Растрепанным рыжеватым филином с белыми точками и линиями-шрамами.
Это было хорошее время, как потом понял Монгво. Они с Эдной и сыном проводили много времени вместе — или каждый был погружен в свои заботы, чтобы потом у очага вспоминать, как играть на флейте или сушить травы на зиму.
И даже священники умерили свой пыл, так и не преодолев заклинания на границах. Казалось бы, край, в котором ещё хранилась магия и древние обряды, вернулся во времена мира и покоя.
Пока не грянула беда.
Монгво как раз отсыпался после новой освоенной точки, когда его разбудила по-настоящему встревоженная Эдна.
— На границе леса тебя ждёт посланник короля.
— Что-то случилось?
— Я не знаю. Но у меня плохое предчувствие. Не медли.
На Агнуса было страшно смотреть. Посеревший и уставший, он пустым взглядом смотрел в окно и не сразу ответил. На столе крутилась монетка, а сам Монгво внутри с ума сходил от нетерпения и ожидания, но с ответом не торопил.
— Десять колдунов полегли замертво.
— Десять?
— Священники устроили ловушку и заперли в круге без магии.
— Никто не выжил?
Агнус будто и не слышал.
— Они умирали медленно. Я видел тела, Монгво. Их пытали священным огнём, выжигая выдуманную скверну. Может, мы просто не созданы для богов. Может, мы действительно прокляты ими. Но заклинания тают, а с такими потерями…. десятая часть всех нас навеки выжжена.
— Что ты хочешь, Агнус?
— Нам нужен источник леса. Его мощь.
— Эдна предупреждала, что это может быть опасно — как для нас, так и для леса.
— Пора показать жрицам, что их лес тоже в опасности.
Монетка на столе замерла и осталась на ребре, пока Монгво перебирал варианты, не желая признать идею друга. Плохое предчувствие заполняло его сердце и не давало покоя. Ему казалось, мир стал хрупким и тонким, как высушенная бумага.
Только поднеси спичку — и вспыхнет, не оставляя ничего. Только пепел.
— Ты же не тронешь лес.
— Тот, что рядом с нами — нет. Но ты сам говорил — все леса связаны.
— Нет.
— Тогда уговори Эдну пустить к источнику! Иначе у меня не будет другого выхода. Мир, каким мы его знали, исчезнет. Навсегда. Выкаленный священным огнём.
Перед выходом Монгво бросил взгляд на список погибших. Среди них было имя старшего сына Ангуса, недавно вступившего в круг взрослых колдунов.
Эдна долго молчала.
За эти годы казалось, что узоры на её коже потускнели, а живости стало куда меньше.
Но мало кто мог бы спорить с тем, что она — Верховная жрица.
— Нет.
— Агнус в отчаянии. Он готов уничтожить любой лес и сказать, что это священники. Он уже не остановится.
Монгво сейчас ощущал не её мужем или отцом их ребёнка, а просителем и гостем её дома, а она — холодно-отстраненной владычицей земель, где он — просто чужак, однажды ставший на место вечного охотника.
Но его сердцевина — это колдовство и травы, дым и сок чёрного дерева.
— Даже ты не справишься с источником, — с горечью произнесла Эдна. — Пойми, он даст вам всю свою мощь — но потребует и столько же взамен. А если причинишь вред, то и мой лес погибнет.
Монгво понимал, но не мог смириться с её решением. Дикая мысль мелькнула — Агнус прав. Гибли колдуны, деревни обращались в прах — но жрицы замкнулись в своём омуте из корней и мха. Ослепли и закрылись.
Он никогда этого не понимал. Монгво привык к открытому миру, к дорогам, что вьются под ногами, к мирным деревням, в которых не распинают мальчишек в угоду богам. Эдна вряд ли когда-то это видела, только шрамы на его теле, так никогда до конца и не зажившие.
В неторопливом лесном мире Эдны царило тихое спокойствие.
А в мире за стволами и кронами сжимались тиски воли богов.
— Я передам Агнусу твои слова… — холодно произнёс Монгво, поднимаясь с колен, и добавил с лёгкой усмешкой, — Верховная жрица.
Эдна смотрела на него спокойно, но он уже слишком хорошо её знал, чтобы разглядеть, что внутри бушует ураган и боль — наверное, она верила, что сделала всё возможное. Вот только даже этого иногда мало.
Агнус, кажется, воспринял новости спокойнее, чем сам Монгво.
— Значит, есть только точки и несколько источников здесь и здесь, — он ткнул в карту.
— Уже что-то.
— Этого мало! Ладно. Я соберу отряд и отправлюсь к границе, надо выставить защиту.
— Мне остаться?
— Да, поддерживай точки. Мы зависим от них.
Впервые за долгое время Монгво не вернулся в лес и долго ещё лежал без сна, глядя в каменный потолок замка.
Агнус уехал на рассвете, оставив лишь короткое письмо: «береги себя и то, что тебе дорого».
Вестей не было долго.
А потом, одной ночью, Монгво очнулся от крика. Эдна качалась из стороны в сторону, обхватив себя руками и бормотала что-то бессвязное. Застывший взгляд и повторяющиеся движения говорили о лёгком трансе.
В кроватке плакал их сын, растревоженный криками мамы, тянулся к ней и твердил, что ему холодно.
Монгво на мгновение растерялся, но тут же взял себя в руки.
Взял сына на руки и крепко прижал, успокаивая и шепча почти позабытые слова родного языка, похожие на колыбельную. Малыш пригрелся и стал сонно зевать, а вскоре так и задремал у него на плече.
Аккуратно переложив его в кроватку, Монгво вернулся к Эдне, уже затихшей, но ещё в дурмане то ли сна, то ли кошмара.
Её щёки были влажными от слёз, а сама она — бледной и испуганной.
— Они сожгли мой лес.
— Что?
— Я чувствую запах гари. И последние вздохи деревьев. Вижу, как перерезаны горла у юных жриц. Вижу обгоревшие стволы.
— Может, просто кошмар?
Монгво прижал её к себе, успокаивая и прогоняя все страхи, но сердце подсказывало — она права.
Утром пришло известие, когда они оба, так и не уснувшие, в скорбном молчании грядущей беды завтракали на поляне. Молчаливые и печальные жрицы появились сразу отовсюду, и у каждой на лице чернела полоса — траур.
А позже Монгво узнал, что отряд Агнуса не выжил.
Границы пали, и священники вступили в самое сердце колдовских земель и первым делом ворвались в хрупкий беззащитный лес, и даже жрицы не смогли ничего сделать.
Эдна приняла траур молчания и почтения к юным душам, но перед тем сказала:
— Если я и доверю кому-то источник, то только тебе. Но готов ли ты?
— Да. Не сомневайся во мне.
— Тогда дождёмся окончания скорби. И я отведу тебя.
Источник находился в пещере.
И в нём действительно скрывалась неутомимая энергия.
Монгво самого колотило, а ладони покалывало, но к чему промедления? Он поёжился и шагнул вперёд, а узоры, оставшиеся на коже ещё после первого племенного ритуала, засветились и легонько жгли.
Когда-то они должны были защищать маленького охотника от проклятий и злых духов.
Теперь же лишь усиливали ощущения.
Источник находился прямо в центре пещеры, похожий на глубоководное озеро, светящееся изнутри, притягательное, но коварное в своей сути. Нечто тревожное затаилось под его гладью.
Монгво обошёл его по кругу, рассыпая порошок и пробуя коснуться магии.
Озеро дремало.
И тут же зашипело, когда он капнул в него своей крови.
Монгво не успел ничего сделать, когда магия всколыхнулась и захватила его, стараясь выпить изнутри, вобрать в себя всю его энергию. Чужака, посягнувшего на святыню.
Лёгкие жгло, и Монгво рухнул на камни, хватаясь за них и сдирая кожу на ладонях, его мутило, а видения мелькали перед глазами.
Его маленькая сестрёнка с открытым ртом и застывшим взглядом. Обгоревшее тело отца. Он сам — на алтаре, кричащий от боли. Монгво не хотел переживать этого снова — и всё-таки смотрел, снова и снова.
За священным фиолетовым огнём, который съедает всё вокруг.
За спокойными фигурами в мантиях. Даже сейчас он слышал их монотонные напевы — и от них бросало в дрожь.
Источник высасывал из него все силы и саму жизнь, но Монгво не собирался сдаваться.
Достав дрожащей рукой кинжал, он рассек им руки, позволяя чёрной крови смешиваться с озёрной водой, питая её собственной колдовской силой.
Неугодный богам, но никогда не поклонявшийся им.
Он чувствовал сам лес в этой энергии — древний, старый, с трухлявыми пнями и смертоносными змеями.
С ядовитым соком в чёрных стволах.
Лес всасывал его в себя, злясь на колдуна, в котором чувствовал следы огня.
Но чем больше мешалась кровь и вода, тем больше лес отступал, с неохотой выпуская из капкана пленника. Монгво чувствовал, как в сердце вонзают сосновые иголки, как его кровь становится водой из лесных озёр.
От боли он царапал грудь и тяжело хватал ртом душный воздух, и каждый шрам жёг свежей болью.
Источник вынимал его душу, а казалось — вырезает внутренности.
А потом лес узнал своего охотника и отпустил. Так резко, что Монгво без сил распластался на полу пещеры, едва в силах шевельнуться. Источник успокоился, теперь его магия текла ровно и мерно, как полноводная река, и наверняка каждый колдун сейчас ощутил эту мощь.
Монгво же дополз до выхода, но это было его последнее усилие. Прежде чем он увидел кого-то из встревоженных жриц, ожидавших снаружи, провалился в чёрное беспамятство.
========== - Кости леса - ==========
Монгво не приходил в себя несколько дней, которые провёл в бреду и лихорадке, пока его магия не только восстанавливалась обратно, как вода в колодце, но и привыкала к ощущению источника.
Эдна не отходила от него, постоянно тревожась, победит ли он яд внутри себя. Лес его отпустил, но в то же время даровал частичку себя, а порой она могла обернуться проклятием. К тому же, от истощения наваливались дурные сны и воспоминания.
Чаще всего, он повторял имена родителей и сестры с братом. Реже — тех, кого когда-то знал.
— Мама, что с папой? Он будет жить?
Их сын, Лоарн, которому уже минуло семь лет, походил на Монгво как две капли воды, разве что без узоров на коже. Быстрый и ловкий, он легко покорял тайны леса, разбирался в травах и ягодах и умел выслеживать животных по следами и проверять ловушки.
Эдна всё ждала, когда в нём пробудится колдовство, но он походил просто на тонкого лесного духа, знающего все тайные тропы.
— Конечно. Ему просто нужно отдохнуть. Магия забирает много энергии.
Она крошила травы и настаивала питьё на горьких корешках и кислых ягодах, добавляя к ним частичку волшебства леса. За крепостью колдовских стволов ждали новостей другие колдуны, мерцая по ночам всполохами своих заклинаний.
Другие жрицы с лёгким недоверием отнеслись к их присутствию, а Эдна знала, что те воздвигали свою собственную защиту, черпая силу из других источников, пока лесной всё ещё оставался опасным.
Монгво очнулся на четвёртый день на рассвете, слегка ошарашенный и со спутанными мыслями, но почти сразу попросил пропустить кого-то из старших колдунов. Эдна не возражала и сама провела того тропами леса, ощущая спиной любопытные взгляды других жителей. Колдун с обветренным лицом и старым шрамом на щеке не тратил времени на лишние расспросы.
— Что с источником?
— С ним стоит быть осторожным, — ответил Монгво, удобнее устраиваясь на шкурах, — черпайте магию, но помните, что затрагиваете и лес. Защищайте границы, но не нападайте.
— С такой мощью мы могли бы откинуть священников далеко…
— И что дальше? — усмехнулся Монгво. — Они вернутся, так или иначе. Будут снова сжигать деревни и обращать детей в их веру. Это не та война, которая нам нужна. Храните границы, но не надо лишних жертв.
— А кто дал тебе право, Монгво из степей, так лихо отдавать распоряжения?
Эдна видела его спокойный взгляд, и ей на миг она ощутила, что вместе с ним на мир смотрит сама древняя душа леса из источника, с которым он теперь связан. Вряд ли он сам на что-то претендовал или желал для себя этой роли. Всего лишь странник, впитавший в себя леса, вольные ветры, дороги и узоры.
Монгво долго молчал, и в небольшом домике Верховной жрицы леса пульсировала затаенная сила. Пока колдун со шрамом не стушевался и не закутался плотнее в потёртый плащ, проиграв пару мгновений перед Монгво.
— Я лишь предупреждаю, что с источником стоит вести себя аккуратно, а если взять слишком много — вы навредите лесу и всему живому здесь. В том числе и мне. И разве войны вы хотите?
— Нет. Король благодарен, что наши земли теперь защищены.
— Вот и хорошо. Я вернусь к вам через пару дней.
И когда колдун со шрамом ушёл, Монгво уже крепко спал.
***
Колдуны прислушались к словам Монгво и не брали из источника больше, чем стоило, и за пару лет в их землях установилось то, что можно назвать покоем. Священники то ли удовлетворились тем, что уже получили, то ли копили новые силы, но щиты на границах были не подвластны никаким молитвам.
Монгво всё ещё путешествовал и временами брал с собой сына, считая, что тому полезно повидать мир. Эдна вовсе не была против, а сама предпочитала оставаться в лесу, хотя давно подготовила несколько жриц, чтобы её могли подменить.
— Уверен, они справятся без тебя, — шептал Монгво каждый раз, бережно лаская её под шорох ветра в кронах деревьев. — Поехали с нами.
— Я нужна лесу.
— А он нужен тебе, да?
Кожа Монгво всегда немного пахла дымом и горьковатым следом всех заклинаний, которые он умело творил днём, пока она слушала дыхание леса. Для неё он стал пульсирующим ярким огнём, языком пламени, которое никак не может замереть.
Она сама — безмятежность тумана на ветвях деревьев.
— Я — его жрица. А ты — его охотник.
Казалось, Монгво временами досадовал на её отдаленность от другого мира, но ни разу не попрекнул её в этом, как и повзрослевший Лоарн, которому искренне нравились поездки с отцом.
Пока сама беда не тронула всё, что было им дорого.
***
Лес увядал.
Эдна тревожилась.
Её беспокоили холодные сны со стылым туманом и трясиной, в видениях грядущего она видела выгоревший лес и мёртвые камни, сложенные в священные башни — не колдовские, а для молитв и подношений.
В тот год ночь костров не удалась — олень пал не от стрелы охотника, а от остановившегося сердца, и среди жриц поползли тревожные слухи. Летняя листва жухла на глазах, обращаясь в желтовато-красную пыль в ладонях, а подземные соки не питали, а отравляли корни.
Эдна колдовала.
Собирала круг жриц, и вместе они вплетали свои силы в лес вокруг себя, макали пальцы в густые настои и чертили знаки на коре деревьев. Отдавая все силы, она всё больше приходила в отчаянье.
— Ничего не помогает!
— Может, что-то не так с источником? — хмурился Монгво, сам расстроенный, что ничем не может помочь. — Я проверю.
— Нет. Тут что-то иное. Я не чувствую, что источник отравлен.
— Мы были осторожны.
— Я знаю. Как бы мне ни хотелось, придётся созвать совет жриц и друидов.
— Это опасно?
— Ничего, с чем бы я не справилась.
Монгво лишь коротко кивнул, но в уголках его глаз она видела тревогу, а морщинка на лбу выдавала, что ему не нравится эта затея. Друиды за все эти годы никак себя не показали, скрываясь в своём каком-то мире, но ему было достаточно того, что даже сама верховная жрица их опасалась.
Эдна шагала по лесу, стараясь услышать его, как бывало раньше, но тот то ли оглох в ответ на её зов, то ли не желал откликнуться. И это было страшно. Её дом и крепость, собственный живой и такой разный мир, где всё размеренно и циклично, таял и рассыпался.
Она не помнила своих родителей.
Порой ей казалось, что она так и появилась на свет где-нибудь в гнезде на дереве, созданная из листьев, тонких солнечных лучей и веточек. Хотя иногда в далёких воспоминаниях всплывал зыбкий образ женщины такой же хрупкой, как и сама Эдна. Одна из жриц леса. Даже её имя стёрлось, как и черты лица, голос и ощущения прикосновений.