Тут же вспомнил, что дверь запечатана, так что выбора у нее особого нет. Мэренн облизала губы, хрупкими пальчиками заправила за ухо упавшую на бледную щеку черную прядь и вздохнула. Майлгуир втянул воздух. Подснежники, полынь и немного — дикий шиповник. Неужели духи? И ресницы — такие длинные, темные.
— Я не пользуюсь духами, — твердо произнесла она, глядя ему в глаза.
— Как поняла?
— Вы понюхали, а потом поморщились, решив, что перед вами подделка. Вы ошибаетесь, — с горечью произнесла Мэренн.
Огонь в камине разгорелся ярче, затрещал, в трубе загудело.
Майлгуир прищурился:
— Разве король может ошибаться?
Губы ее дрогнули, ресницы затрепетали, но глаз она не опустила. И за одно это заслуживала награды.
— Вы думаете, что я заявилась к вам, потому что молода и глупа? Вы думаете, что я чего-то хочу от вас, как и многие?
— А это не так?
— Нет. Я не крашу губы и ресницы. Не лгу. Не предаю. И не прошу ни должности, ни мужа, ни покоев Черного замка, ни места при дворе.
— Но что-то все же попросишь?
Майлгуир подхватил с девичьих колен пузатого щенка, сладко пахнущего материнским молоком; навевая сон, уложил в корзинку и принялся за гостью. Расстегнул фибулу и развязал тесемки плаща Мэренн. Она хлебнула воздух, словно холодную воду.
Всей одежды — хитро завязанный под грудью отрез полупрозрачной синей ткани, легкой, как осенняя паутина. Дёрни — и девушка останется обнаженной. Но торопиться не хотелось.
Тонкая, но не худая. Изящная и гармонично сложенная. Крепкие мышцы, прелестные очертания бедер и груди. Майлгуир не мог не признать: его нежданная гостья была очень и очень привлекательна. Так, что в ушах зашумело, сердце застучало, а огонь полился по венам, пробуждая давно уснувшие желания.
— Так что же тебе нужно?
— Эту ночь, — вскинула ресницы Мэренн и прикусила губу. — Потому что все женщины, которых вы осчастливили, помнят ночь с королем. Всегда одну. Я прошу только об одной ночи.
Майлгуир покачал головой.
— Я выбрала вас своим волком! И я не отступлюсь.
— Я уже жалею, что не выгнал тебя, — выдохнул Майлгуир.
— Есть одно пожелание.
— Ты смеешь понуждать короля?!
— Этой ночью все равны. Не старайтесь сделать хорошо мне. Делайте лишь то, что хочется вам.
Сказала и гордо вздернула подбородок.
— Оставим в покое твою дерзость и примем во внимание природу-мать. Ты не знаешь, о чем просишь.
— Но могу догадываться, — верхняя губа приподнялась в полуулыбке-полуоскале, обнажая два передних, крупноватых зубика.
Мэренн переступила с ноги на ногу, тонкие складки словно погладили гибкую женскую фигуру.
— Но… как ты оказалась в моих покоях? Кто те двое, что дали тебе разрешение на вход? — спрашивая, Майлгуир, продолжая жадно рассматривать ее.
— Мэллин сказал, что вы меня сожрете, но мне понравится, а господину советнику я передала ему письмо от Ллвида. Мы разговорились, и он проводил меня в гостевые покои, — впалые щеки слабо заалели.
— Джаред может, — усмехнулся Майлгуир.
Мэренн вздохнула — высокая грудь с нежно-розовыми сосками поднялась под прозрачной тканью и медленно опустилась. Майлгуир невольно засмотрелся на белоснежную кожу с играющими на ней бликами очага — а затем поднял глаза на тихий всхлип. Взгляд серо-зеленых глаз был сердитым, ресницы — мокрыми, губы — закушенными, по щеке текла слеза.
— Да, я буду твоим волком в этот Лугнасад, — произнес король условленную фразу.
Добавил, ухмыльнувшись:
— На твоих условиях.
И протянул руку, развязывая узел под грудью. Материя соскользнула, и Мэренн, перешагнув через нее, встала совсем рядом с Майлгуиром, положила руки на его грудь, шепнув: «Не холодно, потому что холодный», и подставила губы для поцелуя.
Они и правда отдавали вишней. Не сказать, чтобы король любил фрукты, но этот вкус спелых ягод был изысканно-сладким. Он оторвался от них, давая Мэренн вдохнуть, и снова накрыл своим ртом полные, нежные губы. Опять пахнуло подснежниками и самим снегом, остро и свежо. Не леденящей стужей, нет — тем живительным холодом, от которого кровь лишь горячее бежит по венам.
Прозрачные серо-зеленые глаза оказались совсем рядом, в них мелькнул испуг, тут же сменившийся радостью. Пушистые ресницы затрепетали, губы слабо дрогнули, отвечая на поцелуй. Но давать волю своей волчице Майлгуир пока не собирался.
За стрельчатыми окнами загремела гроза; вторя ей, сильнее завыл огонь. Майлгуир отшатнулся от девушки, сбрасывая халат. Стянул через голову все еще мокрую рубашку, не желая возиться с завязками.
— Вы не… — начала Мэренн, но он перебил ее:
— Ты. Майлгуир. Или «мой волк» — и никак иначе.
Впрочем, что она хотела сказать, было неважно. Идти до постели показалось немыслимой тратой времени, а шкура горного медведя была совсем рядом. Внезапно время словно бы остановилось и свернулось в кокон вокруг, отгородив от прошлого.
Удивительно теплая, подхваченная под спину и ноги, шепнувшая: «О, мой волк!», Мэренн легла на мягкую густую шерсть. «Моя волчица», — пророкотал Майлгуир, прикусив мочку ушка. Втянул ставший более резким запах подснежника, спустился поцелуями до ключицы, поймал губами сосок и ощутил, как девушка развела в стороны бедра, приглашающе двинулась к нему. Сейчас бы отвлечься, обласкать ее всю, найти те места, прикосновение к которым вызовет дрожь и негу, довести сначала ее до блаженства… Но холодные глаза манили, губы шептали: «Возьми…», тонкие пальцы, огладив его плечи, неожиданно впились острыми ноготочками, куснули вседозволенностью тьмы — и Майлгуир сорвался.
Она подавалась вперед, вскрикивала от его резких движений. Он брал ее, не думая ни о ней, ни о ее удовольствии. Краем глаза отметил на груди и плечах красные следы, что неминуемо потемнеют, и тут же забыл о них.
Пахла она невыразимо свежо и желанно, и мир сжался до ее хриплых стонов, до ее хрупкой северной красоты, до острого, почти невыносимо прекрасного наслаждения, потом и вовсе померк.
Мэренн шевельнулась в тщетной попытке освободиться, и Майлгуир, не желая раньше времени выходить из блаженной истомы, разлепил один глаз.
— Куда собралась?
— Там щенок, — прошептала она низким, хриплым голосом.
— А тут волк.
— Но… — двинулась она еще раз в его руках.
— Замок приберет за ним. Молоко в плошке. Лежать!
— Слушаюсь, мой волк, — фыркнула она.
Освободил одну руку и повернул к себе лицо Мэренн. Под прозрачными, как весенние грозы, глазами залегли темные круги, на висках проступили синие жилки. Припухшие губы были красны от…
Майлгуир отстранился, рассматривая свою волчицу.
Да, он хотел попробовать, какая она на вкус везде. Где пахнет полынью, а где — шиповником. Целовал ее жадно, исступленно — изнутри бедра, пил ее нежную женскую сладость, а потом опять возвращался к губам. Но точно не кусал ее, из всех следов — только припухшие губы, синяки на плечах, несколько царапин и отметины от слишком глубоких и яростных поцелуев. Нет, не может быть! Но запах не оставлял сомнений.
— Ты… — выдохнул он зло, словно она обманула его. — В северном клане не учат любви?
Мэренн, заметив его взгляд, торопливо облизала губы.
— Я не хотела учиться.
— Почему?
— Потому что хотела тебя. Только тебя.
Прижалась крепким боком, и от нее опять повеяло обжигающим теплом, запахом первоцветов и жаждой жизни. Такой сильной, что Майлгуир рассмеялся, решив отложить все вопросы на потом, и вновь притянул ее к себе. Погладил по плечу, снимая боль и оставляя на ее коже мелкие белые цветы о девяти лепестках.
— Но магии ведь нет… — завороженно прошептала Мэренн. Развернула его руку ладонью вверх, потянула за торчащий стебелек и вытащила подснежник. Кожа сошлась в точку, только зачесалась немного.
— И меня тоже нет, — со вздохом вырвалось у Майлгуира, он потер кисть о шерсть рядом с Мэренн. — И любви. Перед тобой ходячий артефакт Второй эпохи.
— Неправда! — куснула она его за руку. — Обманщик! Вот же — и ты, и магия, и любовь…
— Ах ты, дерзкая девчонка! Что ты знаешь о любви?
Она не отвечала, но смотрела хмуро и так высокомерно-вызывающе, как будто больше него знала о жизни. А потом подхватила его руку, поцеловала ладонь и прижала к своей щеке.
В этот раз он донес ее до постели. Потому что хотелось терзать ее до своих и ее криков, хотелось сильнее мять в ладонях ее тело, целовать до боли и любить — как же фальшиво это слово! — любить, соединяясь в одно, толкаясь в тесное лоно. И знание о том, о чем эта глупышка смолчала, понимание, что это только его женщина, неожиданно распаляло желание еще сильнее, теснило грудь, жгло глаза, отдавало терпкой горечью во рту.
— Уже утро, мой король, — низкий, хрипловатый голос вырвал из сна.
Просто сна — не кошмаров прошлого и не жгущих душу видений. Пожалуй, так хорошо король себя не чувствовал очень давно, слишком давно, чтобы помнить об этом.
— Выпустите меня. Дверь не открывается, а ведь Лугнасад прошел.
— Зачем встала? — не открывая глаз, произнес Майлгуир. Солнце нежило веки, переливалось ярко-розовым, тело наслаждалось сытой истомой.
— Сначала Вьюна проверить, мало ли что щеночек за ночь мог успеть.
Щеночек довольно урчал в углу.
— Как вы это сделали? Лужи и… и прочее пропало! И вода в ванной все еще теплая.
— Что еще заметила, глазастая?
— Что Вьюнок косточку грызет, да не сгрызает, и что молоко у него в миске вновь появляется.
— Кое-что не исчезает, сколько ни трать. У Вогана — это наш королевский повар…
— Мы знакомы, владыка. Он приветил меня в первый же день.
— Да? Хорошо, это хорошо. Кто Вогану не нравится, того он не замечает. У Вогана есть Горшок, из которого можно накормить все Благие земли. Был еще Рог, но в Укрывище он сейчас нужней, тебе ли не знать.
Девушка сидела подле постели на корточках, положив острый подбородок на узкие запястья, и внимательно смотрела на него.
— Так я пойду?
Отпускать не хотелось. Правда, сколько же пересудов придется услышать Черному замку! Девушка, оставшаяся у короля волков дольше одной ночи!
— А как же столица? Я обещал показать тебе столицу.
— Не стоит, если вам в тягость. Я уйду тихо, вы меня никогда больше не увидите и…
— Стоять! — рыкнул Майлгуир, хватая ускользающую красоту и вновь затаскивая Мэренн на постель. — Лугнасад длится неделю, по желанию сторон. Ты желаешь провести со мной весь праздник?
Глаза Мэренн осветились настолько отчаянной надеждой, что Майлгуиру стало стыдно. Подарить такую малость и принять в ответ такую благодарность…
— Ты желаешь? — он поцеловал припухшие, еще более очаровательные губы, посмотрел в серьезные глаза, в глубине которых таилась печаль и загадка. Мэренн не притворялась, не хотела казаться лучше, чем есть, не кокетничала и не соблазняла. Но была совсем не проста. Король не очень любил загадки, однако эту разгадать ему хотелось.
— Да, мой ко… мой волк, — тихо произнесла она. — Конечно же, да! — улыбка скользнула по ее губам, словно луч зимнего солнца: — Ты не устал?
Она была теплой, нежной, податливой. Она была нужной ему сейчас, и Майлгуир поймал себя на мысли, что, лаская Мэренн, он не закрывал глаза, сравнивая с той женщиной и вспоминая другие черты. Не ловил сходство, а изучал ту, что рядом.
Пожалуй, эта неделя и впрямь будет забавной. А потом он найдет этой крошке хорошего мужа, пообещал Майлгуир сам себе. Самого лучшего!
Замок зашуршал согласно и словно бы одобряюще.
— Вьюнок хороший, — вновь донесся ласковый голос до слуха Майлгуира. — Вьюночек красавец. Отдай косточку!
Судя по тому, что щенок рычал, челюсти он сжал намертво.
— Брось! — рявкнул король, досадуя на эту суету, и открыл глаза.
Песик взвизгнул и поджал хвост — девушка с громадным недогрызенным мослом приземлилась на шкуру.
— Напрудил, — угадал Майлгуир.
— Я сама чуть не напрудила! — возмутилась Мэренн.
Поднялась, встала на цыпочки и убрала кость на верхнюю полку у очага. Обернулась на всасывающий звук — лужицу под Вьюном прилежно втянул замок.
— Все никак не могу привыкнуть, — завороженно произнесла она.
Вьюнок подбежал к ней, завилял хвостом, вывалив язык. Она опустилась на колени, почесала за ушком. Тот улегся на спину, подставляя светлое пузо под ласковую руку.
— А меня погладить? — спросил Майлгуир, разглядывая свою волчицу.
В короткой темно-серой тунике, укрытая волной гладких иссиня-черных волос, Мэренн была похожа на ласточку. Эти птицы во множестве селились под крышами Черного замка и сейчас рассекали воздух за открытыми окнами.
Мэренн замерла на миг, потом подняла голову.
— Разве моему волку не нужно заниматься делами королевства? Ах да! — спохватилась она: — Господин советник просил передать, что к вечеру ожидается визит Джалрада.
— До вечера еще очень-очень много времени. К тому же я занят. У меня куда более интересный предмет изучения.
Прищурился, разглядывая ее всю, от тонких щиколоток до изящной, гордой шейки, застеснявшуюся и покрасневшую.
— Иди ко мне!
Связь между Джалрадом, королем Дома Неба, и поручением советника виделась непрерывной. По крайней мере, Майлгуир оценил попытку племянника спасти своего короля от всячески выражаемой симпатии другого короля. Джалрад, высокомерный и вспыльчивый, как все небесные, испытывал к владыке Благого Двора слишком разнообразные чувства.
Майлгуир когда-то распорядился жизнью его старшего брата, женив того на солнечной девочке Лианне, принцессе Нижнего мира, ставшей ныне королевой Дома Солнца.
Поэтому отец Джилроя и Джалрада, уходя вслед за любимой в мир иной, отдал престол именно младшему принцу.
Джалрад правил без малого две тысячи лет, удерживая твердой рукой и своих подданных, и соседние Дома. Не женился, хотя его ярко-бирюзовые глаза, серебристые волосы и властные повадки привлекали многих, что мужчин, что женщин. Мужчин Джалрад привечал особо, а несколько взглядов и намеков дали Майлгуиру понять, что смесь вины, радости и потери вылилась у небесного во вполне определенное желание, разделить которое владыка Благих земель не мог и не хотел. Поэтому Майлгуир в любом случае оставил бы при себе эту занятную волчицу — как весомое доказательство его занятости на всю неделю праздника. Но эта негодница мало того, что передала слова советника в самый последний момент, так еще чуть было не покинула его, своего избранника!
Парочка вышла из покоев после полудня.
Мэренн говорила немного, да он особо и не спрашивал. По большей части благодарила за внимание. Смолчала на развеселое приветствие от Мэллина, на острый, испытующий взгляд Джареда, ничего не отвечала на заинтересованные расспросы волчиц во время вечернего выезда. Держалась в седле гордо и уверенно. Лишь подъехавшему к ней ши из ее же северного клана заявила немного резко: «Я занята на весь Лугнасад». Молодой волк, дерзко сверкнув глазами в сторону владыки, поворотил коня и вернулся в хвост колонны, вздымая клубы пыли.
А ведь Мэренн после королевской ночи с руками заберут в любой, самый знатный клан. Ревновать не любя — это почти традиция, усмехнулся Майлгуир своим невеселым мыслям.
Джалрад церемонно и сухо поприветствовал Майлгуира и Мэренн, задержался взглядом на венке. Тут же подошел советник с молодым, немного жеманным волком, заговорил о делах Домов, о проблемах Юга, представил своего помощника, которого желал бы видеть послом в Сокольей Высоте — и небесный повелитель неожиданно отвлекся. Фаррел заметил, что этот волк еще и неплохо рисует, вот если бы обучить немного… И милостиво кивнул, когда Джаред попросил еще и об этом.
Мэренн так гордо держала голову с надетым Майлуиром серебряным венком Лугнасада, словно это была настоящая корона, не обращая внимания на завистливые шепотки о новой даме на одну ночь. Не стеснялась и не краснела.
Венок этот, как посчитал Майлгуир, пылился чуть ли не больше века, а теперь притягивала все взгляды и помыслы.
Майлгуир, глядя на Мэренн со стороны, поймал себя на мысли, что только алмазы, пожалуй, могли бы оттенить эту светящуюся кожу, эти тяжелые гладкие косы и неприветливые серо-зеленые глаза, которые ярко вспыхивали, лишь будучи обращенными на него, и тут же гасли, словно Мэренн боялась выказать свои чувства. Что же таилось в глубине ее глаз, в ее холодноватой нежности и безудержной страсти?