— Тайна человеческой души заключена в психических драмах детства, — прокомментировал Шисуи спустя недолгую паузу. — Я не поклонник учений Фрейда, но с этим высказыванием я полностью согласен. То, что ты выросла без…
— Не отрицаю — отсутствие отца наложило на меня отпечаток, если вы об этом, — перебила я, предчувствуя, что меня неправильно поняли, — но я не люблю, когда за каждый мой неверный шаг винят «неполноценность», — я изобразила пальцами кавычки, — моей семьи. Как будто все вокруг идеальные, а я одна морально поломанный жизнью урод, потому что у меня один родитель, а не два.
Поймав на себе блеснувший заинтересованностью взгляд, я поняла, что таки начала болтать лишнего и, отвернувшись, отправила в рот печенье. Изливаю душу перед чудаковатым другом Итачи — дожили.
— Не знаю, нужно ли тебе это говорить, — вновь заговорил Шисуи, понизив голос, — но я видел тебя… на мосту год назад. Я был тогда с Итачи.
Я резко втянула носом воздух, отчего крошки надкусанного печенья попали не в то горло, и я сильно закашлялась. Слезы брызнули из глаз, да ещё и кофе, как назло, оказался слишком горячим, чтобы всё это запить. К счастью, ко мне почти сразу подоспел Шисуи и всучил стакан воды, а я залпом его осушила и жестом попросила ещё.
— Ты как? Порядок? — Шисуи приземлился на подлокотник моего кресла и участливо передал мне второй стакан. — Не пугай так больше.
Повернув голову, я взглянула на него, сидящего так близко, снизу-вверх и неловко поерзала на месте, отодвигаясь. Ненамеренно ли, или это очередной психологический приемчик, но Шисуи теперь как-то совсем по-хозяйски восседал на территории моего личного пространства, и это мне не нравилось.
— По поводу того случая… — слова застревали в горле, почти как печенье всего полминуты назад. — Знаю, как это выглядело, но на самом деле я не собиралась прыгать.
По его лицу пробежала тень не то улыбки, не то сочувствия.
— Да, именно это ты и повторяла тогда, как заевшая пластинка.
Я отвернулась и, чуть склонив голову, спряталась за прядями спавших на щеки волос, как за спасительной вуалью. Мне казалось, я молчала. Я не помню, чтобы говорила вообще хоть что-то, пока не осталась с Итачи один на один.
В кабинете повисла гробовая тишина. Я слышала, как пульсирует кровь в висках, и как тикают часы на стене и на запястье Шисуи. У меня волосы на голове шевелились от одной мысли, что мои даже сохранившиеся воспоминания о том злополучном дне ложны. Я шлялась неизвестно где, говорила неизвестно что. Кто знает, что ещё я могла творить в таком состоянии?
— А ты не очень хорошо помнишь тот день, не так ли? — словно прочитав мои мысли, подметил Шисуи и пружинисто подскочил на ноги. Обивка кресла противно скрипнула, когда он опёрся о спинку рукой и выпрямился.
— Первую половину дня в деталях, — помедлив, призналась я, на нервах заламывая руки, — а всё, что было потом — вспышками, и не все они складываются… в единую картинку.
Шисуи неопределенно покачал головой и со вздохом устремил задумчивый взгляд куда-то в сторону. Молчаливая пауза снова затянулась.
— Я могу помочь тебе вернуть утраченные воспоминания, — заговорил он, когда я уж и не надеялась услышать хоть что-то вразумительное в ответ на своё признание. — Если ты этого хочешь, конечно же.
Навряд ли, убежав из школы в тот день, я отправилась на пляж и до заката провалялась на песке, греясь на солнце. Может, были и еще более ужасающие выходки, чем стояние на перилах моста. Хочу ли я в действительности о них знать?
Шизуне-сан уже пыталась помочь мне вспомнить события того дня, но мы так и не смогли достроить логическую цепочку из образов, сохранившихся в памяти. Она надеялась, что состроив из «картинок» нужную комбинацию, я смогу извлечь из своего подсознания нужные воспоминания, но ничего хорошего из этого не вышло.
— А как их можно вернуть? — тихо спросила я, ставя стакан с недопитой водой на стол.
Шисуи прошел к своему креслу и, взглянув на меня, решительно в него опустился. Его глаза блеснули странным огоньком энтузиазма, будто он только и ждал этого вопроса.
— С помощью регрессивного гипноза.
Я думала, что понятия не имею, что это такое, но, как оказалось, я уже видела такое в фильмах и не раз. «Погружение в подсознание под чутким руководством специалиста» — так это характеризовал Шисуи, а после, очевидно, уловив недоумение в моём взгляде, сказал, что я сама всё пойму, как приступим. Только вот «приступать» я не хотела, хоть он и заверил, что не все люди восприимчивы к гипнозу. Значит, я могу просто-напросто оказаться не гипне… гипну…
— Не гипнабельна, — терпеливо повторил Шисуи, с помощью странных манипуляций откидывая спинку моего кресла. — Но, между нами говоря, ты навряд ли попадешь в число этих счастливчиков.
Счастливчиков, на которых нельзя повлиять с помощью гипноза. Думаю, мне было бы приятно узнать, что я не гипнабельна и что по-своему отличаюсь от большинства. А то в свои шестнадцать мне разве что умением достать языком до носа можно козырнуть, но этот навык вряд ли вызовет у кого-то зависть.
— Ничего не бойся, Нами. Просто расслабься и смотри мне в глаза… — Почему-то слово «расслабься» никогда не помогало мне расслабиться. Сразу начинало что-то чесаться, хотелось поправить волосы, положить руки по-другому, закинуть ногу на ногу… Да и Шисуи буквально навис надо мной, поставив ладони на подлокотники, что совсем не способствовало моему внутреннему успокоению. На секунду мне показалось, что его потемневшие зрачки блеснули красным. — Слушай только мой голос… — Это прозвучало смешно, и мне захотелось хихикнуть, но отчего-то не удалось. — Твои веки тяжелеют, ты чувствуешь, как сильно устала и хочешь спать, но продолжаешь смотреть мне в глаза.
И я продолжала, ощущая, как мышцы по всему телу начали предательски обмякать, лишая меня возможности пошевелиться.
— Они словно налились свинцом, и ты готова вот-вот заснуть, — Шисуи перешёл на шепот. — Когда я досчитаю до десяти, ты погрузишься в сон, но продолжишь слышать каждое моё слово и выполнять все мои указания. Раз…
Он не разрывал визуального контакта ни на мгновение, даже не моргал, и чем дольше я смотрела в его глаза, тем больше казалось, что моя воля больше мне не принадлежит.
— … девять, десять.
Глаза покорно закрылись, и я почувствовала, как сделала глубокий вдох. Вернее, не я, а моё полностью отключившееся тело. Меня окутала спокойная, убаюкивающая своей непроглядностью тьма, сквозь которую я больше не слышала тиканье часов в кабинете.
— Слышишь меня? — спросил голос Шисуи, словно пробившийся через толщу воды. — Понимаешь, что я говорю?
— Да, — точно по указке разлепились мои губы ещё до того, как я подумала, что хочу ответить на его вопрос. Шисуи будто пытался проверить, насколько хорошо работает связь: он один за другим спрашивал меня о наипростейших вещах, вроде «как тебя зовут», «сколько тебе лет», «какой сегодня день недели», а я отвечала на его вопросы без задней мысли и даже не думала смеяться над их банальностью. Если бы Шисуи пришло в голову спросить меня о чем-то сугубо личном, думаю, я бы сразу выложила всё, не задумываясь. Как позже объяснил мне сам Шисуи, под гипнозом центр, отвечающий за генерацию ложных ответов, отключается, как и почти все защитные механизмы мозга.
— Теперь давай попробуем немного размяться, хорошо? — Размяться? — Ты перенесешься во вчерашний день, в первый час после пробуждения. Что ты видишь?
Тьма передо мной расступилась, и я оказалась дома, на кухне перед столом, крепко сжимающая коробку сока и закусившая губу от досады. Из опрокинутого стакана по столу расползалась бордовая лужа и уверенно подбиралась к краю.
— Так, юная леди, ты где у меня летаешь? Соберись! — усмехнулась мама, появившаяся в поле зрения с посудной тряпкой в руке, и вручила ее мне. — Нервничаешь перед репетицией, да?
Уголки губ дрогнули в виноватой улыбке, но я ничего не ответила и принялась вытирать это безобразие. Прямо как вчера. Теплая ладонь подбадривающе сжала мое плечо.
— Всё будет хорошо. — «Будет ли?» — подумала я, обернувшись. — А если и не будет, — мама хитро прищурилась и улыбнулась, — вместе со всем разберёмся.
На самом деле я волновалась не из-за репетиции. Ну почморит меня Обито лишний раз при всем честном народе — невелика беда. Куда большей причиной моих беспокойств был Дейдара, который мог устроить публичную сцену, и Итачи, с которым мне впервые предстояло увидеться в стенах школы в статусе тайной девушки.
— Ты молодец, — похвала Шисуи, прозвучавшая откуда-то со стороны, напомнила, что всё, что происходит, нереально, и что на самом деле моё тело сейчас не на домашней кухне с мамой, а в душном кабинете клиники на сеансе гипноза. — Теперь попробуем отправится в куда более дальнее прошлое. Вспомни один из самых счастливых моментов своей жизни…
Когда Шисуи попросил меня отправится в одно из самых счастливейших воспоминаний, лишь один образ возник у меня перед глазами — Итачи целует меня, прижимает к себе, сжимает ладонь на моей талии под задравшейся футболкой… Наш первый поцелуй. Я пребывала в таком состоянии эйфории, что, казалось, еще немного, и потеряю сознание от переизбытка чувств. Однако в следующее мгновение я ощутила себя совсем не в жарких и порочных объятиях любимого сэнсэя, а сидящей в пышной юбчонке на колючем ковре в окружении цветных кубиков с животными.
«Что за?..» — хотела спросить я пустоту, но в тот же миг начала узнавать место, в котором нахожусь. Я помнила и этот торшер в углу, и раскладной потрепанный диван, на котором валяется залузганный плюшевый медведь, и зелёные обои в мелкий цветочек… Смутно, но помнила.
— Солнышко, — послышался такой родной и взволнованно дрожащий голос за спиной, и я обернулась. В дверях стояла мама. Почти такая же, как сейчас, но с короткими волосами, бритыми висками, тремя серьгами в ухе и веснушками на щеках. — К нам гости.
В коридоре послышались тяжелые шаги. Мама вошла в комнату, нервно смахнув чёлку с глаз, и вот на пороге показался он… Рыжие волосы, тёмные, по-хитрому прищуренные глаза с морщинками-лапками и обезоруживающая своей искренностью улыбка. «Яхико» — искрой вспыхнула догадка, но тут же угасла. «Да нет же. Не он».
— Папа! — вырвался из груди радостный вскрик, и маленькая я вскочила с места, попутно уронив башенку из кубиков. — Папа!
Всего мгновение, и я повисла на его шее, а он весело засмеялся, поднимая меня на руки.
— Я знала, что ты приедешь! Знала!
Это был мой четвёртый день рождения. День, когда я в первый раз увидела отца. Удивительно, но тогда, увидев совершенно незнакомого мужчину, я ни секунды не сомневалась, что это именно тот, кого я ждала.
— Да ты у нас принцесса! — чуть отстранившись воскликнул он. — Какое платье у тебя нарядное!
— Мама сшила, — не без гордости заявила маленькая я, в то время как настоящую меня начали душить рыдания, подкатывающие к горлу, от пожирающего душу чувства, что мои детские надежды, что папа всегда будет рядом, так быстро сгорели, как спички.
— Ну разве не красавица? — отец улыбнулся и мягко провел рукой по моим волосам. Рыжим, как у него. Я улыбнулась, прильнув щекой к его руке, как ласковый котёнок, и заметила, как он стрельнул глазами в мамину сторону. Видимо, жутко довольный своими сильными генами.
— Ты не уйдешь, правда? — с искренней надеждой спросила и снова заключила его в объятья, обвив отцовскую шею своими пухлыми ручонками. От ворота его рубашки пахло одеколоном, дорожной пылью и каким-то печеньем, а щетина чуть царапала мне шею.
Папа, папа, папа… Круговорот мыслей сводил меня с ума, накрывал с головой нестерпимым горем и тоской. Как бы я ни убеждала себя, что презираю его, что мне не нужен ни он, ни его любовь, ни его признание… это всё так и осталось ложью. Как бы я не храбрилась, я так и осталась той маленькой девочкой, мечтающей, что отец приедет хотя бы на день рождения. Вот только он больше не приедет…
— Десять! — Глаза резко распахнулись, а я вскочила с кресла, как ужаленная, судорожно размазывая слезы по щекам ладонями. Видение оборвалось. Ни мамы, ни папы — лишь обеспокоенно глядящий на меня Шисуи. — Ты не отзывалась да ещё и начала плакать. Пришлось тебя разбудить.
Я понимающе кивнула, поджав губы, а затем уверенно схватила сумку и направилась к выходу. Легко истолковав мои намерения, он тут же перегородил дорогу.
— Эй-эй-эй, постой! — Шисуи вскинул перед собой руки не то в извиняющемся, не то в останавливающем жесте. — Ты куда так разогналась?
Тот факт, что едва знакомый человек видит, как я плачу, пробуждал чувство протеста, обиды и уязвленной гордости. Иногда и близким не хочется показывать свои эмоции, а уж чужим и подавно, так что я ни на секунду не переставала тереть глаза, чтобы прекратить этот эмоциональный всплеск, но слезы всё не заканчивались.
— Домой, — ответила я, при этом крайне некрасиво шмыгнув носом. — Я верю, что ты хочешь помочь… — от волнения я машинально перешла с ним на ты, хотя до этого божилась, что не стану этого делать. — Но я не могу. Правда не могу.
Шисуи скрестил на груди руки и осуждающе покачал головой.
— Ты можешь. Просто не хочешь.
Я не нашлась, что ответить. Наверное, потому что знала, что он прав. Я могла бы пересилить себя, вернуться обратно в кресло и честно выложить как на духу всё, что меня гложет. Но я не видела в Шисуи человека, которому могу доверить свои тайны, и мы оба это чувствовали и понимали, стоя вот так друг напротив друга.
— Ладно, иди, — он отошел в сторону, приглашающе указывая ладонью на дверь, а затем по-джентельменски открыл её передо мной. Я уж было собралась выйти, но следующая фраза, долетевшая до ушей, заставила меня замереть. — Не знаю, что происходит между тобой и Итачи, но мой тебе совет… — Сердце испуганно затрепетало, отдаваясь пульсом в виски. Взгляд сам собой уперся в пол, как будто я своровала конфету в супермаркете, и меня только что поймали за руку. — Будь честна с ним. Настолько, насколько сможешь. Он терпеть не может, когда его держат за идиота.
Я простояла на месте еще секунд десять, пытаясь переварить то, что только что услышала, а затем насилу кивнула и перешагнула через порог кабинета, бросив беглое «всего доброго».
— Пока, Чудо, — догнал меня тихий смешок.
========== Глава 25. Принятие ==========
Слова Шисуи так крепко засели в ушах, голове и мыслях, что я полночи не могла заснуть, ворочаясь и без конца елозя щекой по взмокшей от духоты подушке. На душе без конца скребли кошки, запуская острые коготки всё глубже и глубже, а я чувствовала себя последней тварью оттого, что вожу Итачи за нос своими недомолвками и ложью. И пусть я останусь в ваших глазах жалким нытиком с заниженной самооценкой, но мне и без того казалось, что девчонка, вроде меня, слишком скучна и посредственна для такого парня, как Итачи, а уж с гласом совести, что говорил со мной раз за разом словами Шисуи, мне и вовсе хотелось брезгливо морщиться от одной лишь мысли о своей нечестности. Так или иначе, для меня было очевидно, что для успокоения совести нужно просто во всём сознаться, но, как водится, сказать всегда намного легче, чем сделать.
Утром в школе я долго не решалась войти в класс, зная наверняка, что Итачи уже там, за дверью. Боялась, что не смогу спокойно смотреть ему в глаза, что буду выглядеть как-то не так, чем ещё больше усугублю своё положение. Наконец, решилась — сжала ручку посильнее, повернула и дернула. Дверь поддалась легко, почти бесшумно, а вот сердце в груди тревожно затрепетало от беспокойства.
— Сэнсэй, — как-то совсем тихо и виновато подала голос я, словно не хотела отвлекать Итачи от дел. Он сидел за столом и что-то записывал, но, как только я его окликнула, сразу поднял глаза, а затем отодвинул ежедневник, заложив страницу ручкой. Раньше он никогда так не делал — всегда дописывал хотя бы до точки, прежде чем отвлечься.
— Что-то ты сегодня рано, — Итачи улыбнулся, поднимаясь со стула, а тот очень противно и жалобно скрипнул, проехавшись ножками по полу. — У вас же репетиция только через сорок минут.