Я тихо засмеялась, прикрывая глаза и прижимаясь лбом к прохладной стене. То ли это алкоголь так на меня действует, то ли накопившаяся усталость, но отчего-то стало грустно и захотелось плакать.
— Итачи, кстати, всё ещё там.
— Здорово, — без энтузиазма прошептала я.
— Снова скисла?
Я закивала, как китайский болванчик, не в силах оторвать лба от стены. Господи, пусть Учиха уйдет и не травит мне душу. Вот что он здесь забыл?
— Я думаю уйти в класс В, — тихо озвучила я мысль, терзавшую меня все последние дни.
— Ну и дура, — без капли сочувствия и мягкости резюмировал Нара. — Тебе всё равно придётся ходить на историю.
— По крайней мере не придется видеть его каждый день. И ему не придется. Он меня презирает и знать больше не хочет.
— Так, послушай!
Послышался грохот — Шика спрыгнул с подоконника, — а в следующее мгновение он уже оторвал меня от стены и заставил смотреть ему в глаза.
— Ты, вроде, умная девчонка, а таких простых вещей не понимаешь, — Шика втянул носом воздух и блаженно прикрыл глаза, успокаиваясь. — Да ни я, ни Ино ему вообще нахер не упали. Он здесь из-за тебя. А ты вместо того, чтобы тихонечко отвести его в сторонку и поговорить, торчишь тут со своим не в меру выпившим одноклассником. Ты не думаешь, что ему это как минимум… неприятно?
— Наверное, я тоже на него злюсь, — со вздохом отозвалась я. — Просто он единственный человек, который знает обо мне буквально всё. Я вывернула перед ним душу наизнанку, но стоило ему увидеть, как меня целует Дейдара, как он тут же решил, что я грязная лгунья. Даже слушать меня не стал.
— Ну вот теперь он, похоже, созрел для разговора, — с толком и расстановкой проговорил Шикамару, словно моё откровение ни капли его не шокировало, и он давно обо всём знал. — И знаешь, даю тебе какой-никакой, но мужской совет. Не жди, что он поймет твои действия без слов. Бегаешь от него, потому что злишься? Так скажи ему об этом! Потому что сейчас это просто выглядит так, будто ты напилась и убежала обжиматься с очередным одноклассником.
С минуту я молчала, поникнув головой, но, как только мысли обрели ясность, я подняла глаза на Шикамару и тепло улыбнулась.
— Спасибо, Нара. Правда, спасибо. Я рада, что у меня есть такой рассудительный друг.
— Но если у тебя с нашим сэнсэем не сложится, то помни, что у рассудительного друга есть приятель, который готов тебя утешить.
— Шика… — я лишь покачала головой, рассмеявшись. Шикамару прав. Тысячу раз прав. Прямо сейчас я пойду и поговорю с Учихой, если он и впрямь ищет со мной встречи.
Послышался звук рингтона моего телефона. На экране высветился всё тот же незнакомый номер, на который я так и не удосужилась перезвонить. В принципе, и не собиралась — если кому понадобилось со мной поговорить, позвонят еще раз. Нажав «принять», я приложила телефон к уху, и показала Шике палец - мол, это ненадолго, и разговор мы сейчас продолжим.
Первой моей реакцией была злость — звонил мамин босс. В пьяную голову быстро полезли воспоминания о его руках на моих бедрах, прикосновении языка к шее, и мне едва удалось сдержаться, чтобы не послать его к чёрту уже после фразы «это Орочимару-сан». Однако следующие сказанные им слова мигом меня отрезвили, и я медленно осела на пол, продолжая слушать и стараясь вникать в то, что он говорит.
— Ты слышишь меня, Нами-чан? — доносилось из трубки. — Главврач — моя подруга. Тсунаде-сан — гениальная женщина. Она лично за всем проследит. С твоей мамой всё будет хорошо.
Схватив свой белый плащ и сумку, я взглянула в настенное зеркало и быстро, дрожащими пальцами убрала пряди волос за уши с обескровленного бледного лица. Соберись, Нами. Не время для истерик. Нужно ехать. Сейчас. Скорее. К ней.
В зале снова горели только огни танцпола, и я пронеслась через этот полумрак, как метеор, быстро-быстро дыша через нос и про себя считая с десяти до одного, как когда-то учил меня мой психотерапевт. Шикамару шёл за мной и предлагал занять у кого-нибудь денег на такси — на улице вот-вот ливанет.
— Пустяки, — резюмировала я, остановившись на входе, и, натянув на себя прощальную улыбку, бегло обняла его на прощание. — Автобус подъедет через семь минут, я успеваю.
— Ты уже уходишь? — с обиженным визгом подбежала ко мне Ино, тем самым привлекая ко мне ненужное внимание. Но это уже совсем не трогало. Пусть смотрят.
— Я должна… Мама в больнице, — шепнула я ей на ухо, так же, как и Нару, заключив в объятья. Она прикрыла рот ладонью.
— Позвони, как доберешься, — ее теплые пальцы сжали мои, подрагивающие, и это придало мне сил улыбнуться и помахать свободной рукой всем остальным. Сэнсэям я вежливо кивнула, не задерживая взгляда на Итачи и стремглав выбежала на улицу.
За то время, пока я прощалась с друзьями, погода успела испортиться окончательно. Уже у ворот меня настигли первые капли, а на аллее сакур слабо накрапывающий дождь резко превратился в злой сильный ливень. Бежать на каблуках, пусть и невысоких, до остановки оказалось чудовищно неудобно. Уже на середине пути я споткнулась и впечаталась асфальт так, что искры из глаз посыпались. Белый плащ превратился в грязно-коричневый, гольфы съехали, обнажив грязные, наливающиеся синью и кровью колени. Однако адреналин взял своё, и уже через секунду я, скинув треклятые ботильоны и засунув их в сумку, босиком неслась до остановки. Но, когда цель была уже перед самым носом, автобус закрыл двери и отправился дальше, следуя своему дрянному расписанию. Метров двадцать я в отчаянии бежала за ним, надеясь, что водитель притормозит, но поняв, что это бесполезно, остановилась. Восстанавливая дыхание, я попыталась вновь посчитать с десяти до одного, но… разрыдалась, как маленькая девочка, опустившись на колени прямо на асфальт. Из-за сраного автобуса, который стал последним ударом на крышке гроба моего самообладания.
И вдруг… дождь словно бы прекратился, но только надо мной. Я обернулась.
— Ты?
Итачи склонился ко мне с зонтом, свободной рукой взял меня за предплечье и вынудил подняться. Покачнувшись, я полностью развернулась к нему, не веря своим глазам. Грудь его часто вздымалась, и он громко выдыхал через нос. Он что… бежал? За мной?
— Я… вызову такси, — прерывисто произнес он. — Только не плачь, ладно?
Проглотив остатки слез, я кивнула. Его голос, спокойный и уверенный, немного привел меня в чувства. Но ненадолго.
— Ты не должен здесь быть, — вырвался из моей груди протяжный взрыд. — Я так винова-ата…
А Итачи просто вздохнул и привлек меня к себе, крепко обнимая и прижимаясь губами к моему виску. Я же, продолжая гнуть свою самобичевательную линию, попыталась отстраниться.
— Испачкаешься же. — Я вся мокрая и в грязи.
Резко выдохнув, он усмехнулся — я почувствовала это кожей.
— Это неважно.
========== Глава 32. В полночь ==========
Когда я вбежала в вестибюль больницы, подскочившая с ресепшена медсестра решила, что это мне нужна медицинская помощь — настолько жутко я выглядела со своими побитыми коленями, испачканной одеждой, слипшимися от дождя волосами и серыми разводами туши на лице. Меня и саму чуть удар не хватил при виде своего отражения в зеркале лифта, хоть я немного и привела себя в порядок такси. «Немного привела в порядок» читайте как «равномерно размазала грязь по лицу». Удивительно, что Итачи при этом умудрялся по-джентельменски делать вид, что у меня просто совсем чуть-чуть потек макияж.
На третьем этаже нас встретила Микото-сан в светло-розовой униформе. Она, как оказалось, работает медсестрой в этой самой больнице, и Итачи вызвонил ее сразу же, как смог выудить из меня информацию, куда увезли маму. В сердцах я бросила шпильку, мол, как много он мне рассказывал о своей семье, и Учиха стойко ее проглотил. То ли решил, что мои претензии не беспочвенны, то ли, что сейчас не лучшее время для конфликтов.
— Куренай-сан только что наложили швы, — с порога сообщила Микото-сан. — Сейчас у нее берут анализы, опрашивают, и…
Мама во время презентации потеряла сознание и при падении сильно ударилась головой — вот, что мне сообщил по телефону Орочимару, — но…
— Швы? — непонимающе пискнула я, ощущая, как к горлу подступает тошнота.
— Она рассекла лоб при падении, — пояснила она и, очевидно, видя мой ужас, спохватилась и быстро замахала руками, — но это ничего, крови было не так много.
Тут мне стало совсем дурно, и я зажала рот рукой. Микото-сан, к счастью, сразу сообразила, в чем дело, и, схватив меня за рукав, бегом увела в сестринскую, где меня уже через две секунды вывернуло в раковину. Вообще-то, я никогда не страдала боязнью крови, тем более описанной на словах. Но, как оказалось, это распространялось на чью угодно кровь, но не мамину. И еще так некстати в голову полезли мысли об отце. Он ведь так и умер — ударился головой и больше не очнулся. Какова была бы ирония, если бы и мамы я лишилась точно так же.
— Прости, солнышко, — теплая рука сочувственно погладила меня по спине. — Не стоило мне так сразу сваливать всё на тебя.
Я выпрямилась, встречаясь взглядом с отражением Микото в зеркале, и попыталась улыбнуться. «Солнышко». Как будто мне снова десять, и я просто пришла в дом Учиха на чай. Кажется, с тех пор она ничуть не изменилась. Только сеточка морщин собралась в уголках по-матерински добрых глаз, что неудивительно — по моим примерным подсчетам ее возраст уже должен подходить к пятидесяти.
— Это вы простите. Мне стоило лучше держать себя в руках.
Микото-сан лишь с улыбкой покачала головой, как бы говоря, что не нужны ей никакие извинения, а затем достала из шкафчика антисептик с ватой и стерильными бинтами и многозначительно кивнула на мои ссадины.
— Думаю, тебе лучше посидеть здесь и привести себя в порядок. Тут есть ширма и сушилка для рук — не бог весть что, но одежду подсушить получится. А как только станет что-то известно, я за тобой зайду.
— Благодарю вас, Микото-сан, — я вежливо поклонилась.
— Что ты, не стоит, — смущенно отмахнулась она. — Я была бы рада сделать для тебя больше. — Удивительно милая женщина. Мне вдруг вспомнились слова Саске о разводе в семействе Учиха, и на душе стало совсем тоскливо.
Как только дверь за ней с хлопком закрылась, я сразу же сняла тяжёлый от воды плащ, отмыла раковину и влажными салфетками, найденными в сумке, стерла остатки туши с лица. Мысли о маме набросились на меня с новой силой, на сей раз отдавшись горьким привкусом вины. Если бы я была хоть чуточку внимательнее… Она ведь уже неделю ходила бледнющая, как смерть, но до чего ж это походило на её привычный недосып. А меня слишком волновали собственные проблемы, чтобы беспокоиться о ней, и теперь я не могла себе этого простить. А если… если она умрет? В глазах и в носу защипало. Картинка перед глазами подернулась дымкой. Нет, соберись. Нечего ее хоронить.
Раздался стук. В сестринскую вошел Итачи.
— Вот, — протянул он мне что-то в шуршащей упаковке. — Нашел автомат в приемном отделении. Подумал, что тебе может пригодиться.
Это оказался небольшой гигиенический набор из маленького тюбика зубной пасты, дешевой зубной щетки, прессованного полотенца и крохотного бруска мыла. Очевидно, автомат поставили для тех, кого спонтанно госпитализировали.
— Спаси-ибо. Я б тебя расцеловала, но лучше сначала воспользуюсь твоим подарком.
Итачи тепло улыбнулся на мою не самую удачную и крайне неловкую шутку, а я спешно отвернулась и, нетерпеливо распечатав упаковку и выудив из нее щетку с пастой, принялась чистить зубы. Выглядела я при этом совсем не изящно, но Учиху, похоже, мой вид и поведение нисколько не смущали. Иначе он бы непременно вышел в коридор, вместо того, чтобы снимать пальто и оставаться стоять неподалеку.
— Мама устроилась сюда месяца три назад, — заговорил он, заставив меня по-дурацки застыть с щеткой во рту, прислушиваясь. — В своё время она получила диплом медсестры, но и недели не проработала. Вышла замуж за отца, а он оказался человеком старой закалки. Считал… да и до сих пор считает, что женщина должна заниматься только домом и детьми. А после развода она полтора года восстанавливала знания и навыки, чтобы сдать экзамен на квалификацию и… вот она здесь.
В сущности, Итачи вообще мало что рассказывал о своей жизни. Иногда делился пространными историями, но из имен в них фигурировали разве что Саске и Шисуи, и то нечасто. Может, он и относился ко мне по-особенному, но доверять не спешил. И даже сейчас я слышала в его голосе сквозящее сомнение. Он по-прежнему мне не верил, но зачем-то пытался себя пересилить. И чувства это вызвало весьма противоречивые. С одной стороны, хорошо, что он осознал, что дальше так продолжаться не может, а с другой обидно, что это больше походит на одолжение, чем на жест доброй воли.
— Вы с Саске можете ей гордиться, — отозвалась я, разделавшись с чисткой зубов, на что Итачи неопределенно кивнул, задумчиво глядя куда-то в сторону.
Повисло неловкое молчание. Мой взгляд упал на бинты, которые приготовила для меня Микото-сан, и я со вздохом унесла их за ширму вместе с плечиками, висевшими на крючке за дверью.
— Я собираюсь сушить одежду, так что…
— Позволишь остаться?
От этого вопроса что-то внутри меня пугливо шевельнулось. Тело ударило в жар, даже несмотря на то, что от мокрой ткани, липнущей к коже, еще минуту назад хотелось ежиться. Для той, кто только недавно прекратил переодеваться перед физрой, прячась от девочек за дверцами шкафчиков, вопрос Итачи совсем не казался безобидным. Даже несмотря на наличие ширмы.
— Эм… да, — пересилив себя, в сомнении отозвалась я. Наверное, странно стесняться сверкнуть нижним бельем перед тем, кто в прошедшей перспективе мог увидеть меня и без него. Умом я это понимала, но в висках набатом стучало беспокойство.
Спрятавшись за ширмой и стянув с себя рубашку и юбку, я повесила их на плечики и стянула гольфы. От падения я пострадала куда больше, чем мне казалось — это были, скорее, гематомы, чем синяки, но боли я не чувствовала. Страх за маму действовал на меня не хуже адреналина.
— Итачи, — и почему голос такой хриплый?
— Да?
Я вытянула из-за ширмы плечики с одеждой.
— Можешь включить сушилку и повесить это поближе?
Я не видела, как он подходит, но слышала, и на каждый его шаг тело отзывалось нарастающим сердцебиением. Его пальцы на мгновение коснулись моих, забирая вешалку, отчего я непроизвольно вздрогнула, разжав руку. Одежда упала на пол. Я пробормотала сбивчивые извинения, думая, как бы ее поднять, не выходя из укрытия, но Итачи сделал это за меня. Послышалось размеренное гудение включенной сушилки.
— Успокойся, — едва слышно зашептала я, усаживаясь на шатающийся холодный табурет. — Успокойся, черт тебя дери, — и, смочив кусочек ваты антисептиком, принялась смывать грязь и кровь с колен, чтобы немного отвлечься. Руки дрожали.
Послышались приближающиеся шаги. Темный силуэт Итачи, просвечивающий через ширму, замер рядом — он подошел почти вплотную.
— Как ты? — тихо спросил он.
А я не имела ни малейшего понятия, что ответить на такой, казалось бы, простой вопрос — как я. Моё собственное состояние волновало меня в последнюю очередь.
— Не знаю, — нехотя выдохнула я. — Мне… страшно? — странно, но произнести эту фразу у меня получилось только с вопросительной интонацией. В горле встал ком. — Но давай не будем об этом. Не хочу снова расклеиться.
Какое-то время мы молчали. Я обнимала себя за плечи, прикусывая щеку изнутри, и в неудовлетворении смотрела на настенные часы — стрелка почти подползла к десяти.
— Почему ты здесь? — наконец спросила я, закусив губу. — Я думала, ты видеть меня больше не захочешь.
Итачи выдержал паузу, словно раздумывая, но после выдохнул:
— Это неправда. Я хотел тебя видеть, даже когда злился, — и сердце от этих слов забилось быстрее. Значит, ему было не всё равно. — А вчера ко мне домой пришел Саске, и… похоже, я должен перед тобой извиниться.