— Когда с ней произошло несчастье? — решил уточнить Майлгуир, чтобы отвлечь отчаявшегося отца от темных мыслей. — Ты можешь припомнить?
Ллвид обернулся так резко, что Майлгуир чуть было не ткнулся в него. О, если бы магия была жива, этим взглядом можно было бы заморозить не одного волка!
— Ра-зу-меет-ся, — процедил Ллвид. — Это моя дочь! Единственная и любимая. Хотя тебе недоступно полное понимание этого слова! Ты бы понял, если бы у тебя были дети! Ты бы понял хоть что-то в этой жизни, ради чего все это!..
Ллвид запнулся, а перед памятью короля Благого мира всплыли давние воспоминания.
…Черные волосы, хризолитовые глаза — так должен был бы выглядеть его сын. Сильнейшая аура будущего мага. Толчок маленькой ножки под ладонью Мидира…
Факелы на стенах вспыхнули и погасли. Шорох ног доложил Майлгуиру, что стражники кинулись в соседние проходы за светом.
— Ллвид, — прорычал он в темноте. — Не переходи черту. Я в полной мере понимаю твое горе и разделяю его. Но не путай это со слабостью.
— Они с подругой ходили гадать, знаешь ведь, гадают у нас друиды, — Белый волк произнес тихо, словно после слов владыки ему стало легче говорить. Может, вспомнил не только о Мидире, но и о сыне, которого он потерял. — Да, это запрещено, видно, хранитель их провел. Единственное, что знаю: приглянулся ей кто-то из наших волков. Но раз скрыла, раз решила обратиться к магии, значит, не так и просто было с чувствами. Может быть, он ее отверг! В Лунгасад! Как посмел! Однако меня тревожит…
Но тут факелы вспыхнули вновь, стражники принесли извинения, а Ллвид смолк, как будто спохватился и решил не выпускать больше на волю ни слова жалобы.
Майлгуир, досадуя на слишком исполнительных стражей, помянул всех старых богов, ныне почивших, и поспешил следом за белым волком.
Но одна уверенность пришла откуда-то изнутри, интуитивная и необъяснимая.
— Подруга — это Мэренн? — уцепился Майлгуир за кончик нити. Судя по тому, что Ллвид запнулся, он был на верном пути. — Они ходили вместе, и каждая загадала что-то волшебное! Да только неудача, магия в наши дни образуется от жертвы. Чем сильнее желание, тем больше жертва. Чем пожертвовала твоя дочь, знаешь?
— Она не говорит! Может, будет разговорчивее с тобой, черный ты наш владыка, — бросил через плечо Ллвид с откровенным отвращением.
От него вновь потянуло холодом, как будто возле Майлгуира шел не живой волк, а кусок льда с Черных гор. Так, глядишь, не дойдет и сам замерзнет по дороге!
На взгляд Майлгуира, объяснение про любовную немочь выглядело не очень правдоподобным. Лугнасад же! Не вышло с одним, полюбилась бы с другим.
— Ты уверен, что дело в чувствах? А не в том, что ей надоела северная жизнь, или она устала ходить в патруле, служить в страже, отчитываться перед собственным отцом?
Белый волк дернулся сильнее, как от удара, а Майлгуир постарался забыть о собственных сыновних впечатлениях, вспомнившихся слишком ярко. Ему тоже куда проще было держать ответ перед воспитателем, на что отец реагировал очень болезненно.
— Вот и я тоже думаю, владыка, — ядовито бросил Ллвид. — Возможно, отчет перед королем будет для нее не настолько болезнен, как передо мной. Дочь поняла, что сотворила глупость, но не желает облегчить мне задачу!
Хозяин Укрывища топнул сильнее, чем обычно, и эхо гулко прокатилось по каменному переходу.
Майлгуир Гранью хорошо понимал.
— Так или иначе, праздник не кончился. А это значит, проклятья не вступили в полную силу, — ровно произнес Майлгуир. — Рано отчаиваться.
— Это не твоя дочь лежит в спальне, бледнее собственной тени! — Ллвид крутанулся на месте, остановился и засопел, вперившись взглядом в Майлгуира, как перед нападением. — Легко говорить, легко вселять надежду, легко повторять простые слова! Попробуй что-то наконец исправить в своем многострадальном королевстве, благой король!
Сказал как плюнул. Майлгуир поборол желание утереть лицо, отстраняясь от всех и всяческих пожеланий, высказанных и потаенных.
— Я сделаю для этого все возможное, если мне будет позволено увидеть пострадавшую. Позволь напомнить, сейчас истекает ее время, не мое.
На сей раз Ллвид зарычал Майлгуиру в лицо. Кажется, лечение не помешало бы и главе клана белых волков! Не найдя ответа в словах, он развернулся и нарочито громко пошел дальше. Стража ни разу не встретилась в этих переходах, возможно потому, что они проходили самые удаленные от входа места, а может, волки попросту разбегались от разъяренного Ллвида.
Наконец они пришли, и хотя Майлгуир всегда считал себя выносливым ши, вздохнул с облегчением. Ллвид не успокоился, но перестал свою злость так явно показывать. Провел короля к очередной неприметной двери и постучался.
— Доченька, я вернулся с гостем, ты можешь нас принять?
Майлгуир вздрогнул, не поняв, кто это тот третий волк, что пришел с ними и говорит так странно и незнакомо: настолько надломленный и заискивающий голос был у Ллвида.
Из-за двери послышался неразборчивый звук, то ли хрип, то ли скуление.
— Мы зайдем, он постарается тебя не утомить, не волнуйся! — белый волк толкнул дверь.
Первое, что с порога не понравилось волчьему королю — запах, донесшийся из девичьих покоев. Пахло приближением смерти, легкой гнилостной ноткой, как от раны с заражением, что грозит смертью даже стойким волкам. А еще тянуло отчаянием и нетерпеливым ожиданием. Судя по всему, Гранья смирилась со своей незавидной судьбой и ждала освобождения от всего: от тела, забот, тревог, самой жизни.
Перед внутренним взором Майлгуира возникла Мэренн — другая отчаянная женщина из северных волков, так и смирившаяся бы со своей участью, кабы не изменившая все беременность.
Второе, что неприятно удивило короля — сваленные в кучу доспехи. Снаряжение волчицы-стража, неухоженное и брошенное с тем расчетом, что пользоваться им впредь не придется.
Третьим раздражающим фактором была сама волчица, слишком хворая, чтобы подняться, но приложившая кулак к груди, а значит, все еще готовая служить своему королю. Тусклые глаза, бесцветные волосы.
Ллвид вздохнул недовольно словно бы на жест, но, возможно, дело в другом. Хозяин Укрывища пытался скрыть, насколько он расстроен и как далеко простирается его отчаяние.
— Мой король, — Гранья просипела-прохрипела, не владея голосом, — чему обязана визитом?
— Глупости собственной, — Ллвид прошипел и отвернулся.
Майлгуир проследил, как несчастный отец отходит к полкам, с преувеличенным вниманием что-то там изучает, очень похожее на призы, и бормочет под нос явно не похвалы.
— Я попрошу тебя, Ллвид, оставить нас наедине, — Майлгуир уселся поудобнее, не близко и не далеко, чтобы запах болезни не отвлекал. — Любые дела, которые касаются любви, не терпят третьих лиц.
Резко обернувшийся белый волк вперился в Майлгуира так, будто тот снова стал Мидиром, поставил мир на грань гибели и на сей раз уже безвыходно.
— Пусть и родственных лиц, — добавил король.
— Мы говорим о моей дочери! — шипел Ллвид похлеще выводка ядовитых змей.
— Мы говорим о моей подданной, которая только что отдала в мое распоряжение свою жизнь и честь, — еще спокойнее ответил Майлгуир.
Бурные ссоры стали бы совсем не к месту. Смириться было непросто, но короля ждала Мэренн. Странное ощущение, возможно, обманчивое — что от спасения Граньи зависит и спасение жены, подгоняло его. А своему предчувствию Майлгуир привык верить безоговорочно.
— Я никуда не уйду, — Ллвид свел руки за спиной и вздернул подбородок.
— Мы говорим о несчастной влюбленной посреди Лугнасада! Как всякий свободный волк, она имеет право довериться мне и только мне!
— Папа, прошу тебя, — выкашляла просьбу Гранья.
— Ладно же, — Ллвид сжимал и разжимал кулаки, вся его холодность трещала по швам, — Позже поговорим, — он громко прошествовал к двери и хлопнул ею от всей своей широкой души.
— Не сердитесь на него, — Гранья привлекла внимание короля слабым взмахом руки, — Он не хочет.
— Что Ллвид хочет и чего не хочет, меня мало касается, — Майлгуир оценил нездоровую бледность девушки. — Хотя сегодня любопытно. Меня сегодня просто страшно мучает любопытство, белая волчица, а потому продолжай.
— Он не хочет остаться один! — выпалила она и задохнулась окончательно.
— Он и так не один, не испытывай мое терпение, стражница из белых. В благой части Нижнего мира живет еще Джаред, советник и ворчун. Пусть названная, но родня.
— Жаль, что Джаред не его сын, — прохрипела Гранья и опустила повлажневшие глаза.
— Это ты брось, волчица, — попытался сесть нога на ногу, но кресло было слишком простым, лишенным всякого удобства, а может быть, попросту слишком маленьким для его роста. — Слезами делу не поможешь, если ты, конечно, не праматерь всех волков, из чьих слез взяла начало Айсэ Горм, самая полноводная река наших земель, всегда ледяная и чистая, как слезы оскорбленной волчицы.
Гранья поморгала, не веря собственным глазам — а король ли сидел сейчас перед ней? Майлгуир постарался не думать о том, что его репутация слишком однобока и непоколебима для легенд. Еще его неожиданно обеспокоил вопрос — неужто и обстановку в комнатах дочери Ллвид выбирал сам? Слишком уж неудобно было сидеть на голой деревяшке. Все-таки отсутствие удобств должно быть чем-то обоснованно!
— Тоже начнете говорить, что я достойная дочь? Или что мне нужно ею быть? — смотрела Гранья отчаянно и устало.
— Я мало тебя знаю, волчица, — Майлгуир поднялся с узкого и низкого кресла и пересел на низкий пуфик у постели, — но много знаю Джареда. Он мой племянник. И он слишком хорош для Ллвида.
Гранья рассмеялась хрипло, отчего в ее покоях стало чуть светлее. Сквозь стекло в круглое отверстие внезапно полился свет; похоже, все покои волков выходили окнами на солнце, а оно выглянуло из-за туч. Блики перестали задерживаться словно бы внутри стекла, свободно расположились по полу, веером раскинулись на столе, шаловливо пробежали, следуя за складками зимнего теплого одеяла…
Волчица вдруг задохнулась, будто видела вместо бликов что-то другое, манящее, желанное и недоступное, возможно, то самое, достойное жертвы. Волчий король раздумывал недолго: утешить женщину требовалось срочно, хотя бы потому, что это был шанс с ней поговорить.
Он рванулся вперед, схватил Гранью за плечи, всмотрелся в глаза, стараясь угадать или уловить хотя бы намек на ответ.
— Получила, что хотела? Если да, то кто он? Скажи немедленно!
То, что проклятья лучше снимать с обоих разом, Майлгуир сказать не успел.
— Я не… А-а-а! — закричала Гранья хрипло и страшно, дернулась, закусила губу и закатила глаза.
В коридоре раздался волчий вой, все нарастающий, будто выли головы в Черном замке, все приближаясь и нарастая. Все перекрыл цокот копыт, и Майлгуир заговорил, осознавая, что явление единорога тут будет совсем ни к чему.
— Я не спрашивал, я ничего не спрашивал! Не говори, ничего не говори. Ничего ты не получила, пожертвовала, но не получила, потому что магия не на все способна, наивная ты волчица. Не отвечай мне, не надо, не надо.
— Не на все способна? — прохрипела надсадно и крепко вцепилась в сюрко.
— Не способна, безграмотная ты стражница, чему вас только учат старейшины? — Майлгуир поборол в себе горячее желание пройтись по старейшинам поименно. — Магия способна не на все, она не может изменить законы мира, не может побороть его основы, не может вернуть мертвого или влюбить живого, на это способны только сами ши!
— Да? — за ответами волчица тянулась так, будто от этого зависело что-то важнее ее жизни.
— Ши как люди. Смертные тоже всегда что-то меняют, перекраивают, пользуются своим странным волшебством и не замечают его. Мы похожи, особенно в том, что касается любви, — Майлгуир прикрыл глаза. — Иногда это удручает, волчица, но ши и люди действительно слишком похожи.
Гранья сделала из сказанного какие-то свои, наверняка, необъяснимые женские выводы и заплакала так, что сюрко намокло, но Майлгуир терпел — слезы позволят волчице быстро прийти в себя. Но ее родич так не считал: подозрительная тишина за дверью прервалась грохотом створки о стену.
— Тшш! — зыркнул владыка на влетевшего Ллвида. — Тихо, старейшина! Не буди стражей проклятий и клятв!
Тот ответил ледяным взглядом, глянул на дочь, рыдающую в объятиях короля, и тихо вышел, буркнув напоследок:
— Тебя проводят, владыка. Я буду ждать у самого входа.
Мысль перенести Гранью показалось Майлгуиру опасной. Он дождался, пока девушка успокоится, попробовал коснуться силой — и понемногу, капля за каплей, влил в нее немного собственной жизни через прикосновения ладоней. Не будь он уже связан с Мэренн — связан безо всяких колец, но прочно и надежно — можно было бы попробовать самый надежный способ единения тел. Король представил реакцию Ллвида на подобное и еле сдержал усмешку.
Видимо, Гранья что-то ощутила, потому что подняла голову, облизала растрескавшиеся губы и прошипела:
— Неприятная я стала, да?
Лицо ее искривилось, из темно-серых глаз вновь побежали слезы. Майлгуир взял в ладони ее лицо, увидел распахнувшиеся от удивления глаза — и поцеловал. Так, как если бы сейчас перед ним рыдала потерявшая все Мэренн. Он вкладывал всю свою любовь, внезапно возродившуюся из пепла, и магию, тоже очнувшуюся благодаря Мэренн.
Продержится, ощутил он и оторвался от губ волчицы.
— Когда-нибудь тебя будет так целовать тот, кого ты на самом деле полюбишь, — произнес он. — И который полюбит тебя. Любовь в нашем мире редко бывает невзаимной. Иногда стоит просто подождать. Быть может, ты приняла за любовь ее росток, влюбленность. Она может превратиться в любовь, а может и нет… Теперь слушай меня внимательно. Ты не умрешь, я тебе обещаю, но и ты должна пообещать мне.
Гранья кивнула, не сводя с него зачарованного взгляда.
— Ты дождешься меня. Не будешь корить себя, думать о прошлом и перебирать ошибки. Это все отнимает силы, я это знаю получше прочих. И еще — ты нужна отцу просто так, не как наследница. Ты нужна многим, не огорчай их своей смертью. Но все-таки руки надо чем-нибудь занять… — Майлгуир обернулся, посмотрел на тускло блестящие доспехи. — Тебе принесут песок, точильные камни и все необходимое. Приведи в порядок оружие. Если будут силы — почисти кольчугу.
— Я выполню все, что ты прикажешь, мой король, — почти без хрипоты ответила Гранья.
— Вот и хорошо, — ответил Майлгуир, погладил волчицу по голове и тихо вышел…
Голос брата разливался от входа вместе со светом. Майлгуир остановился и прислушался, придержав и своего провожатого.
— Вот знаешь, Ллвид, что мне в тебе нравится?
— Что, принц Мэллин? — утомленно отозвался Ллвид.
— Что Джаред на тебя совсем не похож! — и сказано это было тоном влюбленного менестреля. Значит, брат развлекался на публике.
— Прошу попридержать язык, принц Волка! Иначе ваши смелые высказывания могут быть поняты превратно!
Майлгуир покачал головой: сколько Ллвиду лет, а простые правила общения с Мэллином так и не усвоил.
— То есть как это «прекратно»? «Превратно»? «Очень верно», ты имел в виду, так ведь, л-лэ-э-эрд?
— То есть, принц, кто-то может решить, будто я вам все-таки нравлюсь! Всем известна
ваша нелюбовь к советнику, — Ллвид припечатал холодом, прямо как Джаред, но в отличие от джаредовых, его слова на Мэллина не действовали. Вернее, действовали, но не так, как старейшине бы хотелось.
— Так ты же мне нравишься! Я докажу-у-у! В твою честь, о великий л-л-э-эрд, я спою сто двадцать песен! Слушай первую: «О белом волке я пою, услышьте вопл… песнь мою-ю-ю-ю!»
Брат взял невероятно высокую ноту и неожиданно смолк. Майлгуир против воли улыбнулся: с Мэллином можно было общаться только несерьезно, иначе существовал немалый риск заработать себе нервное расстройство, к чему Ллвид сейчас наверняка шел семимильными шагами.
И король быстро пошел на свет. Не в том состоянии был Ллвид, при всей своей выдержке, чтобы долго терпеть выходки Мэллина. Брат подмигнул, весьма довольный собой. Рядом была охрана, а более никого.