— Нами, милая, иди в машину, а я здесь сам разберусь.
И в этот момент я поняла, что понятия не имею, что мой брат понимает под «сам разберусь». Я не знаю, что он из себя представляет, а за эти полминуты Яхико явно дал понять, что давить авторитетом на людей он умеет.
— Ты кто такой, м? — наконец, очнулся Тсукури.
— Я кто такой? — усмехнулся брат, делая акцент на местоимении и возвращая своё внимание Дейдаре. — Это ты, блин, кто? — Вообще-то, он сказал не «блин».
— Яхико, не стоит так… — подключилась я к делу, на что снова получила эту же улыбку и «Не волнуйся, иди в машину».
На негнущихся ногах я покорно отправилась к чёрной «Митсубиси» и, открыв дверь, плюхнулась на заднее сидение. На водительском месте сидел некто с волосами по плечи и шумно затягивался сигаретой, от чего в салоне, несмотря на отрытое окно, пахло табачным дымом.
— Привет, — пискнула я, чтобы хоть как-то отвлечь себя от происходящего на улице.
Парень с острыми скулами и впалыми щеками обернулся и несколько секунд просто смотрел на меня, словно размышляя, стоит со мной здороваться или нет, а затем кивнул и подал руку для рукопожатия:
— Я Нагато.
— Нами. — Его ладонь оказалась холодной, как лёд.
— Не бойся, ничего он ему не сделает, — словно прочитав на моём лице все беспокойства, отчеканил он. — Припугнёт только.
Я растерянно кивнула и посмотрела в окно, но ни брата, ни Дея за ним уже не было. Паника подступила к горлу, и я уж было хотела вылезти из машины, как вдруг дверь открылась, и на переднее пассажирское запрыгнул Яхико.
— Только не говори, что это и есть твой бывший парень, с которым ты учишься, — он обернулся и поморщился. — Такой ссыкун. Только отпустил, как он тут же сбежал, только пятки сверкали. — На это я лишь обреченно поджала губы. Голова разболелась с новой силой. Неужели нельзя было более мирно ставить его на место? Да и я бы тоже на его месте сбежала, если бы на меня кинулся парень столь угрожающего вида. — Ладно, — вздохнул Яхико и обратился к Нагато: — Поехали. Я покажу дорогу.
========== Глава 21. Перемены ==========
Первые три дня каникул я провела дома, укутанная в три слоя одеял. Маме удалось уговорить Орочимару отдать ей бумажную работу на дом, и потому внимания мне уделялось немерено. Как будто в моей потешной женщине разом проснулись все материнские инстинкты, и теперь она стремилась выполнить норму по заботе на долгие годы вперед. Каждые полчаса она то приносила мне какие-то таблетки и сиропы, то заставляла поласкать горло какой-то дрянью, то гонялась за мной со стаканом воды. Видите ли, нужно пить больше, чтобы организм очищался, а мне пить ну ни в какую не хотелось. В итоге почти все насильно принесенные стаканы были принесены в жертву садовой клумбе за окном, за которое я незамедлительно выплескивала их содержимое. На четвёртый день я уже клялась, что пышу здоровьем, как никогда, и даже оделась, чтобы побежать в школу на репетицию дня открытых дверей, но моя инициатива была пресечена на корню. «Ну-ка быстро в постель!» — было единственным, что я услышала, и мне пришлось повиноваться: уж очень грозно эти слова прозвучали.
От скуки во время болезни спасали лишь звонки Ино, которая по часу рассказывала о новостях за пределом моей темницы во всех подробностях, хотя их можно было бы изложить минут за десять. Как оказалось, Тсукури тоже не был ни на одной репетиции, из-за чего мы оба пока находимся у Обито-сэнсэя в «чёрном списке». Благо, меня легко вытащит из него больничная справка, а вот Дею, надеюсь, достанется за пропуски по полной. Мелочно? Возможно. Но я слишком долго была к нему добра.
Дейдара звонил много и часто, но я не брала трубку. И правильно делала, потому что сообщения, что он присылал, временами пугали своей неадекватностью. Тсукури то писал разные нежности, вымаливал прощение за своё пари и клялся, что даже не предпринимал попыток его выиграть, то откровенно поливал меня грязью, называя лживой шлюхой и другими нелестными прозвищами. Из-за Яхико, конечно же. Я даже не знаю, стоит ему рассказывать, что это был всего-навсего мой брат, или же оставить всё как есть, и тогда чуть что у меня будет шанс пригрозить ему своим парнем-неформалом. Мама говорит, что это «детский сад — штаны на лямках», но иногда мне кажется, что с Дейдарой по-другому и нельзя.
Пятница должна была стать особенным днём. Днём, когда я поставлю победную точку на порядком затянувшейся главе моей биографии с заголовком «нервное голодание», но… врачебная комиссия приняла решение не в мою пользу. Домой я плелась еле-еле, вяло и без энтузиазма подбирая в голове слова, которыми сообщу эту «радостную» новость маме. Она тоже думала, что этот визит в диспансер станет последним, и даже предлагала отметить это событие праздничным ужином, но, видимо, придётся отложить его на неопределенный срок.
Наверное, мне стоило ожидать такое развитие событий. Я мало ела, пока болела, так что вес, недолго думая, качнулся на отметку «дефицита массы тела». С моим диагнозом такое сразу же трактуют, как подозрение на рецидив, и плевать, что предыдущие четыре осмотра проходили на ура. Не то чтобы никто не слушал мои объяснения про простуду и прочее — члены комиссии покивали, что-то промычали, но решения не изменили. Ещё и приписали заглядывать к ним каждую неделю как минимум месяц. Я снова под колпаком.
Дойдя до поворота на свою улицу, где всегда останавливался автобус, я поправила сумку на плече и глубоко вдохнула. Вот ведь как… Стоит один раз оступиться, и вот уже все ждут, что ты оступишься снова. Впрочем, такова уж привычка психических расстройств: уходя, они любят забывать свои вещи, чтобы потом у них был повод вернуться. Главное, не впускать их обратно. Не впускать, крепко держать дверь и, желательно, делать это не в одиночку, опираясь о твёрдое плечо близкого человека: тогда шансы на победу над внутренними демонами резко возрастают.
— Хигураши! — окликнул меня знакомый голос за спиной, и от неожиданности я едва из шорт не выпрыгнула и резко обернулась. В дверях только что подъехавшего автобуса стоял Итачи. Белая рубашка с засученными рукавами, полуразвязанный галстук и портфель в руке — он только что с работы. — Так ты всё-таки прогуливаешь репетиции, а не болеешь? — Я бы подумала, что Учиха решил отчитать меня всерьез, но больно уж взгляд у него был беззлобный. Нотация для галочки, не иначе. Напоминание о том, что он мой классный руководитель.
— Сэнсэй, — губы сами растянулись в улыбке. За пять дней, что мы не виделись, я сильно по нему соскучилась. Один раз даже порывалась ему позвонить, но быстро поняла, что это будет странно, неуместно и неприлично, и потому сразу же оставила эту затею. — Официально я могу прогуливать еще неделю. Могу справку даже показать.
Удивительное дело. Живём в одном районе, ходим к одной остановке, даже затовариваемся в одном магазине, но встречаемся вот так, случайно, впервые. Я уж было кинулась доставать несчастную промокашку с освобождением из сумки, но Учиха вовремя меня остановил.
— Не нужно, каникулы же. Репетиции вы посещаете добровольно.
— Добровольно-принудительно, скорее, — со вздохом заметила я, а Итачи ничего не ответил и лишь кивнул головой в сторону дороги, предлагая продолжить разговор по пути.
Улица, идущая вниз, тонула в солнечных лучах, светивших прямо в глаза. Мимо нас пробежала небольшая банда счастливых детей лет семи, и я, проводив их взглядом, искренне им позавидовала. Когда я сюда переехала, у меня был только один ровесник на всю округу — Саске. Не поймите меня неправильно, Саске мне всегда нравился, но иногда нам обоим не хватало общения с такими же малолетними бандитами. Горькая правда: существует не так много детских игр, в которые можно играть вдвоем.
До моего дома оставалось минут семь ходьбы, до дома Итачи — минут пятнадцать, и мне впервые хотелось жить хотя бы на пару кварталов дальше. По дороге я всё заваливала Учиху якобы интересующими меня вопросами на тему истории, чтобы между нами не повисало молчание. От него как-то сразу становилось мучительно неловко, будто нам нужно было что-то обсудить, но никто не решался об этом чем-то заговорить. Сэнсэй, похоже, был только рад поддержать сторонний разговор и охотно делился своими познаниями. История — это то, что ему действительно интересно, и когда он говорит о ней, его хочется слушать. Внимание всецело пристыковывается к нему, и дело тут совсем не в том, что кое-кто в него втрескался по уши.
Подходя к моему дому, мы замедлили шаг. Мама увлеченно копалась в клумбах возле забора, а я тихо посоветовала Итачи быстро прошмыгнуть мимо, чтобы она его не заметила. Не знаю, что именно в фразе «беги и спасайся, пока не поздно» сэнсэй не понял, но через секунду он не нашел ничего лучше, чем привлечь внимание дремлющей опасности.
— Куренай-сан?
Я изобразила пальцами пистолет и выстрелила себе в висок, а Учиха, увидев этот жест, осуждающе покачал головой. Ну-ну, это он сейчас думает, что ничего страшного не произошло, а я уж знаю, чем всё кончится.
— Итачи-кун! Быть не может! — воскликнула моя потешная женщина и выпрямилась.
Она очень забавно смотрелась в своей садовой шляпке, холщовом комбинезоне и с тяпкой в руке. И разве скажешь, что это бизнес-леди, живущая одними командировками? Это же домохозяйка из рекламного ролика телемагазина! Вот-вот достанет из-за спины свои мэджик-грабли и улыбнется в камеру. Стянув перчатки, мама бросила их куда-то под ноги и уперла руки в боки. Узнаю этот взгляд. Я бы на месте сэнсэя уже сматывала удочки и бежала вниз по улице, потому что просто так она его не отпустит. Учиха вежливо поклонился:
— Рад встрече.
После этого акта приветствия я морально приготовилась слушать ближайшие две недели дифирамбы в его честь. Маму почему-то всегда очень впечатляют вежливые молодые люди, хотя по мне, так такими они и должны быть. Может, в Токио они более… хамоватые, вот она и примечает такие тонкости. На мамином лице появилась улыбка от уха до уха, и она тут же принялась уговаривать Учиху зайти к нам на чай. Она будто совсем забыла, что этот эталон спокойствия и благоразумия еще и мой учитель, а разве учителей зовут к себе в гости? Не думаю. Итачи, конечно же, в смятении начал отнекиваться, уверяя, что воспользуется приглашением в другой раз, но он не с той связался.
— В другой раз не будет вишневого пирога, который сейчас стоит в духовке. — О! В ход пошла тяжёлая артиллерия. — Нами, а ты чего молчишь?
Беззвучно посмеиваясь в сторонке, наблюдая за озадаченным сэнсэем и маминой настойчивостью, я не ожидала, что в эту борьбу втянут и меня, так что смеяться мне мгновенно расхотелось. Если на чистоту, то часть меня категорически не желала, чтобы Учиха поддался уговорам, ибо чаепитие «ученица-учитель-мама» мне снилось в ночных кошмарах, а часть этого хотела. Что тут скажешь — мне лишь бы повод найти побыть с сэнсэем еще немного.
— А я не стану уговаривать, пусть уходит. — Мамино лицо мгновенно вспыхнуло от стыда за моё поведение. Итачи же даже бровью не повел, лишь чуть склонил голову набок, взглянув в мою сторону. — Без обид, но это мамин пирог. Здесь каждый сам за себя.
Из груди моей потешной женщины вырвался облегченный смех: похоже, на секунду она подумала, что я серьёзно, и что она вырастила невоспитанное чудовище. Учиха же едва заметно улыбнулся и, отвернувшись, переспросил:
— Вишнёвый, говорите?
— Вишнёвый, вишнёвый, — всплеснув руками, мама снова хихикнула. — Так что, окажешь нам честь? — Итачи кивнул. — Тогда бегу ставить чайник. — И насчет «бегу» она не преувеличивала: её действительно через пару секунд уже и след простыл. Видимо, взыграл страх, что наш новоиспеченный гость поймёт, во что вляпался, и передумает.
Благо, дома у нас было прибрано, иначе я бы со стыда сгорела. Всё-таки Учиха парень, который живёт один, но, когда я была у него, в его квартире царили безукоризненные чистота и порядок, и я более чем уверена, что так у него всегда, а не по воле случая. Кажется, сэнсэй нечасто бывает в чужих домах. Очень уж он скованно топтался в прихожей, когда вошел, даже не смотрел ни на что лишний раз, как будто боялся увидеть что-то не то.
— Могу провести экскурсию, если хочешь, — предложила я, чтобы хоть как-то разрядить обстановку, и Итачи кивнул.
— Да, спасибо.
Обход мы начали с кухни, где уже во всю тарахтел на плите чайник. Мама не до конца вытерла муку со стола, так что я, бегло извинившись, принялась убирать это безобразие посудной губкой. Когда я закончила, Итачи, видимо, от скуки уже начал рассматривать фотополоску, прикрепленную к холодильнику. Просто четыре кадра, сделанные в фотобудке, на которых мы с мамой дурачимся и душим друг друга в объятьях — память о все том же дне в Токио, проведенном вместе.
— Я была против, но моя потешная женщина всё равно повесила это на самое видное место. — У меня там везде щеки на полкадра, но чхала она на мои комплексы. Учиха перевёл на меня немного озадаченный взгляд и улыбнулся.
— Ты называешь маму потешной женщиной? — Стушевавшись, я густо покраснела. Всегда знала, что это странно, и потому при посторонних держала язык за зубами, а тут как-то само вырвалось. — Это мило, — Итачи, видимо, заметил моё смятение и поспешил сгладить неловкость, но не особо успешно.
— Д-да, пожалуй, — отозвалась я и сконфуженно добавила: — Это, вроде как, домашнее прозвище. Не знаю, почему назвала его при тебе.
Чайник на плите засвистел, спасая от возникновения неудобной паузы, так что я, шустро выключив конфорку, как можно бодрее предложила продолжить экскурсию.
В гостиной Учиха с особым вниманием оглядел нашу домашнюю библиотеку. В основном на полках стояла классика, так что душа моя за честь семьи была спокойна. Все позорные женские романы попрятаны в ящиках комодов. Сэнсэй даже обнаружил у нас какое-то коллекционное издание биографий полководцев Японии, но, когда он спросил, откуда оно у нас, я лишь пожала плечами. Наверняка это очередной бестолковый подарок от одного маминого коллеги, который безуспешно добивается её не первый год, а она просто поставила эти огромные тома в шкаф для красоты: из-за кожаных корешков с позолоченными буквами.
На втором этаже я первом делом указала, где у нас туалет и ванная, а затем махнула рукой в сторону спальной моей потешной женщины с должными комментариями. Показывать её, конечно же, не стала, ибо переодевающаяся там мама такое действо явно бы не оценила.
— А здесь моя комната.
Дверь я открывала с некоторым волнением, ибо боялась, что оставила какое-нибудь шмотье на кровати, пока спешно собиралась в клинику, но мои опасения не оправдались.
— Год назад мы здесь делали ремонт. Ничего особенного, конечно, — пояснила я, наблюдая за реакцией Итачи, — но мне нравится.
Ну, а что тут скажешь — обычная девчачья комната: пушистый ковер, кровать, заваленная мелкими подушками, шкаф с большим зеркалом, стол, компьютер и стеллаж с разной мелочью, вроде дисков, подаренных игрушек, стопок тетрадей и учебников.
— У тебя очень уютно.
Учиха, как всегда, сама вежливость, и в ответ на его реплику мои губы дрогнули в благодарной улыбке. Правду он сказал или нет — да какая разница? Уверена, он здесь бывает в первый и последний раз. Откуда-то из ванны послышался мамин голос. Она крикнула, что нужно достать пирог из духовки и выложить его на широкую тарелку, так что мы поспешили на кухню.
Честно говоря, я уже была готова проклинать мамину манеру зазывать всех подряд в гости, потому что в компании Итачи, который впервые на моей памяти не знал, куда себя деть, меня начинала мучить совесть. Как будто это я его во всё это втянула. Надев рукавицы для горячего, я достала пирог, накрыла его полотенцем, чтобы меня потом не отчитывали, что он высох, и принялась искать, куда его теперь можно переложить.
— Может, тебе чай или кофе налить? — спросила я, рассматривая содержимое открытого навесного шкафчика. Учиха как-то совсем притих, сидя за столом, и от этого казалось, что он за мной пристально следит.
— Нет, спасибо. Я подожду, когда вы составите мне компанию, — он замолк, но пауза была недолгой. — Может, тебе помочь? — Ах вот оно что. Он просто не привык сидеть без дела.
— А знаешь… Давай. — Как раз в этот момент взгляд выцепил алую каёмку большой тарелки на верхней полке, и я указала на неё пальцем. — Можешь достать вон ту красную штуку?
Ушей достиг звук отодвигающегося стула, а затем Итачи, подойдя, аккуратно подвинул меня в сторонку за плечи. От этого осторожного прикосновения сердце заколотилось, как ненормальное, а щеки порозовели. Чуть привстав на цыпочки, сэнсэй подцепил посудину и аккуратно спустил его на столешницу. Мне бы пришлось пододвигать стул для такой же процедуры, да и маме тоже.