— Это все твоя гордыня, господин советник Благого двора.
Тут Джаред понял, что уже темно, а он стоит, опершись о зубчатую стену Черного замка, смотрит туда, куда уехал король. И что он опять начал говорить вслух. Мысли советника никогда не предназначались для посторонних ушей. Такое с ним случалось редко, только тогда, когда он был совершенно уверен в своей безопасности.
Когда эту уверенность в него вливал начальник замковой стражи.
— Что хотел Фаррел? — беззаботно спросил Алан, не дождавшись ответа.
— Наш небесный красавец жаждет нарисовать вполне определенную волчицу.
Джаред обернулся, окинул взглядом Алана и понял, что тот выглядит неожиданно взволнованно. Вряд ли это волнение было заметно кому-то, кроме Джареда, но оно несомненно присутствовало.
Уверенность от начальника замковой стражи расходилась будто сама собой, просто вокруг, и Джаред сам не заметил, как начал успокаиваться, отстраняться мыслями от уехавшего Майлгуира. Был у него повод волноваться о Доме и поближе.
— Алан, скажи на милость, чем тебя тревожит затянувшийся визит Фаррела? Прочие небесные, насколько я успел заметить, тебя не интересуют вовсе, а тут…
Договорить, впрочем, ему не дали.
— Мэй приезжает, возвращается ненадолго, впервые, да ты знаешь, — Алан теперь выглядел еще более непривычно: взволнованно-счастливым. — Я не видел его так давно! Но я не хочу, чтобы он оказался посреди ссоры, которая неизбежно случится, если Фаррел начнет вспоминать всех своих друзей и подруг юности. Ты понимаешь, ты помнишь, для небесных картины, как дети, рождаются только по любви.
Советник постарался упорядочить тот ворох сведений, которые на него вывалил взбудораженный одновременно чем-то плохим и хорошим Алан.
— То есть, ты хочешь сказать, если я тебя правильно расслышал и память меня не подводит, что Фаррел писал картину, как-то связанную с твоей нынешней семьей?
Одного укоризненного взгляда Алана хватило, чтобы Джаред устыдился: как можно было оговориться так глупо? Пусть близко к действительному положению вещей, но не в шатком положении Алана.
— Это я погорячился, забудь, — заглянул тому в глаза. — Не со зла, случайно обмолвился.
— Да за что ты извиняешься, — Алан особенно мягко улыбался, как всегда, когда думал о Дженнифер или Мэе. Своей почти жене и своем почти сыне. — Я был бы счастлив, Джаред, окажись твои слова когда-нибудь правдой, боюсь только, не доживу.
— Алан!
— Что «Алан»? Черный замок каменеет все больше.
Даже Черный замок — сам по себе волшебство — все больше каменеет, а лишившись его подпитки, умрет и Алан. Это подстегивало Джареда в поисках снятия проклятия, но по всем его дугам выходило, что снимать его могут только дети, рожденные после падения порчи на земли Нижнего мира. Дети, которых почти нет.
— Опять стало хуже? — Джаред бессознательно перевел взгляд на пышный воротник рубашки Алана.
Там, под несколькими слоями пышно собранной ткани, прятался, изнурял и временами конвульсивно сжимался неприятно черный ошейник. Мало того, что пьющий силы волка, подобно пиявке, вытягивающий природное волшебство ши, так еще и ограничивающий свободу Алана настолько прямо, что прямее некуда. Начальник замковой стражи, почти всесильный в пределах стен своей крепости, за этими же стенами начинал задыхаться и делать верные шаги к могиле, если Алана обратно быстро не возвратить.
— Не стоит упоминания, — Алан беспечно отмахнулся. — Я чувствую себя прекрасно. Разве что меня беспокоит присутствие Фаррела. И без того неясно, вспомнит ли меня Мэй, узнает ли, подойдет ли, а если у него сразу по приезде образуется и законный родитель, мои шансы выглядят вовсе призрачными.
Советнику захотелось глупо приоткрыть рот и наивно похлопать глазами, как в очень, невозвратимо далеком детстве: нет, он, конечно, догадывался, что Алан имеет к Фаррелу какие-то претензии, но чтобы настолько личные?
— Хм, Фаррел на днях жаловался, что никак не может найти трапезную, и ему приходится блуждать на задворкам Черного замка в поисках еды… — Джаред побоялся продолжить. — Алан, тебе есть что мне сказать?
— Только то, что в гостевых спальнях полно печенья, — начальник стражи, по чьему повелению замок мог водить гостей кругами бесконечно, лишь отмахнулся. — Его жизни ничего не грозило.
— Фаррел и… Дженнифер? - решил Джаред забыть о небесном госте.
Алан поежился, потер свое, словно от холода.
— Да, видишь, какое обстоятельство, Фаррел когда-то, примерно двести девяносто шесть лет назад, писал портрет с Дженнифер.
— А Мэй, как я полагаю теперь, родился где-то примерно двести девяносто пять лет назад? — картина складывалась, все вставало на свои места.
— Ох, Джаред, я всегда говорил и снова повторю: советник ты неспроста, твоей проницательности можно только позавидовать, а главное, ничего объяснять не надо.
Тут улыбка Алана стала подозрительно мягкой от прямого взгляда на него, Джареда. — Я рад, что могу назвать тебя своим другом…
— Если тебе резко стало хуже, так и скажи! Сразу! Где болит? — Джаред просто ненавидел разговоры, напоминающие прощальные.
— Нет-нет, я о другом, все как обычно, — Алан замахал на советника руками, что косвенно подтверждало его слова: в периоды буйства проклятого ошейника у начальника стражи почти не действовала левая рука.
— Знаю я тебя, «обычно», — проворчал назидательно, но смилостивился. — И о чем же ты тогда?
— Я о том, что теперь тебе не нужно многословно пояснять все причины моего несвоевременного беспокойства.
— Скажешь тоже, «несвоевременного», как будто такое время можно выбрать, — снова оценил взъерошенно-взбудораженный вид друга. — Тут волноваться, а там не волноваться, а здесь поволноваться впрок, чтобы потом время не терять! Даже у меня не получается.
— Ну, если уж даже у тебя не получается, Джаред, — голос Алана оставался серьезным, а в глазах плясали отблески внутренней искры.
Джаред был уверен, что искра, внутренняя суть Алана, его душа, если говорить словами жителей Верхнего мира, окажется такой же невообразимо нелогичной, противоречивой и удивительной, как сам Алан. То есть попросту дерзкой, насмешничающей над приличными советниками и невоспитанной вдобавок!
— Если даже у тебя…
— Не продолжай! Тебе же будет лучше! Нет, Алан!
Но тот, конечно, не удержался.
— Если даже у тебя не получается, Джаред, то нам, простым, неидеальным волкам вовсе не на что надеяться.
— Вот поэтому, Алан, к тебе и липнут всякие неприятности, включая проклятья, — Джаред смиренно вздохнул и назидательно поднял вверх указательный палец. — Потому что ты не слушаешь дружеских предупреждений и часто действуешь во вред самому себе!
— Не больше, чем ты, — Алан рассмеялся так же мягко, как улыбался, негромко и заразительно. — Помнится, вам, господин советник, тоже многократно приходилось выбирать лучшее не для себя. Не тебе меня учить, Джаред, не мне тебя осуждать.
— Ты как всегда, — советник досадливо поморщился. — Прекращай вести себя, как седой мудрец, утомленный годами и слишком высокомерный, чтобы не поучать каждым словом. Пыльный, нечесаный, в паутине и воспоминаниях про былое величие королевств!
— То есть как наш Хранитель?
— То есть как наш Хранитель!
Теперь засмеялись они оба, хотя Джаред пытался сдержаться.
— В самом деле, Алан, я серьезно, — Джаред продышался и вернулся к беседе. — Прекрати отступаться от того, что хочешь, можешь и будешь продолжать считать своим! К тому же, не понимаю, отчего ты боишься за Дженнифер и Мэя: насколько мне известно, Фаррел испытывает на сей раз терпение нашего короля и его внезапной королевы.
— Ты уверен? — Алан недоверчиво свел брови. — Я не очень-то доверяю ветреным натурам небесных. Его слова могут легко разойтись с делом, а рисковать понапрасну я все-таки не любитель.
— Вряд ли Фаррел вспомнит о Дженнифер ближайшие двести лет, — иногда знать всю подноготную каждого ши было лично приятно. — Сейчас он активно пишет созерцательные полотна и отвергает предложения о браке одно за другим. Просто поветрие какое-то — выходить замуж за небесных.
— Поветрие, говоришь, — опять нахмурился Алан. — Знаешь, я…
Алан замер. Бездонное черное небо с мириадами звезд, освещенное полной луной, внезапно прорезалось зелеными бликами. Как зарницы, только свет их, изумрудно-холодный свет, говорил о магии. О сильнейшем применении магии, про которую, кажется, все уже позабыли.
Алан и Джаред переглянулись — и рванули к выходу из Черного замка. Начальник замковой стражи, за которым тут же устремились королевские волки, коротко и четко отдавал приказы: Черный замок закрыть, ближайший отряд выслать к Угрюму, обшарить все вокруг его дома. И проверить, что стряслось с их королем!
— Джаред, мне жаль, что я не смогу поехать с тобой, — тихо произнес Алан.
— Хотя бы за цитадель я буду спокоен, — ответил Джаред, взлетая на белую кобылицу.
***
Магический удар был так силен, что Майлгуир не сразу собрался с силами. Пытался подняться несколько раз, но тщетно.
Он прислушался, напрягая всю имеющуюся магию.
Мэренн не ощущалось рядом. Более того, ее не было нигде! Ни близко, ни далеко.
Значит, какая-то подлая тварь проникла в его сон, выманила из дома — и в это время похитила его королеву?
А единорог — предупредил, спас или отвлек?
Злость охватила Майлгуира, вдохнула сил, подбросила с места. Он торопливо оделся и сбежал вниз. Семеро лежали одетые, словно магия застала их в момент тревоги. Кормак — у самого входа. Видимо, пытался ползти.
Угрюм нашелся у очага спящим. Волчий король растолкал его, тот смотрел в непонимании, хлопал осоловелыми глазами. Майлгуир вышел наружу, в залитый лунным молоком мир, обошел тех волков, кто был на страже. Нашел шестерых под властью морока, накинул плащ на убитого. С чего его вообще решили прикончить? Как?! Да и кто осмелился бы? От окна потянуло влагой с отчетливой нотой дымной горечи. Контуры деревьев и построек смазывались туманом, а потом луна спряталась за горами. Небо оставалось темным, и эти безумные дни вдруг показались волчьему королю мороком, наваждением — может, и Мэренн ему пригрезилась? Слишком хороша была волчица, слишком влюблена в него — и слишком… все было слишком.
Майлгуир вспомнил ее танец, серо-зеленые чистые глаза, белоснежную кожу, вишневые губы…
Ну уж нет! Он отыщет Мэренн, свою законную королеву, даже если придется перевернуть небо и землю!
***
Джаред заметил завихрения силы — спирали, ловящие след — еще на подъезде к дому Угрюма. Сам советник, будучи совершенно лишен магии, оставался к ней невероятно чувствительным. Это ощущение было сродни ощущению потери, словно смотреть на птицу, чувствовать каждый взмах ее крыльев и понимать, что сам не взлетишь никогда.
Сейчас Джаред видел ясно: король потянул магию отовсюду — из земли, из неба, даже из волков, и без того истощенных. Шелестела трава, стонали камни Вороновых гор, недовольно журчал водопад, изгибался волнами туман. Это говорило о том, что Майлгуир был жив и упрямо что-то искал, и советник выдохнул с облегчением. Тут Джареда догнал подоспевший отряд. Советник отдал приказ знакомому сотнику, и тот отправил волков во все стороны. И конечно же, в дом.
Отравой тянуло отовсюду, и Джаред пожалел, что король не взял его. Почему не учуял Угрюм? Как полукровка, он должен быть более чувствителен к запахам!
Везде пахло отравой и с одной стороны смертью. Королевский волк, не почуявший беды, убитый во сне на страже — как это возможно?
Смерть ощущалась только одна, шестеро стражей были то ли опоены, то ли околдованы.
Семеро в доме, и Угрюм в беспамятстве.
Джаред торопливо обойдя весь дом, взбежал по ступенькам к королевским покоям. Постель смята, королевы нет.
Майлгуир, стоя спиной к нему, с хлопком сложил руки, затем припечатал ладони к столу перед собой.
— Мэренн украли, — глухо сказал он. Обернулся, глянул серыми глазами, потемневшими до черноты бури. — Смотри!
На серой пыли, тонким слоем покрывавшей стол, отчетливо проступила лилия.
Символ северного рода. Места, откуда приехал Антэйн.
— Я достану его из-под земли, — произнес Джаред.
— Я сам его достану. А потом — зарою! — рыкнул король, полоснув взглядом, словно мечом. — Что с волками?
— Живы. Все, кроме того, что стоял под вашими окнами.
— Следы?
— Никаких, мой король.
— Мэллин?
— Алан не выпустит его из цитадели, — понимая беспокойство короля, произнес Джаред.
— Сколько воинов?
— Сколько пожелаете, мой король. Не стоит ли дождаться зари?
— Не стоит! — рявкнул Майлгуир, а советник лишь вздохнул.
Чего и следовало ожидать.
— Следов магии хватит для того, чтобы Кроук и Ллвид оказали вам все необходимое содействие. Разрешите сопровождать вас, мой король?
— Я поеду один. Расспроси Угрюма.
Джаред дернул щекой. «Расспроси», а не «допроси». На расспросах далеко не уедешь, а советник был зол до той степени, когда ради правды мог бы и приложить основательно. Все одно — за ночь срастутся даже кости.
— Антэйн. Что известно? — король говорил коротко, задыхаясь от ярости и боли.
— Уехал сегодня поутру, после того, как отбыли вы с королевой.
Майлгуир застегнул перевязь, похлопал Джареда по плечу.
— Благой Двор на тебе, племянник.
— Возьмите хотя бы… — вскинулся Джаред.
— Возьму. Семерых и сменных коней.
— Удачи вам, мой король, — тихо выговорил советник.
Майлгуир унесся, злой как сто фоморов, а Джаред присел подле Угрюма в раздумьях, правильно ли он сделал, умолчав о том, что узнал. С одной стороны, король впрямую его и не спрашивал, так что явной лжи не было. С другой, утаивать правду от того, кого Джаред считал своей почти единственной родней, было не слишком хорошо.
Но всегда есть третья сторона, раздумывал советник, проверяя биение пульса полукровки, слабое, частое. Поднял веко. Плохо дело, но Угрюм выкарабкается.
На что способен волчий король после знания о том, что похитили не просто Мэренн, королеву Майлгуира, похитили мать его нерожденных детей…
— Ты тоже это понял, да, Джаред? — слабо ворочая языком, произнес Угрюм. — Сияние. Сильное, двойное. Очень сильное! Может, еще и поэтому нас так пришибло.
— Никому ни слова, — холодно произнес советник.
— Никто и не понял, — кашляя кровью, ответил Угрюм. — А я Майлгуиру не враг, как ты понять не можешь. Мальчик и девочка, это ли не чудо? Говорил я, место священное! Может, поэтому и украли?..
— Рот свой поганый закрой! — медленно выговорил Джаред, придавливая шею Угрюму.
— Хватит трындеть! Чтобы ни день ни ночь, ни свет ни тьма об этом не знали!
Отпустил горло. Угрюм отдышался и смотрел под стать своему имени.
Стукнула дверь, забежал Кормак. Еле переставлял ноги, но все-таки именно забежал.
— Никто ничего не видел, кроме белого тумана. Двое еле дышат, но выживут. Ни следов Мэренн, ни примятой травы, ни лошадей.
Кормак был чист и не закрывался от советника, горел виной и жаждой мести.
— Увести по лунному лучу сложно, но можно. А она сегодня была в полной силе, — ответил советник лишь для того, чтобы Кормак перестал себя корить. Еще на меч бросится, и будет у Алана на одного верного волка меньше.
— Угрюм? — Кормак смерил взглядом хозяина, явно желая снять с того шкуру.
Хозяин шевельнулся, очевидно желая общаться со всеми, кроме Джареда, пусть даже его будут поджаривать над очагом.
— Сами разберемся, по-родственному. Что дергаешься, Угрюм? Не знал, что все люди — братья?
— Как и все волки, — буркнул тот.
— Значит, родня вдвойне. Рассказывай, дорогой, что видел, что слышал, чем гостей привечал?..
Угрюм дернулся, зарычал, показал зубы и блеснул глазами из-под лохматых бровей, доказывая, что он все-таки волк, пусть и наполовину.
— Из твоего дома украли королеву, — тряхнул его за плечи Джаред. — Так что будь добр, выкладывай все и в подробностях. Рожу можешь корчить какую захочешь, и не такое видывали.
Прикрыл глаза, пока Угрюм, недовольно ворча, рассказывал про Майлгуира и Мэренн.