Примечания автора:
Да и кто отважится полюбить короля, что проклят вдвойне?
И если одна ночь может перевернуть жизнь владыки Нижнего, сможет ли он удержать свое хрупкое счастье посреди всех бурь мира?
“Все бури” относятся к циклу “Миру под Холмами”, но читаются однотомником. Действие романа происходит после “Вереска”.
========== Глава 1. Подарок на Лугнасад ==========
Виверн оказалось слишком много. Этим злобным и прожорливым порождениям старого мира давненько пришлись по вкусу мечтательные и доверчивые ши из Дома Неба. Добыча сама напрашивалась на зуб: небесных магнитом тянуло к чащобам Дома Волка в поисках колоритных пейзажей для своих картин. Вот и принц Фаррел, переброшенный сейчас через седло Майлгуира, не дождавшись полагающейся ему по статусу охраны, решил самолично исследовать окрестности Черного замка. И ведь стража предупредила об опасности, но тот лишь плечами пожал: по упрямству небесные ничуть не уступали волкам.
Рука Майлгуира ныла все сильнее, бедро саднило от столкновения с рогатой скотиной, но все залечит за ночь родная земля. Главное — волки-стражи во главе с королем успели вовремя. А то, что самого короля вела малая на помощь толика магии, не знал никто, почти никто. Догадывался об остатках силы у владыки Благих земель лишь советник.
Фаррел, лежащий в седле, охнул, а вороной всхрапнул — король, углубившись в раздумья, стиснул коленями конские бока.
Художник из Дома Неба сидеть пока не мог. Злую виверну, что вцепилась ему в задницу, с трудом оторвали уже после того, как отсекли ее голову от тела. Небесные ши королевской крови неплохо владели клинком, но не в тот момент, когда их помыслы уносились в туманные дали, руки вцеплялись в кисти, а глаза выискивали краски.
— Лучшей наживки для виверн не сыскать! Вы нарочно, что ли, лезете к ним в пасть? Обязательно кого поуродливее подавай? Может, и этот дуб отразите на вашем полотне?! —Майлгуир окинул сердитым взглядом огромный, давно засохший ствол.
Фаррел поднял голову и загорелся взглядом.
— О, какая красота! Владыка, умоляю!
— Сделаем перерыв, — устало махнул рукой король, досадуя на собственную насмешливость и приглашая спешиться небольшой отряд.
Спрыгнул с вороного сам, а волки-стражи помогли спуститься небесному принцу, протянули тыкву. Тот хлебнул терпкого вина, не сводя завороженного взгляда с кряжистого дерева, посеченного молнией еще в далекие времена Первой эпохи и окончательно засохшего после падения Проклятия.
Мидир, встретив напряженный взгляд сотника, покачал головой. Начальник отряда волновался вдвойне: сторожевой отряд — это вам не королевская стража, не ему следовало сопровождать владыку Благих земель!
Но владыка решил по-своему, как и всегда. И сейчас не стоит торопить небесного: пусть Фаррел порадуется, а потом расскажет в Соколовой высоте о хорошем приеме. Заодно пусть порадуется и советник Майлгуира, слишком хмурый последнее время.
— Вы можете меня здесь оставить, — оглянулся небесный на волков. Перевел глаза с каменной физиономии сотника на Майлгуира.
— Десять минут, — изрек Майлгуир. — Не знаю, как вы, уважаемый Фаррел, но мои волки еще хотят успеть к Лугнасаду.
Принц кинулся к дубу почти не прихрамывая. Огладил тонкими, нервными пальцами кору старого великана, растрескавшуюся почти до сердцевины, пробормотал что-то о душе дерева, оглядывая иссохшие ветки, на которых не было ни одного зеленого листка.
— Давно спилить пора, — бросил Майлгуир. Ему этот дуб, вздымающий к хмурому небу сухие ветки, навевал лишь дурные воспоминания.
Горизонт затянулся свинцовыми тучами, заморосил надоедливый дождик, но художник не замечал его.
— Древо живо, владыка, — прошептал небесный. — Я знаю, я чувствую, дуб вот-вот очнется… И может быть, тогда проклятие…
— Хватит! — рявкнул Майлгуир. — Достаточно бредней!
Фаррел осекся, опустил голову.
Сотник настойчиво похлопал по крупу своего коня, давая понять небесному, что время вышло. Мольберт был мгновенно заброшен за спину сотника, а разнокалиберные баночки с красками, замешанными на пыльце феечек и дававшими особый цвет и глубину, ссыпаны поясную сумку.
Майлгуир не единожды пожалел, что поддался на уговоры Джареда, решившего обновить портрет владыки Светлых земель. Но кого, как не детей Неба, тонко чувствующих красоту и гармонию, можно было привлечь для этого?
Выполнявший заказ Фаррел все никак не мог закончить картину. Оскаленные волчьи морды Черного замка как достойный фон его всем устроили. Но слишком долго художник трудился над глазами владыки. Майлгуир, когда Фаррел совсем утомил его «приданием невиданной глубины и сияния», заметил не без ехидства, что неблагие могут изобразить даже летний зефир, и, очевидно, художник из Дома Неба решил догнать их в мастерстве. Фаррел, сверкнув ярко-голубыми глазами, поклялся, что у него все получится: и нарисовать воздух над цитаделью, и передать черный блеск глаз Майлгуира — тоже! Поклялся и продолжал часами сопеть за своим мольбертом.
Откровенно выгонять принца из Черного замка в Соколью высоту Майлгуиру не хотелось, как не хотелось лишний раз ссориться с Джалрадом. Небесный повелитель правил Домом Неба вот уже два тысячелетия. К тому же сегодняшнее спасение непутевого, сующего свой нос во все опасные места волчьих угодий небесного принца было хорошей возможностью для владыки всех Благих земель избежать очередного Лугнасада.
У кованой решетки подвесного моста подъезжающих встречал Джаред. Черная фигура советника внушала желание сбежать от его пронизывающего взгляда.
— Я никому не нужен? — как можно более небрежно бросил Майлгуир на въезде. — Тогда я…
— Мой король, вы сами говорили: есть время для долга и есть время для любви, — склонил светловолосую голову Джаред.
Майлгуир понял, что если он сейчас не решит сам — решат за него, процедил, опережая всяческие поползновения советника относительно Лугнасада, все более и более настойчивые с каждым годом.
— Моя жизнь отдана долгу. Я проведу сегодняшний вечер в своих покоях. До рассвета ко мне никто не войдет — и не выйдет!
Зашуршало, словно опало множество листьев. Видно, Черный замок ответил королевской воле, принимая данное Майлгуиром слово.
— Я услышал вас, мой король, — склонил голову Джаред, а затем выпрямился и сложил руки за спиной. Но опечаленным он отчего-то не выглядел.
Майлгуир, миновав широкую площадь перед дворцом, пошел короткой дорогой, ловя взгляды тех несчастных, коим довелось сторожить Черный замок в канун праздника любви и свободы. Насторожился единожды, поймав ухом разговор о том, что уж Майлгуир-то без пары не останется. Оборвать бы длинные языки. Но кровь, на миг разгорячившаяся от схватки, быстро охладела.
Близ своих покоев, на гладкой поверхности стены, ярко зеркальной от глубинной темноты замка и полного отсутствия света, он поймал свое отражение и мрачно усмехнулся. Яркая белая прядь, идущая от виска, черные глаза на жестком, подернутом тонкими морщинами лице… От того Майлгуира, которого помнил Верхний, почти ничего не осталось. После смерти Этайн, после бесконечной борьбы с Проклятием, после гибели многих, кто решился открыть сердце любви, он утратил вкус к жизни.
Женщин не должны были бы привлекать подобные мужчины, однако — он привлекал. Его просили о ночи любви на каждый Лугнасад, когда отказ равен оскорблению, и он соглашался. Но ни одна из тех, с кем он делил постель, не могла подарить ему даже намека на ту полноту чувств, ту бесконечную нежность и страсть, что он испытывал к Этайн.
Именно в этом месте она кружилась от счастья, думая, что он — ее муж, любя и желая только его. И птицы света слетались к ее ладоням, а волки преклоняли перед ней колени… Рыжеволосая красавица с хризолитовыми глазами улыбнулась ему из прошлого. Он зажмурился, выдохнул, открыл глаза — и увидел лишь холодное зеркало черной стены.
Майлгуир скрипнул зубами, тряхнул головой, сбрасывая морок — настолько реально увиделась земная красавица. Слишком часто в последнее время его одолевали видения прошлого, слишком много раз он бросался за ними — и ловил лишь пустоту.
Припомнил высохший дуб и принял решение отправить стражей его спилить. Мертвые должны покоиться в могилах, а не тревожить память и сон немногих живущих.
— Мой король… — неуверенно обратился к нему стражник, но Майлгуир повел рукой, отстраняя его, вошел к себе, сам захлопнул тяжелую дверь и замер, прижавшись спиной и затылком к холодной створке. Потер ладонями горевшее лицо, успокаивая дух.
Нужно только пережить эту ночь. Дальше все пойдет своим чередом, бесконечные дела отвлекут от тяжких мыслей и горьких сожалений.
Майлгуир сдернул запачканный зеленой кровью шлем, скинул плащ, заляпанный грязью и разорванный когтями виверн так, что его оставалось только выбросить. Или все же отдать в чистку? Ткань теперь ткали, а костюмы — шили. Светлые земли дарили ши лишь еду. Слава Лугу, исправно нес свою службу золотой горшок у Вогана, хоть главный повар и ворчал, что вся еда из него одного вкуса, тем не менее именно он спасал благих ши в годы неурожая и суховея. От расплаты за истинную любовь не спасало ничего. Но что же костюм? Вздор. Ерунда. Майлгуир приподнял полу безнадежно испорченного плаща, сбросил его на каменный пол и рассмеялся недобро, надтреснуто.
Дублет, надеваемый владыкой на все вылазки, простой и удобный, обычная одежда стражей — безо всяких отличий — полетел следом за плащом. Звякнуло о каменный пол снятое оружие. Майлгуир дернул шнуровку сапог, позволяющую самому снимать ботфорты, скинул штаны, мечтая поскорее омыться, залечь в постель и проспать до утра. Обернуться бы зверем и забиться в какую-нибудь нору, чтобы миновала наконец эта эпоха…
И тут громом среди ясного неба прозвучало:
— Добрый вечер, мой король. Счастливого вам Лугнасада! Да будет светел ваш день и полна звездами ночь.
Изо всей одежды на Майлгуире оставалась лишь рубашка. Не самый лучший костюм для выпроваживания очередной дамы, жаждущей его объятий.
Черный, искрящийся шелк балдахина приподнялся, и в проеме показалось женское лицо. Бледное, неулыбчивое, скуластое, которое очень украшали серо-зеленые глаза и крупный вишневый рот.
— Простите. Я что-то притомилась в ожидании. А! — девушка заинтересованно оглядела Майлгуира и спохватилась: — Вот же! Это вам от отца!
Она протянула корзину, в которой заворочался крупный дымчатый щенок.
Майлгуир в ошеломлении замер, а незнакомка безо всякого стеснения продолжала:
— Тут все есть, и бутылочка с молоком, и еда на первое время. Побоялась я его на вашу псарню отдавать, он хоть и крупный, а от матери не так давно отлучен.
— Ты кто? — только и смог вымолвить Майлгуир.
— Мэренн. Я — Мэренн! — видя, что имя ничего не сказало королю, добавила сердито, откинув за спину тяжелую иссиня-черную косу: — А говорил: приезжай, если будет нужда! Говорил: я всегда приму тебя! А еще вы обещали показать мне Черный замок! Правда, — губы девушки дрогнули в преддверии улыбки, но она так и не появилась, — вы тогда называли меня Мэр. Неужели для того, кому открыты все души и подвластны все помыслы, есть разница между юношей и девушкой?
— В чем-то есть, — усмехнулся Майлгуир, придя в себя. — Хотя бы в том, что юноши не делят со мной постель. Отвернись, дитя.
— Дитя?! — оскорбилась Мэренн, но послушно скрылась за гладким шелком вместе с корзинкой, щенком и собственным негодованием.
Майлгуир, проскрежетав зубами от злости, прошлепал до ванны, обернулся подозрительно, услышал: «Я не смотрю!» — и, разозленный, плюхнулся в горячую воду, не сняв рубашку.
Коварство собственных слов в очередной раз сыграло злую шутку. Теперь ни он, ни щенок, ни эта девушка, увиденная второй раз в жизни, не смогут до утра выйти из его покоев. Майлгуир окунулся с головой, подождал, пока грудь не сожмет в нестерпимости вдоха, и только тогда вынырнул из воды. Да как его посмела обмануть какая-то девчонка? Впрочем, юный, тонкий в кости волк в одежде стражей, встреченный однажды по дороге в Укрывище, не был похож на девушку.
Сложные отношения с Ллвидом, старейшиной и главой второй по значимости крепости, не позволили владыке Благого Двора взять охрану на переговоры, чтобы не давать и намека на опасение или не вызвать тревогу. А чутье волка не подсказало Майлгуиру, кто перед ним, ни когда он вытаскивал попавшего под обвал Мэра, ни когда собирал остатками магии его раздробленную ступню. Хромой воин — что может быть печальнее? Тем более, такой молодой и упрямый!
Печальнее может быть разве что глупый король, зашевелились в голове дурные мысли. Тогда они просидели до утра, Майлгуир забавлял бледного до зелени юношу Мэра рассказами о Черном замке, где тот никогда не был, а утром доставил его до Укрывища и обо всем забыл. А сейчас память подсказывала: да, обещал и покровительство — уж больно тот переживал из-за ступни! Обещал место среди королевских волков — и самое ужасное! — обещал показать Мэру красоты Черного замка. Фомор ее раздери!..
Воспоминания о Мэре перетекли в воспоминания о сложных переговорах, о постоянном недовольстве Ллвида, о новых и старых проблемах Светлых земель…
Видимо, Майлгуир заснул, потому что разбудил его писк, шум шагов, возня у входной двери и шепот: «Да что же это такое».
— Куда собралась, Мэр… Мэренн? — не поворачивая головы, громко спросил Майлгуир.
— Домой, владыка, — отчетливо проворчала девушка, явно пытаясь открыть дверь. — Собачку вам оставила, вы уж будьте так добры, присмотрите за Вьюном.
И, несмотря на слово Майлгуира, дверь начала поддаваться! Он выскочил из ванной в чем был. В пару прыжков очутился у входа и захлопнул приоткрывшуюся створку перед самым носом незваной гостьи.
— Ты пришла в мои покои. И покинешь их тогда, когда я разрешу тебе! — прорычал он, тряхнув девушку за плечи, обтянутые темно-серым бархатом Северного рода. — Это ясно?!
— Да куда уж яснее, мой король, — вежливо ответила она. Так вежливо, что еще немного — и это можно было бы счесть оскорблением.
С мокрой рубашки натекла лужа, тонкий шелк неприятно холодил тело, босые ступни мерзли на каменном полу. Майлгуир поежился, а Мэренн вздрогнула.
— Что, испугалась?
— Да нет, просто не хотела вам мешать, — потупила она взгляд, а потом покраснела и отвернулась.
— Ты не мешаешь.
Сердце не кольнуло — значит, сказанное было правдой. Странно. Все было странно. Пока Майлгуир мешкал с решением, щенок вылез из корзинки, подбежал к двоим взрослым, тявкнул и принялся лизать воду с пола.
— Не стоит тебе пытаться выйти, Мэренн. Тебя не выпустят двери. В лучшем случае ты пробудешь тут до утра, в худшем же…
Король отошел к очагу, сердито одернул ледяную рубашку, накинул поверх нее халат и подвязал его поплотнее.
— В худшем? — переспросила Мэренн заинтересованно.
— В худшем тебя сплющит этими створками. И родится очередная байка про короля, от любви которого умерла еще одна женщина.
Щенок, видно замерзший, задрожал. Мэренн присела, взяла его на руки, произнесла, не глядя на короля:
— Про байки не знаю… Но ходят легенды о том, что от вашей любви остаются самые сладкие воспоминания.
— Это не любовь, — Майлгуир разжег бересту, подбросил под дрова. — Присаживайся рядом. Я не кусаюсь.
— Вам не холодно? Стоит переодеться.
— Мне не бывает холодно, — раздраженно произнес Майгуир.
— Вам виднее.
Король обернулся проверить, не таит ли Мэренн усмешку? Но нет, девушка выглядела спокойной и немного печальной.
Толстый щенок с очень крупными лапами, свернувшийся у нее на коленях, лизнул ее руку, и она слабо улыбнулась. Личико осветилось от блеска серо-зеленых глаз, на щеках появились очаровательные ямочки, а уголки губ, показавшихся мягкими и нежными, приподнялись, обрисовывая столь красивую линию рта, что Майлгуир поймал себя на вполне недвусмысленном желании прижаться к ним, попробовать их вкус — правда, как вишни, или это лишь видимость? Но эта девушка, хрупкая в кости, с белой, слабо светящейся кожей, округлостями во всех нужных местах и грацией олененка — еще совсем ребенок! Пусть кого помоложе выбирает своим волком на эту ночь.