюкзак, когда Дример нагибалась за своими кедами, чтобы взять те в руки. Выпрямившись, она хотела опять что-то нехорошее сказать Стэнли, но увидела лишь его быстро удаляющуюся спину. Дример стояла прямо около большого окна, через которое было видно их столик и родителей, которые, наверно, уже забыли о своих детях. Видимо Урис решил этим воспользоваться. Бог знает только чем он думает.
— Решил таки уйти? — крикнула Эрин. Стэн взмахнул ладонью, а после та превратилась в один средний палец, — Мда, Урис, я так и знала, что ты пидор!
— Конечно! — крикнул Стэнли в ответ. Он, не останавливаясь, обернулся и раскинул руки. — Ты же знаешь меня лучше всех, Рина!
— Чт… — выдавила Эрин, не находя в себе больше никаких слов. Ухмылку Уриса было видно даже в этой практически кромешной тьме.
— Пошел нахуй, Урис! И не возвращайся!
====== Часть 5 ======
Эрин не могла припомнить, когда последний раз выходные были такими скучными. Отвратительными. Хотелось выть от отчаяния и лезть на стену уже в утро субботы, когда она наконец осознала, что правда никуда не пойдет. В пятницу, когда они всей недружной семьей вернулись с ресторана, мать посадила ее под домашний арест. Трудно было добиться от Джейми правосудия или хотя бы объяснения причины такого решения. Эрин поняла, что все они сводились к «ПОТОМУ ЧТО Я ТАК СКАЗАЛА!» спустя где-то минут пять бесполезных руганей. Отец ушел сразу спать. Мудрый человек, конечно.
Стэнли тогда сбежал. И ни он, ни его родители, ни весь мир в целом не видели Эрин виноватой в этом. Мама же была разозлена так, будто она сама лично столкнула Уриса под поезд, а тело его разделала, как свиную тушу и подала им всем на ужине в качестве комплимента. Неизвестно, какие мысли еще были в уже седоволосой голове Джейми Дример — может, у нее вообще начался старческий маразм, а с ним уже ни один поступок не поддается объяснению. Ей было почти пятьдесят.
Крисс звонил днем, в субботу. Эрин вовремя опередила мать и взяла сама трубку, после чего весь оставшийся день благодарила за это Бога или того, кто сидел в этих чертовых облаках, точно как бесплатник на школьных обедах, со своими привилегиями. Но больше ей ничего не помогло. Виктор опять взбесился, решив, что она их просто кидает и покрыл ее тонной дерьма, от которого морально отмываться пришлось долго. А Эрин всего лишь сказала, что в эти выходные вершат зло только они двое. В воскресенье Дример думала позвонить Реджи и объясниться с ним, но он не брал трубку. А потом Джейми загнала ее в комнату, вручив в руки каталог одного из местных магазинчиков, со словами «Выбери себе какую-нибудь нормальную одежду, солнышко, сил нет смотреть на твои лохмотья.»
Дример держала этот каталог в руках, думая, последовать ли наставлениям матери, либо кинуть это ей в лицо. Хотя, было сложно его найти под тремя тонными штукатурки, которая бесполезно лежала на коже мамы плотной некрасивой маской и кричала о ее возрасте, хотя предполагается обычно наоборот. Только нельзя было ей такое говорить. Джейми Дример идеальна по умолчанию. Не то, что ее дочь.
Неудачница какая-то.
Заточение в комнате было не так уж и плохо. Да, у Эрин здесь не было телевизора, игровой приставки или новых интересных книжек, тех, что еще до дыр не прочитаны. Ибо карманные ей не выдают и никогда не выдавали. Но у нее было время, чтобы починить кеды. Его было столько же, сколько надежды на то, что это реально получится. В каких-то вещах Дример была действительно безнадежной оптимисткой. Только этого было мало и подошва вместе с обычным клеем, купленным для уроков труда, не приклеивалась. Дример изо всех сил пыталась держаться — не орать и НЕ ОРАТЬ. Она выкинула из окна канцелярский нож и все ножницы тогда, когда почувствовала в себе желание убивать.
Ее комната была такой небольшой, что можно было обойти почти ее всю за несколько шагов. Единственное окно в ней тоже было маленьким. Стены были голые и темно-серыми, постоянно напоминающими о том, что родители ее не так сильно любят, как говорят сами. Никогда в жизни здесь не висели какие-нибудь милые обои в цветочек или с принцессами. Сама она то тоже не была принцессой, когда спала на деревянной кровати, с чудовищно жестким матрасом. Почти всю начальную школу у нее болела от него спина, но мать громко твердила о том, что так надо и вообще — полезно. Не ной, блять, дочь. И плакаты с разными группами, большинство из которых Эрин даже не знала и вообще повесила потому, что, почему бы добру пропадать, не украшали этот серый, ее личный мир. У Эрин была невероятная фантазия, но даже она не справлялась с этим.
Поэтому, когда терпение русоволосой было на исходе, она выходила из комнаты и бродила по дому. Родители находились где-то в городе, а домашних животных у Дримеров никогда не было. И Эрин чувствовала себя ужасно в этом пустом доме, еще наглухо закрытым на ключ. В тот момент, когда дышать уже становилось тяжело и ладони потели, девушка прислонялась к окну, так, будто желала расствориться в нем. Сероглазая со всеми силами пыталась сосредоточиться на окружающем мире; она напоминала себе о том, что он большой и в нем не существует никаких проклятых стен, давящих на нее морально.
У Эрин клаустрофобия и иногда она очень тяжелая.
Утром понедельника Дример поняла, что все. Она свободна. Эрин прямо босиком бросилась на улицу. Все двери, входная и та, что ведет во двор, были открыты — все выходные, как ожидаемо, Джейми запирала их на ключ. Раннее утро только пришло. Ступив голыми ступнями на холодную траву, Эрин раскинула руки и покрутилась вокруг себя. Тут она решила, что запечатление ее до одури счастливой рожи было замечательной идеей для второго снимка. Как раз Дример еще вспомнила о первом.
И улыбка тут же исчезла с ее лица.
Эрин сегодня выглядела необычно. На ней были черные джинсы, с прорезями на коленях и длинная белая футболка, купленная в излюбленном мужском отделе. Из-за того, что была середина сентября и потому, что Эрин чувствовала себя неуверенно с голыми руками, на ней еще болтался (а как иначе?) синий кардиган с капюшоном; материал его был приятным и чем-то с виду напоминал настоящий бархат. Сегодня «девочка-девочка» внутри Дример работала на полную — постоянно напоминала о том, что к такому наряду чудесно бы подошли ее любимые кеды. Которые уже вряд ли когда-нибудь наденешь. Сука, она что, издевается? И что здесь смешного-то, блять?
Русоволосая была в кедах Уриса. В силу его шестидесятого, наверно, размера, обувь заполнилась чуть ли не наполовину ватой и бинтами, когда вата начала заканчиваться. Эрин каким-то чудом умудрилась вдеть дополнительных шнурки, чтобы завязывать кеды потуже и вообще разбавить это белое уродство любимым черным. Это помогло. Обувь уже не болталась на ее ногах и ходить было нормально. Вот только теперь ее ноги даже издалека казались огромными, и Дример иногда чувствовала себя уродом. Да-да, блять! Она бы с радостью надела свои любимые кеды или — какого черта даже об этом не подумала? — напялила туфли или балетки. Но руки сами потянулись к этой обуви. Пахнущей какими-то травками и такой чистой, что пиво можно было с них хлебать. Эрин не всегда может объяснить свое поведение. Это была действительно их общая с матерью черта.
Она не планировала сегодня натыкаться на Уриса — что там скрывать, она не планировала, чтобы он присутствовал в ее жизни вообще. Дример в очередной раз напомнила себе повесить наконец-то таки его фото в туалете, когда наткнулась на кудрявого. Совсем неожиданно. Она просто вошла в поворот, проходящий между старшей и начальной школой и ведущий к черному ходу первой. Через него почти никто не проходил. Урис стоял там, прислонившись к одной из стен, практически всей расписанной разными непристойностями. На Стэнли были надеты джинсы и большой темно-зеленый свитер, но, не смотря на простоту одежды, выглядел он вновь как с иголочки. Еврей, подогнув левую ногу и упираясь ей в стену, держал в руках, кажется, альбом для рисования и с крайне сосредоточенным лицом что-то в нем рисовал. Эрин уже даже забыла, что Урис был левшой и малость удивилась.
Она некоторое время просто рассматривала его, сама не понимая, что сегодня в нем такого привлекательного. Может, ее просто так привлек альбом и неожиданная мысль о том, что, если он вдруг как-то неожиданно исчезнет, Урис точно расстроится? Губы Эрин, наспех намазанные лиловой помадой по дороге в школу (мама узнает — крышу снесет!), автоматически растянулись в улыбке, как стоило ей подумать о страданиях парня.
— Ты долго будешь там стоять? — неожиданный вопрос пробил тишину. Урис не отрывался от рисования. — Собираешься меня тут по тихому прирезать? Ты еще ту вилку с ресторана стащила?
— Катись в свой еврейский ад, Урис, — огрызнулась Дример, подойдя к парню и останавливаясь в нескольких шагах от него. — Тогда тебе там наконец жопу поджарят за такие несмешные шуточки. Хоть бы у своего очкастого дружка взял пару уроков юмора.
— Не дай бог, — возмущенным тоном ответил Стэнли, но он звучал слишком наигранно. — Скорей я возьму их у тебя. Но только если ты тоже сначала научишься шутить.
— Мои шутки замечательные. Спроси у своего бати, он их тоже очень одобряет.
Стэнли не мог не заметить свои кеды, в которых ножки Эрин размещались, очевидно, с комфортом. Но выглядела она в них очень смешно. Словно какой-то мутант. Как будто ноги ее были сделаны из двух спичек, а внизу располагался раздвоенный надвое спичечный коробок. Он с плохо скрываемым ехидством взглянул на Дример, но потом вовсе разразился тихим хихиканьем, звучащим еще более издевательским, чем громкий ржач. Или в Урисе было издевательским все.
- Не получишь ты их назад, говнюк. И не мечтай, – доложила Эрин эту не очень приятную весть. Ибо Стэнли любил свои кеды. Но, не смотря на это, Урис все равно не пошел против. Может затем, чтобы Эрин продолжала выглядеть так забавно.
Но по-своему мило, что ли.
Язык оторвать за такие мысли!
Урис вдруг дернул карандашом, так, что бумага под ним заскрипела. Эрин встала сбоку и попыталась заглянуть в детище жида через его плечо, но Стэн резко захлопнул альбом. Дример быстро моргала глазами, а парень уже убирал его назад в рюкзак.
— Чего это? Стыдно показывать свои каракули? Раз да, хочешь, я помогу тебе их сжечь. Нечего мир портить таким дерьмом, — воодушевленно предложила Эрин, улыбаясь. Стэнли взглянул на нее с тенью недовольства, пробившейся таки на его вечно невозмутимом лице. Эрин, улыбаясь во весь рот, добавила:
— Могу поджечь и тебя. Ты похуже своих рисунков будешь.
— Ебанутая, — прозвучало, как факт.
— Почему? Уверена, что тебе понравится, — радуясь по уши тому, что Стэн наконец начал беситься от ее нападок, лепетала Эрин. Но следующие слова вдруг комом застряли в ее горле и веселый настрой улетучился.
Странно. Эрин Дример та еще сука. Тогда почему она вдруг посчитала, что фраза «Вашему народу не в первой подыхать подобным образом» — это слишком? Эрин прикусила губу, совсем не понимая, что ее остановило от такой насмешки. Она, видно, надолго замолчала, так как Стэн спросил:
— Что-то случилось?
Дураку было понятно, что на самом деле Стэнли Урис не испытывал к Эрин Дример особой ненависти. Вряд ли она ему нравилась — да. Она его бесила — да. Хотелось много раз окунуть ее лохматую голову в унитаз, вместо его же собственной — трижды да. Эрин, кажется, и хотела, чтобы все, кому она переходила дорогу, испытывали такое желание. У некоторых оно, правда, разрасталось до невероятных масштабов. Но Урис был не из таких.
Просто дурацкая девчонка. Ни сном, ни духом с нее. Что есть, что нет.
— Эй, Рина.
Но старое прозвище каждый раз что-то в нем подрывало. Серые глаза яростно блеснули, точно как закаленная сталь. Стэн заранее закатил глаза — он знал, что сейчас будет что-то вроде «Не смей меня так называть, ублюдок!», а потом «Сдохни, мразь!» Парень иногда думал, что Эрин, читая молитву перед сном, в первую очередь просит у Бога именно это, а не благополучия своих близких.
— Ты можешь сам себя поджечь, — неожиданно произнесла девушка. Эрин все это время думала, чтобы достойного ответить Урису. Но явно в этом провалилась. Стэн, приподняв одну бровь, смотрел на нее, как на совсем ебанутую. Эрин зашевелилась на месте, уже понимая, что ответ ее был глупым. — Ну… Эмм… Поджечь себя сам можешь, Урис. Ты что, тупой? У тебя же зажигалка есть!
— Ааа, — протянул Стэнли, немного поразмыслив и поняв, что это был запоздалый подъеб. Он поднял оба пальца вверх. — Здорово. Очень смешно, правда.
— Ты правда куришь? — Эрин продолжала говорить левые вещи. Стэнли был слегка поражен.
— Ага.
— И рисуешь еще? Ты левша?
— Ты куришь? — передразнил Стэнли наигранным писклявым голосом, очень даже похожим на голос Дример. — Ты рисуешь? Ты левша? Что за вопросы? А как же, например, «Ты пидор?». Или «Ты когда сдохнешь?». О, еще можно…
— Я поняла, Урис, — рыкнула Эрин. — Ты, очевидно, никогда не научишься шутить.
Сероглазая хотела сказать что-то еще, но взгляд ее неожиданно надолго сфокусировался на чем-то позади Стэнли. Эрин смотрела как будто сквозь него. Урис подхватил рюкзак, накинул его на одно плечо и обернулся. Он вообще-то уже давно собирался уйти, но Эрин Дример почему-то его останавливала. Почему?
Обернувшись, Стэн заметил огромную надпись, нарисованную кислотно-зелеными красками, от которой практически рябило в глазах.
ГЕНРИ БАУЭРС И ЭРИН ДРИМЕР — ЛУЧШАЯ В ГОРОДЕ ПАРА!
— Интересно, это от слова «параша»? — усмехнулся Стэнли. Он в пол оборота обернулся к Эрин. — Ты не видела? Несколько таких надписей есть еще за школой, еще, вроде видел одну в мужском туалете.
— Не видела, — ответила Эрин, и Стэн удивился тому, как спокойно звучал ее голос.
— Они появились перед прошлым ле…
— Я поняла, Урис! — рявкнула Дример. Она вернулась к своему типичному истеричному состоянию и перешла почти на крик. — Меня не было прошлым летом, я уехала еще до начала июня, блять. В ебаную Атланту, навестить больную бабку, которая мне вот тут, — Эрин провела пальцем линию поперек горла. — не уперлась. Меня все лето не было и, если ты и твои паршивые друзья этого не заметили, то Генри вам точно сообщил!
— Не сообщил, — пожал Стэн плечами, ни капли не тронутый такой душевной речью. После его слов Эрин поникла головой. — И без него все ясно было.
И подняла ее вновь. Пару секунд они смотрели друг другу в глаза. У Стэна они были темно-зелеными и не очень широкими, круглыми и вообще почти не выделяющимися на лице. У Эрин были большие глаза — правда, за обилием туши и темных теней порой было сложно даже различить их цвет. Серый. Как мокрая слякоть, противная всем и каждому. Стэн пошел вперед, и Эрин двинулась за ним. Им было по пути, поскольку первым уроком была история. Этот предмет у них был одним из немногих общих. Когда они пришли на школьной двор, кишащий школьниками почти всех возрастов, Дример только сейчас заметила, что идет с Урисом бок о бок. Стэнли это точно не волновало. И шел он с таким лицом, будто они вообще закадычные друзья и это вообще нормально.
— Отъебись, Урис, — возмущенно попросила Эрин, но не отошла. Урис, бросив на нее мимолетный взгляд, закатил глаза и ускорил шаг. После чего чуть ли не в бегом бросился куда-то. Эрин удивленно смотрела ему в спину, а потом проанализировала путь, по которому направлялся еврей. Совпадение — пфф, конечно нет, блять — он пролегал через их компании. Хулиганы всегда превосходили неудачников числом, но сейчас все было не так. Их стало всего трое, а компания охуевших идиотов разрослась до шести человек. А за стенами этой школы их становилось семь — вот к Майку Хэнлону раньше Эрин вообще не испытывала ненависти, но теперь он ее бесил больше всех. Сегодня во дворе было пять неудачников и два хулигана. И обоих сейчас станет на одного больше. Эрин тоже бросилась к ним.
Реджи ударил Ричи по носу так, что очки слетели с его лица. Эдди хотел подскочить на помощь, но его крепкой хваткой держал Билл. Бен и Беверли стояли возле них, закрывая, как щитом от Виктора.