– Всё, князь-батюшка. Снедь погрузить осталось и ладно будет.
– Вот и славно! Поди, проследи, кабы не случилось чего. Силычу вели явиться. Да служку позови одеваться.
Склонившись, боярин попятился к двери.
– Ты, вот еще что, – остановил его князь. – Вели там Владислава покликать.
– Всё исполню, княже, не кручинься, – пыхтя, боярин еще раз поклонился и вышел вон.
Оставшись в одиночестве, князь встал, медленно подошел к массивному столу, стоявшему под оконцем и засунул свиток с худыми новостями в дорожную суму, поглубже.
Скрипнула дверь. Кланяясь, в палаты вошел служка. Следом за ним два отрока внесли княжеское походное одеяние, сложили всё на лавку, отвесили земной поклон, и, не поднимая глаз, скрылись за тяжелой дверью.
– Изволишь ли, княже, снарядиться? Одёжа твоя готова.
– Да, путь не близкий, поспешать надо.
– Батюшка!
В светлицу вбежал статный, широкоплечий княжич в новом зеленом аксамитовом4 кафтане с золотыми зарукавьями, украшенном шитой каймой, и такого же цвета сафьяновых сапогах. Заприметив служку, суетящегося у княжеских сундуков, смутился и замер посередь светлицы.
Невысокий щуплый мужичонка, услыхав голос княжича, повернулся, отвесил поясной поклон и вернулся к своему занятию.
– Чадо моё!
Быстрыми шагами князь Мстислав подошел к сыну и обнял его, стараясь не выказывать волнения. Расставаться с наследником надолго очень не хотелось.
– Останься, батюшка! Ненадобно тебе ехать. Душа не на месте. Беду чую.
Владислав с мольбой в глазах, смотрел на отца. Длинные пряди цвета льна, схваченные золотым обручем, шелком струились по плечам.
Отстранив от себя своё детя, князь поправил выбившиеся из–под обруча волосы. Грустная улыбка тронула его губы.
– Али тебе не ведомо, сколь тяжко мне оставлять любимое дитятко?
– Знамо дело, батюшка. Токмо ты всё одно едешь.
Владислав высвободился из объятий и, отвернувшись, отошел к оконцу, чтобы не смотреть в лицо родителю. Из распахнутых створок доносились крики. На теремном дворе суетились служки, завершая погрузку припасов на повозки.
– Мне должно ехать. Князь Муромский ждет. Дело у него к нам, наместникам. Будем думать, где оборонительные крепости и сторожевые башни ставить, да земляные валы насыпать, для защиты земель наших от набегов басурманских. Рязань еще не окрепла силою. Град наш только в том годе стеной оброс. Его и ставили аккурат на границе с землями кочевыми, дикими. Ежели явится супостат какой, нашей дружине за земли княжества биться.
– Полагаешь, князь Муромский встанет за нас, коли придется бой принять с басурманами?
– Встанет! Земли–то его, хоть и околица. Куда ему деваться? Коли нас тут в Рязане пожгут да разорят, его оставшиеся земли за раз вослед падут. Промеж Муромом, половецкими и хазарскими ханами, прочими басурманами из Дикой степи вроде Джамбулата Хорезмийского, токмо Рязанская земля и стоит. Да и про соседей–славян не забывай. Вона, Князь Святослав и Олег Гориславович давно на эти земли зарятся. Да, токмо промеж собой никак не поделят. Стало быть, нам тут насмерть стоять. Не станет нас, не уцелеть и Мурому.
Княжич грустно кивнул и повернулся.
– Ты скоро воротишься?
В его голосе было столько тоски, что в груди у князя защемило.
– То мне не ведомо. Полагаю, за пару-тройку седмиц управимся. Авось и по боле буде. Ярослав, князь Муромский, правитель толковый. А вот Суздальский наместник Федор Глебович, да князь Изяслав, правитель, что Киевским князем Владимиром в Ростове посажен, себе на уме. Тяжко с ними договариваться будет. Одно дело, что не схотят они земель своих лишиться, да помогут нам, коли срок придет.
Закончив одевание в походные доспехи, и застегнув отороченный золотой каймой плащ, князь Мстислав отпустил служку. Тряхнув седовласой головой, он подошел к окну и положил на лавку шелом.
– Ты страшишься остаться правителем, дитя? – Рука князя легла на плечо княжича. – Вот ужо и помыслить не мог!
– Нет, батюшка. Тебе почудилось, – решительно посмотрел в глаза отцу наследник. – Мне не боязно. Токмо никогда прежде мы так надолго не расставались.
Небесно-голубые глаза смотрели с нежностью, любовью и печалью.
– Придет день, чадо моё, и мы расстанемся навсегда. Эта доля никого не минует.
Мстислав не мог оторвать взгляда от своего дитя. Он притянул голову княжича и поцеловал в лоб, легонько коснулся волос на плечах и, будто опомнившись, резко отдернул руки, отвернулся и пошел к столу.
– Дам тебе наставление, – заговорил он хриплым голосом, укладывая, лежавшие на столе свитки, в дорожную суму. – Дружину, мастеровых и люд Рязанский да пришлый купеческий не обижай. Решай все по справедливости. Еже ли чего, завсегда совета у крестного спроси, он поможет. Боярин Магута умен и рассудителен. Затруднение какое, или споры – у него подмоги ищи. Науки изучай прилежно, не бросай. В книгах мудрость и величие. Федора не злоби. Он второго дня жалобился на тебя. Сказывал, ты от него ускакал за стены, забросив учение. Мол, княжичу всё одно мечом махать, али булавой, лишь бы не ученье постигать.
– А пошто он мне один свиток третьего дня к ряду сует, нешто я дитятя неразумная, с одного присесту не понимаю, – принялся оправдываться княжич.
– Значится, не понимаешь, раз дает. Не серчай на старика, он добра тебе изволяет5.
– Твоя воля, батюшка.
– Вот и славно! – улыбнулся князь Мстислав. – Артемий Силыч хвалит тебя. Сказывал, ты ужо не раз его сразить успел в нешуточном бою. Ратуй с наставниками своими каждодневно, рукам булаву и меч знать должно. Забросишь дело ратное, почитай, сызнова начинать надлежит.
Раздался стук. Тяжело скрипнув, дверь распахнулась, впуская в светлицу пыхтящего и кряхтящего боярина.
– Все готово, княже, – бросив короткий взгляд на Владислава, выдохнул Яр Велигорович.
– Ну, стало быть, пора! – С трудом оторвав взгляд от наследника, вымолвил князь, надел шелом и пошел к двери.
– Присмотри за крестницей, – шепнул он, проходя мимо боярина.
– Не кручинься, князь-батюшка, все исполню. – Тихо сказал ему в ответ боярин Магута и уже громко добавил. – Поезжай с миром.
Княжеский двор гудел народом: ратным и мастеровым. Заканчивались приготовления к малому походу. Кузнецы да оружейники еще раз проверяли, все ли щиты прочны, а мечи наточены, все ли лошади подкованы, все ли доспехи у ратников целы и нет ли в чем надобности. Теремные служки сновали то тут, то там завершая погрузку в обозы провианта, посуды и прочей необходимой в походе утвари.
Спустившись с крыльца, Мстислав Игоревич немало удивился, увидев воеводу Артемия Силыча, высокого, крепкого вида воина в короткой легкой кольчуге и дорогом зеленом плаще, державшего за узду своего мерина и гнедого любимца княжича, коня Буяна.
– Помнится мне, я повелел тебе защищать град в моё отсутствие и радеть6 за обучение княжича.
Артемий Силыч с укором покосился на наследника.
Владислав, сбежав вслед за отцом с крыльца, бросился к своему коню. Потрепал гриву, погладил морду:
– Буян! Застоялся в стойле, поди?
– Далече собрался, княжич? – голос отца ничуть не омрачил радость встречи.
– Провожу за ворота. Да и верхом охота проехаться, – улыбнулся княжич, радуясь скорой прогулке.
– Ну, еже ли так! До моего возвращения ты в Рязанских землях наместник. Тебе и дела вершить.
И повернувшись к воеводе тихо добавил:
– Присмотри за воспитанником.
– Не тревожься, княже, – кивнул Артемий Силыч.
С тоской посмотрев на сына, князь перевел взгляд на боярина Магуту. Тот лишь развел руками.
Похлопав коня по спине, Мстислав Игоревич не без натуги взобрался в седло.
– Стареет князь-батюшка. – Услышал Владислав голос крестного над ухом. – А бывало раньше…
Синие как вода глаза княжича потемнели от злости. Владислав и так понимал, что, возможно, этот день скоро придет. Ни от болезни, так от ран, полученных в бою, батюшка может оставить его. И этого дня княжич не в шутку страшился: ждал его с трепетом и ужасом. Гневный взгляд заставил боярина смутиться и умолкнуть. Но долго злиться на Магуту княжич не мог.
– Не серчай, крестный, – Владислав положил руку на плечо боярину и заглянул в лицо. – Горько мне что-то, душу щемит, не ведаю от чего.
Боярин понимающе кивнул, и княжич, вскочив в седло, выехал со двора. Обогнав обоз и ратников, поравнялся с отцом. Воевода пристроил коня сразу за княжеским. А два верховых, покинувших теремной двор в след за княжичем, ехали чуть поодаль.
– Прочь с дороги! – лишь только миновали городские ворота и мост, вскричал едущий впереди походного строя верховой. – Убирай свои обозы купец, не видишь, князь со дружиною едет.
Выезд из города преградили две повозки с добром и крытая бричка заезжего купца, вознамерившегося въехать в город. Ратники быстро освободили дорогу, столкнув их на обочину. Купец, невысокий упитанный рыжебород, суетился вокруг своей поклажи, пока его люди загружали рассыпавшиеся товары. Крики у моста привлекли внимание княжича.
– Я, пожалуй, останусь, батюшка, – кивнул Владислав отцу. – Поезжайте с миром. Да хранят вас духи и боги вышние!
И, помахав на прощание, повернул назад.
Поравнявшись с поваленными повозками, спрыгнул с коня. Передав поводья одному из спешившихся верховых, подошел вплотную.
– Кто таков будешь и чего ищешь в Рязанских землях? – обратился он к купцу.
– С чего это я всякому проходимцу кланяться стану? Ты-то сам кто таков? Подишь-ты аще молоко на устах, а всяк из себя мужа ломаешь. Небось, мамка заждалась дитятко своё у юбки. Ступай своей дорогой, – подбоченился купец, глядя на стоящего перед ним.
– Склони голову, нечестивец, – прогудел у него над головой грозный рык.
Артемий Силыч, до того взиравший на происходящее из седла, спешился и выступил вперед, став за плечом у княжича.
– Пред тобою Рязанский княжич, Владислав Мстиславович.
Купец попятился и, споткнувшись о валявшиеся у ног мешки, аж присел с испугу.
– Не гневись, княже! Не признал! – переменившись в лице и сменив тон, залепетал рыжебород, кланяясь в пояс. – Купеческие мы, я да дочка моя.
Он кивнул в сторону девочки лет десяти от роду, пугливо прятавшуюся за поваленную на бок бричку. Её рыжая косичка крысиным хвостиком торчала из–под вышитого лентами очелья7.
– Вот на продажу товар везем.
Видно смекнув, что с этой встречи можно пользу поиметь, коли довелось самого княжича повстречать, купец осмелел. Испуг довольно скоро перерос в явное любопытство.
– Ремни кожаные, сумки поясные, упряжь конскую и прочую подпругу. Много товаров разных. Все из добротной кожи выделано, заботливыми руками сшито, – разглядывая юного правителя, рыжебород принялся расхваливать свой товар, надеясь на щедрые барыши.
Княжич поднял с земли выпавший из мешка поясной ремень, покрутил в руках, потянул в разные стороны. Из другого мешка достал конскую сбрую. Повертел, подергал, оглядел со всех сторон и, с усмешкой, передал воеводе.
– Взгляни, Силыч! Сгодится сбруя-то?
Опытный воин повертел в руках поганую упряжь, скривился и отбросил в сторону.
– Негоже, купец, брехать, как собака в ночи, – не глядя на воеводу, понукал рыжеборода княжич. – Гнилой у тебя товар. Выделка паршивая, нити во все стороны торчат, кожа трещит. На такую меч не привесить – оборвется. Да и коню удила в тягость будут. Чтобы люд Рязанский за эту мерзость платил?
Артемий Силыч повернулся к городским воротам, где стояли три стражника, и махнул рукой. Двое так и остались стоять на месте, а старший приблизился и склонился перед княжичем в ожидании приказа.
– Гоните в шею от ворот этого супостата. Товар сей пакостный ни у стен, ни на торжище продавать не дозволяю. Купца в град не пущать.
– Слыхал, чего велено? – вынул меч из ножен стражник. – Убирай свои повозки, не то в реке очутишься.
Бросив короткий взгляд на купца и жавшуюся к нему девочку, княжич вскочил в седло и ускакал к холмам, в сторону от Муромского тракта. Артемий Силыч и два верховых дружинника отправились следом.
Ветер трепал волосы. Резвый конь, как на крыльях, нес всадника по зеленеющим лугам. Оказавшись на вершине холма, княжич потянул удила. Взирая сверху на догоняющих его верховых, усмехнулся:
– Я опять вперед вас управился, – крикнул он всадникам. Те лишь довольно улыбнулись.
– Княжичу должно быть во всем лучше своих воинов, – добродушно кивая и улыбаясь, спешился воевода. Отстегнув плащ, он взглянул в глаза княжича. – Не желает ли княже поразмяться на мечах или булавах?
–Нет, Силыч, я лишь на град взгляну.
– Как угодно! – разочарованно хмыкнул воевода. Ему по нраву была цепкая хватка юного правителя, его стремление постигать ратную науку, его неустрашимость и решительность.
Спрятав меч в ножны, Артемий Силыч подошел к княжичу. С вершины холма был хорошо виден почти скрывшийся из виду княжеский поезд на Муромском тракте, молодой град Рязань, стоящий на невысоком холме, и удаляющиеся от городских стен вдоль реки повозки нерадивого купца.
– Силыч, как мыслишь, а? Здесь бы башню сторожевую надобно поставить. Отсюда хорошо басурманские земли видать.
– Вот явится князь-батюшка с совета, и поведаешь ему об том. Думается мне, они там тоже сие порешат.
– Хорошо, коли так. А нет, так мы сами тут башню выставим. Что думаешь, хватит нам силенок-то?
– Хватит! – согласился Артемий Силыч. – Справим! И нам спокойней, и князю Муромскому не в наклад.
– А что, добрая задумка, – закивали головой верховые. – Место знатное.
Глава 2
Большие костры пылали, согревая дымящиеся котлы и поджаривая мясо на вертелах. Терпкий аромат пряного варева разносил по степи прохладный вечерний ветерок. Вослед запахам костра и пищи летело тихое ржание коней, пасущихся на зеленом шелковом ковре из сочной молодой травы и цветов. Соорудив из груженых повозок и легких шатров походное стойбище, войско кочевников остановилось на ночлег.
Под большим одиноко растущим в степи деревом, хохоча и громко переговариваясь, стояли кыпчаки. Они по очереди вскидывали лук, метя в сторону арбы, стоящей неподалеку. Стрела, одна за другой, вонзалась в землю рядом с девочкой лет десяти, что лежала у телеги, скрученная веревками. Затравленно и обреченно взирала она на происходящее заплаканными глазами. Страх, ледяными путами сковал маленькое тельце. И когда очередное смертоносное жало вонзалось рядом с ее головой, она уже не вздрагивала. Ей было все равно – жить или умереть. А чуть поодаль со связанными руками и конскими путами на ногах, скулил рыжебородый купец, содрогаясь всеми телесами, всякий раз, когда свист стрелы разрезал вечернюю зарю. Только не трогали басурман ни горестные стенания отца, ни ругательства, выкрикиваемые им, ни проклятия которыми купец осыпал себя за то, что взял дочь в столь опасное путешествие.
Возле большого шатра, поодаль от забавляющихся кочевников, на походном троне восседал молодой кыпчкаский хан Дамир. Поглядывая на игрища своих воинов, он с довольной усмешкой натирал саблю. Этот роскошный клинок был получен прошлым летом из рук грозного Джамбулата, военачальника Великого Хорезма, державшего в страхе дикую степь.
– Пожалуйста, прекратите! Молю вас!
Истошный крик пленного купца привлек внимание хана.
– Мансур! – позвал он стоявшего в стороне от забавляющихся лучников огромного роста сарацина. – Тащи сюда этого недобитого вепря.
Великан молча кивнул, схватил за ноги купца и поволок по земле. Рыжебород извивался и причитал, всякий раз, когда его тучное тело подпрыгивало на кочках. Бросив пленника перед своим властителем, Мансур, сложив руки на груди, встал за спиной господина.