Эдна слышала о нём. Монгво из дальних степных земель. Говорили, он владеет знаниями о неведомых травах и ядах, умеет обращаться в животных и вызнавать точки магии.
Но сейчас он ей напоминал сонного филина: расслабленный, в белых узорах, взъерошенный и ещё с диким духом прошлой ночи. Его кожа была горячее обычной, когда Эдна скользнула к нему.
Она не стала его будить — но лишь слушала в тишине мерное биение его сердца.
И не заметила, как сама задремала, чтобы проснуться от крика.
Монгво метался во сне и никак не хотел просыпаться.
— Проснись!
Эдна брызнула ему в лицо холодной водой, а потом положила ладони ему на глаза, отгоняя злые видения из-под тонкой кожи век.
— Вернись из прошлого, — шепнула она, призывая дыхание леса и его покой.
Монгво постепенно затих и больше не просыпался до самого утра.
— Мне пора уезжать.
— Конечно. Разве тебя здесь кто-то держит?
— Думал, я навеки твой пленник.
— Ты пробыл… достаточно. Иначе лес начнёт влиять на тебя. Он не создан для простых смертных.
— Мне понравилось быть твоим охотником.
Эдна улыбнулась и поцеловала его в узор под ключицей, похожий на тонкий месяц.
— Я рада, что ты забрёл в мой лес.
В ночь перед его отъездом она рассыпала костяные руны на старом пне и жгла тяжёлые травы, с которыми приходили мутные видения.
А наутро шепнула Монгво:
— Священник Калмэй. Запомни. Вот кто тебе нужен.
Монгво серьёзно кивнул и, не тратя больше пустых слов, ступил на тропинку. Эдна не грустила о его уходе — это тоже ещё один круг. Только долго провожала взглядом, пока он не исчез за деревьями.
И вскоре узнала, что лес был благосклонен к ним — теперь она даст жизнь.
========== - Сердцевина - ==========
Отец часто твердил, что месть отравляет сердцевину человека.
Монгво однажды спросил:
— Ты хочешь сказать, сердце?
— Нет, маленький охотник. Может, кто-то назовёт это душой. Но я так скажу — она есть в каждом. Без неё не человек, а сухая ломкая ветка. А порой пустоту заполняет гниль.
Его отец был умелым и удачливым охотником, и Монгво, хоть и с интересом учился у отца, вечерами чаще садился рядом со старцами, рядом с которыми дым костра взвивался в причудливые узоры и рассказывал целые истории.
Когда гордый Монгво только-только получил белые линии после первой охоты, в их земли пришли священники со своими обрядами и ритуалами. И армией. Они говорили о суровых богах, о дарах, покаянии и о скверне, что поселилась в душах степного народа — а на самом деле, желали лишь новых земель и верили, что в земле скрыты сокровища.
Страшнее всего было то, что священники забирали детей и прогоняли через благословение священного огня.
И если ветвь племени отдавала ребёнка, священники забирали только его и не трогали других.
Отец Монгво, уже став главой своей ветви, отказался отдать старшего сына.
Священники ушли.
А ранним утром вернулись с армией, чтобы сжечь всё поселение в знак своей власти и силы благословения богов. А Монгво бросили на алтарь вместе ещё с несколькими другими детьми, младше него.
Отец говорил, что душа охотника — это тоже сердцевина. И когда он получает свои первые линии и точки, то древний охотник пробуждается внутри.
Священники же считали, что Монгво уже осквернен, но жаждали доказать, что даже из него можно вытравить зло.
Под жарким солнцем он чувствовал, как вместе с кровью мешается сок чёрного священного дерева, как тот течёт под кожей и жалит изнутри подобно рою пчёл.
Боги не приняли сына Лунного Филина, но, словно в насмешку, одарили колдовством. Раны Монгво затянулись быстро, а сок чёрного дерева питал его, давал выносливость и терпение.
Монгво больше не был охотником. Его сердцевина — колдовство на чёрной крови, дрожь новых источников под ладонями, узоры дыма в фиолетовых кострах от порошков и видения грядущего.
Монгво странствовал, нигде не задерживаясь подолгу, но всё больше обучаясь науке колдовства.
И все годы его преследовал сухой голос священника, который говорил про скверну.
Терпение — первое, чему учат колдунов.
Магии некуда торопиться, даже в быстрых заклинаниях. Поспешишь — и собьёшься. Но терпение не значит безделье. Поэтому свой дорожку к гнилому сердцу священника Монгво выстраивал долго.
Священник Калмэй слыл скрытным и жёстким и уже несколько лет возглавлял Храм. И чем дальше, тем больше притеснял колдунов. Пока его жаркие проповеди про дивный новый мир оседали в душах простого народа, колдуны теряли магические источники один за другим.
По воле богов, конечно.
Те иссушались и редели, а колдуны теряли силу — вместе с ней и жизнь.
Может, священный огонь и мог искоренять скверну, но не помогал, когда на одно из королевств напала чёрная лихорадка, которая косила деревни одну за другой.
Монгво был одним из немногих, кто мог ещё чувствовать источники и подчинять их дикую силу, отдавая взамен капли жизни. Не то, чтобы он дорожил ею, всегда считая себя перышком, которое гонит ветер по дорогам мира, ему не за что было цепляться в этой жизни. Или, может, не хотел — слишком больно было вспоминать о семье, которую однажды потерял.
Только порой мыслями снова и снова возвращался к лесу и ночи костров, которая снилась вместо густых и тёмных кошмаров. Редко, но живыми видениями. Он видел улыбку Эдны, слышал её тихое пение — для кого-то.
Пожалуй, из всех мест, куда тянулась его измотанная странствиями душа, оказался зачарованный лес с его жрицами в коричневатых рисунках ритуальной краски.
И вскоре такой шанс представился.
— Нам нужен этот источник.
— Он в заповедном лесу. Под властью жриц и друидов.
— Я прекрасно это знаю. Кажется, ты там однажды уже был?
Монгво предпочёл не отвечать, а выждать продолжения мысли. За его немногословность и некоторую холодность многие его считали отстраненным и даже равнодушным. Хотя он сам просто не видела смысла тратить лишние слова.
Агнус, королевский колдун, склонился над картой с отметками источников, барабаня в задумчивости пальцами по столу. Сухой, в пропыленных одеждах, он сам недавно вернулся из соседних земель, и никогда не чурался сам работать с источниками.
Они были знакомы уже много лет, но всё-таки пока Монгво метался перелетной птицей между разными землями, Агнус предпочитал держаться на одном месте. И именно он в итоге объединял сейчас всех колдунов.
Границы королевства таяли под огнём богов, а сами священники объявили войну.
Во имя веры. То ли им было мало, то ли за ним стояли иноземные правители, которые хотели покорить чудесный край.
Жрицы стали всё больше закрываться, и пустили бы далеко не каждого к себе.
— Помеченный охотник…. как думаешь, у тебя есть шансы?
— Я не уверен, что жрицы пустят нас к источнику. Но я попробую.
— Напомни им, что даже лес можно уничтожить. Священники хотят объединить земли единой верой, и зачарованный лес — не исключение.
— Я сделаю всё, что в моих силах.
Монгво дождался ночи костров, до которой оставалось не так долго, чтобы вместе с другими гостями войти в лес.
Несколько источников, найденных на северной границе, въелись под кожу ледяным дыханием и прозрачным холодом, который пронзал до костей. Ему до сих пор ночами казалось, что его трясёт от холода, а над ним — толстый слой снега.
Так что хотелось греться у костров. Немного растрепанный, закутанный в тёплый плащ, он верил, что походил сейчас на ночного филина, сына своего отца.
И теперь, сливаясь с отсветами от пламени, среди ритмов барабанов, Монгво с наслаждением прогревался и действительно возвращался к жизни.
К колкому теплу в ладонях, к ощущениям разгоряченной крови.
И отчего-то его манило вглубь леса. Где тише костры и музыка, только шёпот ветра в листьях.
К самой сердцевине.
Монгво ступал тихо, чтобы не спугнуть случайно кого-нибудь и успеть свернуть в сторону. Ему нравилась тишь и сумрак леса, а вскоре мелькнул знакомый домик Эдны.
Он уже сделал шаг вперёд, как она сама выскользнула из дома к маленькому костерку среди круга камней.
И Монгво вдруг ощутил какую-то ребяческую растерянность. Или почувствовал себя неразумным мальчишкой, забравшимся в чужое селение. На миг в душе мелькнуло сомнение, стоило ли тревожить её в такую ночь.
Но он сам не ожидал, что найдёт её так быстро… и не у больших костров.
— Эдна, — позвал он негромко.
— А, великий охотник!
— Прости, что помешал…
— Глупости какие! Садись-ка ближе к огню.
— Сегодня никакого обряда?
— О, нет!
И ему показалось, она усмехнулась. В ней что-то неуловимо изменилось с их последней встречи. Движения перестали быть такими резкими, а сама она слегка мечтательно смотрела вдаль — где за крепкими стволами мелькали огни.
Усевшись у костерка в круге камней, Монгво невольно вспомнил, как в детстве также подсаживался к мудрецам и слушал их длинные разговоры о луне и звёздах, о жизни и смерти.
Эдна села рядом, и их плечи легонько соприкасались.
— Ты нашёл то, что искал?
— Ещё нет. К священнику не так просто подобраться. Но сейчас я помогаю колдунам искать источники и сохранять магию. Священники вещают о новых временах, которые мне не нравятся. В них есть что-то… пустое.
— Хм. У них свои боги. Чего не понимают священники — что мир велик для всех.
— Или просто хотят власти.
Эдна лишь кивнула, а потом достала из поясной сумки тонкую флейту, и хрупкая мелодия взвилась в небо. А когда закончила, Монгво перехватил её тонкие руки и забрал флейту, не сводя с неё пристального взгляда.
Он ощущал спокойствие рядом с ней. Как от встречи со старым другом — когда неважно, сколько вы не виделись, всегда можно продолжить разговор с последней фразы.
Может, потому что оба были отчасти похожи — держались в стороне от других, с грузом в сердце и ощущением дыхания мира и старой магии под рёбрами.
— У моего народа были такие вечера, когда девушки выбирали себе мужчину. И каждый старался превзойти другого. Мать когда-то учила меня…. ну-ка.
Монгво внутри немного робел, но, конечно, вида не подал, правда, и хватило его ненадолго — музыка точно не его, а все уроки давно забыты.
— У тебя получается отвратительно, — хихикнула Эдна, покачивая чашей с вином.
— Куда мне до Великой жрицы!
— Да уж. А у жриц вообще нет мужей. Наш мирок слишком уединенный и закрытый от других, чтобы оставаться здесь надолго. Друиды… весьма своеобразны.
— Слышишь? Барабаны стучат? Но ты сейчас здесь.
— Да. Сама не знаю, почему, но мне даже немного грустно. Или просто при звуке барабанов меня тянет танцевать.
Монгво поднялся и протянул руку Эдне.
— Потанцуй со мной, пока бьют барабаны.
В этот раз — медленно и не спеша, без дикого хмеля охоты.
Монгво с удивлением смотрел на крохотного мальчика, сейчас мирно спящего в колыбельке.
Его сердце билось немного яростнее и с каким-то трепетом. Кто бы мог подумать, что колдун, покоривший не один источник, отвергнутый богами, может вот так теряться при виде крохотных пальчиков.
— Говорят, у вас не бывает детей.
— Не каждый год. И… давно не было, да. К тому же, ты бы и не узнал — мы привыкли воспитывать своих дочерей сами.
— Но не сыновей?
Эдна с грустью вздохнула и отошла от кроватки, в которой мирно спал их сын.
— Жрицы редко рожают сыновей. И обычно их забирают друиды. Но не в этот раз. Видишь ли… даже нас считают не совсем людьми, а миражами. Друиды же… порой идёшь по лесу и не знаешь, — это старый дуб или один из них. А порой они окропляют детской кровью корни деревьев.
Монгво смотрел на Эдну и видел её напряженные плечи, поджатые уголки губ и печаль в глазах. Он легко мог представить, как она отстаивала своё право перед древними хранителями леса, твёрдо и уверенно, не давая самой себе право усомниться.
А ещё он помнил, как отец всегда защищал их от любых напастей, а мама в непогоду рассказывала старые сказки. Даже сейчас, прикрыв глаза, ему казалось, он слышит её спокойный голос, чувствует тепло младшего брата и дыхание сестрёнки на затылке.
Эдна — Верховная жрица, рядом с которой нет никого.
Только хрупкая детская душа.
Монгво понятия не имел, что делать с годовалым малышом, но знал, что не хотел их оставлять одних.
А ещё — кто знает — что передалось тому по наследству крови.
Эдна впервые за этот год спала без тревог.
Сначала её донимала слабость и недуг, так что она злилась на саму себя и продолжала вести дела, как ни в чём не бывало.
А когда она узнала, что будет сын, то начались долгие и заунывные споры с друидами.
Эдна отлично понимала, что мальчику нужен отец, но точно была против друидов в такой роли. И отголоски её тревоги передавались и лесу, а тот насылал тревожные видения, от которых не спалось и малышу.
Так что к этой ночи костров она чувствовала себя вымотанной и уставшей.
Но так не положено Верховной жрице. Не показывать слабость или волнение, если это не связано с лесом и его заботами.
Так что Эдна проснулась с некоторым удивлением — давно не чувствовала себя такой отдохнувшей. Монгво беседовал с молодой жрицей перед домиком, та держала на руках малыша и внимательно слушала.
Было в нём что-то… сдержанно-спокойное.
Ступая босыми ногами по дощатому полу, Эдна вышла на свежий воздух и дождалась, пока они не останутся вдвоём, а малыш — в колыбельке под деревьями.
— Ты ведь пришёл не просто так.
Кажется, на лице Монгво мелькнуло виноватое выражение, но Эдна вовсе не расстроилась — она была наслышана о войне колдунов и священников. А лес хранил много тайн.
— Ты чувствуешь источник в лесу, ведь так?
— Да. Это как…. пульсация в крови. Медленная, но ритмичная.
— Понимаю. Но я не пропущу тебя к нему.
— Эдна…
— Нет, послушай. Здесь всё живое. Думаешь, лес вокруг тебя — всё, за что я в ответе? Лес — это куда большее. Это линии корней под землёй, ветер в кронах, который несётся по всему миру. Мы храним этот лес, потому что он — сердце всех лесов. Их дыхание и кровь. Заденешь не так источник — навредишь всем лесам.
— Не будет колдунов — сюда придут священники.
Эдна с раздражением дёрнула плечами. Для неё они были слишком за лесом. Слишком чужеродные, чтобы понять или признать, что те и правда навредят.
— Но я могу показать тебе то, что не чувствуешь — слабые точки магии.
— И чем они помогут?
— Они ближе к людям, и ими легче овладеть. Но надо знать, как.
— Я должен поговорить с другими.
— Тогда я буду ждать.
Могнво, не мешкая, вернулся в замок с новостями. Агнус только горько усмехнулся:
— Как будто у нас есть выбор! Спасибо, это уже неплохо.
В лес жрицы их лишний раз не допускали — только в окрестности.
Слабые точки магии не сравнить с источниками, но они подпитывали колдунов и их заклинания. Не то, чтобы без них оставались совсем без магии, но точно не могли ничего противопоставить благословению богов или их жатве оскверненных душ.
Монгво сначала пробовал сам — пропускал через себя энергию, усмирял её, порой мешал собственную кровь с землёй вокруг точки, а вместе с ней — и мгновения своей жизни. Эдна учила принимать эту магию, немного необычную, слегка кисловатую и с запахом влажного леса.
Точки отнимали силы, а на освоение каждой порой требовались недели.
Но колдуны наконец смогли противостоять наседавшим на границах священникам и укрепить защитные заклинания вокруг замков и деревень.
Так незаметно пролетело несколько лет — для Монгво, погруженного в шепот леса, его древнюю душу и магию, даже незаметнее, чем для других.
Агнус скупо улыбался при редких встречах и шутил, что скоро Монгво сам станет лесом.