========== I. Империя ночи. ==========
i. The Moth & The Flame – The New Great Depression
Страшно, оказывается, именно то, что ничего не меняется. Город проклятый, лживый, фальшиво-очаровывающий замыленные взгляды старожилов и приезжих. Увидеть истину – значит попросту лишить самого себя жизни, потому что невыносимо жить со знанием правдивого обличия.
Каждые двенадцать часов геройский мегаполис мутирует в нечто новое, не до конца изученное даже самыми прожжёнными обывателями и такое противоречивое: почти как горчащий дотлевающим пеплом дешёвой сигареты привкус беззакония среди строгих строчек справедливого закона.
Время меняется, вместе с ним претерпевает изменения обёртка, шелуха… А как же то, что внутри?
Внутри оно всё то же самое: гнилое, затхлое, застывшее.
Знание изнаночной стороны не делает чести – оно усложняет жизнь. Айзава знает лучше, чем кто бы то ни был – у него из-за этой паскудной твари бестолковая, бесполезная и крайне непродуктивная сверхурочная работа.
С появлением геройского кодекса и многотомника ППдХГ (Правил Поведения для Хорошего Гражданина) людей с квирками зажали настолько, что их способности превратились в потенциальную опасность для равновесия хорошего и плохого в обществе. Их дети же постепенно оказались теми, чью деятельность необходимо регулировать и контролировать даже вне школы. Излагая мысль кратко, то нынешнее общество – тот же самый модернизированный социум с теми же правилами, подстроенными под обладателей квирков.
С такой высоты полёта вечерние учительские патрули перестают казаться паршивым пережитком прошлого, верно ведь? Особенно в школах узкого профиля, где единственная задача учителей – подготовить новых профессиональных героев. Отслеживать, предотвращать и пресекать участие выходцев поколения неогероев в какой-либо правонарушительной деятельности имеет свой смысл, и не согласиться с этим – всё равно, что поставить под сомнение верховный образовательный конгломерат.
Хотя радости от этого, если честно, никакой. Потому что когда пашешь сверхурочно (а то и круглые сутки) на то самое поколение будущих «про» героев, невольно начинаешь не только ненавидеть прогулки по ночному городу, но и, собственно, этих малолетних засранцев, которые не понимают даже такого важного слова, как «опасность». И всех принципов, строящихся вокруг концепта опасности, в общем и целом.
Лично самому Айзаве глубоко похер на то, кто там подрабатывает вне школьных правил, запрещающих это делать. Как плевать и на ту хулиганистую шпану, что зависает в залах с игровыми автоматами или в подворотнях отжимает деньги у сокурсников. Такие по определению в школы, где делается упор на становление героями, не попадают (кроме Бакуго, этот – поразительное исключение по всем критериям).
Однако что можно сделать с вышестоящими чинами, которые требуют от законопослушных граждан не нарушать устоявшихся традиций?
Правильно – слать их в весёлое пешее эротическое и… всё равно делать так, как они скажут. Потому что кто платит, тот заказывает музыку.
Хорошо Всесильному – его за льющейся через край популярностью никуда дальше школьных ворот не высылают. Сущий и Полночь в этом плане тоже, как бельмо на глазу, а про Цементоса и говорить не нужно: он если капюшон натянет – по квадратной черепушке тут же вычислят. По факту из всего учительского состава только он – Айзава – и подходит больше всех на роль патрульного. И директор Незу даже в ус не дует, отправляя его батрачить сверхмеры, ибо: действительно, что с ним станется?
Хорошо хоть эти грёбаные обходы делать приходится раз в две-три недели – с подачки полицейских и побочных геройских агентств, которые с завидной частотой ловят всяких шалопаев на мелком хулиганстве или нарушении правил.
Правда за всю карьеру учителя-тире-про героя ни разу ещё ему не удавалось словить кого-то посерьёзнее работника хост-клуба на полставки, который ещё не гнушился другие услуги предлагать. Самое паршивое, что парень-то толковый был – мозги хорошие имел (на факультете поддержки цены б ему не было), но нищета да нехватка мотивации быть настоящим героем, сравняли его шансы выпуститься из Юэй с нулём. Так и вылетел в преддверии второго года обучения.
Что ж, возможно именно сегодня настанет тот самый легендарный звёздный час Айзавы Шоты – его дебют, как ловчего. Ибо как часто встретишь среди ночных обитателей города человека, что случайно назовёт тебя учителем, даже не видя лица? Шанс один на миллион, учитывая удалённость этой – не совсем чистой на совесть и контингент проживающих – части города от академии Юэй. По факту единственного места, где его узнаю́т, как преподавателя, буквально на расстоянии ста метров.
А может быть всё происходит по общей, откровенно херовой, тенденции – начиная с утра, когда он проснулся после двухчасовой дремоты в спальном мешке на неудобном диване в учительской, получил кусок извёстки в кофе и успел столкнуться с жизнерадостным Всесильным; затем подводя к учебному времени, где пришлось в очередной раз усмирять раздухарившегося Ииду и ограждать раздражённого Бакуго, чтобы тот не прибил многострадального Мидорию; завершая всё это вечерним собранием учителей, тема которого повторялась вот уже несколько месяцев – безопасность студентов Юэй. И дополняя чёртов торт невезения вишенкой из этого случайного столкновения. Как будто всего, что было до этого, оказалось мало.
В тот самый момент, когда Айзава, успешно не обнаружив никого хотя бы отдалённо похожего на несовершеннолетнее беспризорное чудо, решает развернуться и, с чувством выполненного долга, вернуться домой, чтобы наконец-то побыть вдали от бушующей толпы, в него без тормозов врезается некий коротышка, лбом пробивая плечо и с глупым восклицанием падая задом на асфальт.
Вконец заебавшийся последние двое суток… а то и последние лет тридцать жизни, Айзава попросту не может рефлексировать на карликовое недоразумение, которое вскакивает на ноги за долю секунды, помогая себе порывом воздуха – наверняка результатом использования квирка.
Непонятная особь едва успевает поднять голову выше уровня плеч всклокоченного учителя и совершенно случайно роняет бренчащее:
– Учитель…
Не напуганное и не изумлённое, а лишь слегка ошеломлённое, как бывает у человека, что встретил своего друга в неожиданном для них обоих месте.
У случайно встреченной девушки, явно неосведомлённой о том, что комендантский час начался больше часа назад, интонация и голос кажутся такими смутно знакомыми, что это на секунду полностью дезориентирует Айзаву. Воспоминание этого звучания, будто по команде, в тот же момент пытается вырвать у него из памяти какие-то странные куски, никак не связанные друг с другом. Но тем самым делает всё лишь запутаннее.
Эта самая заминка даёт виновнице столкновения достаточную фору, чтобы на поршах своей причуды сбежать как можно эффектнее и быстрее – ветер, которым правонарушительница повелевает будто мановением ладони, подхватывает её, но вместе с тем и сносит с головы капюшон ветровки, выпуская наружу вьющиеся ленты светлых волос.
Айзава дёргано и нервно оборачивается, взглядом стараясь выловить девушку, уже лавирующую в толпе ночных бродяг. Он следует за ней, наплевав на желание послать эту патрульную чушь ко всем чертям. Если обычный возглас смог вызывать настолько острый отклик в закоутках памяти, то это не могло быть пустым звуком. Хотя бы потому, что он в принципе не запоминает голоса людей, которые слышит единожды в жизни (если только это не крайняя необходимость).
Логическая цепочка выстраивается в таком направлении, что единственно-верное последовательное звено – преследование цели.
Недолгое, правда.
Ведь обладательница квирка исчезает, вильнув буквально между двумя-тремя прохожими и словно растворившись в воздухе.
Ускользает, оставляя за собой загадочный шлейф, вереницу вопросов и домыслов.
Ну, и визитную карточку в кармане брюк… видимо, для интриги.
Эту деталь Айзава замечает гораздо позже: буквально уже находясь в своей пустой обители, стены которой позволяют ему свободно выдохнуть, не опасаясь, что откуда-нибудь внезапно высунется Всесильный с предложением помассировать плечи или закапать капли в глаза.
В комнате царит привычный мрак – уютный и вполне себе комфортный – поэтому содержание всунутой карточки разглядеть банально невозможно. Только глянцевое мерцание и какие-то размытые буквы на английском. Помножить всё на тот факт, что в глаза ему как будто насыпали херов песок. Приплюсовать то, что с дивана вставать, чтобы донести свою тушу до выключателя, в принципе не хочется, а интерес со смачным таким чавканьем жуёт внутренности – дилемма явно достойная внимания.
Но решается быстро.
Патологическая лень, не давшая нормально сдвинуть шторы, помогает найти гениальный выход.
Рука с глянцевой карточкой поднимается чуть выше головы и в сторону – аккурат на тонкую полоску света, что пробивается сквозь щель в плотных, тяжёлых гардинах.
Истинные цвета визитки рассмотреть не удаётся – всё напрочь глушит сине-фиолетовый оттенок вывески круглосуточного кафетерия, что находится напротив его дома – но вот надпись и адрес видно практически идеально.
ii. PVRIS – Separate
Бар «Камелия» любезно раскрывает свои двери для всех желающих лишь в десять вечера и ни минутой раньше. Всё, что нужно сделать, чтобы попасть в заведение мечты – спуститься по лестнице в подвал между косплей-баром «Карнавал» и непонятного рода забегаловкой, где наверняка кормят копеечными бургерами из опилок и за гроши дают давиться сублимированной гадостью, которую и кофе-то не назовёшь.
Входная дверь выглядит прилично в сравнении со спуском в эту дыру. Но учитывая всё окружение и развлекательную цель квартала в принципе, даже прикасаться к ней нет никого желания. Был бы у него выбор – ей богу – Шота послал бы к хуям эту проверку, эту сраную ответственность взрослого человека, задушил бы собственную совесть и развернулся на полпути, чтобы ноги его не было в этом буйстве венерических болезней.
Но вместо того, чтобы скривиться от отвращения и сбежать как можно дальше, он, проклиная всё на свете и себя в том числе, ладонью толкает массивное дерево, настороженно осматривая крохи прокуренного вдоль и поперёк помещения, что гордо зовёт себя элитным баром, по факту являясь лишь притоном. Подпольной клоакой, куда стекается весь сброд Мусутафу.
– … Учитель? – Тот же самый голос, но с интонацией, гораздо менее удивлённой, нежели вчерашней ночью, доносится до него откуда-то из глубины заведения. – Добрый вечер.
Девушка – та самая – встречает его приятной и, отчего-то, такой неправильной улыбкой, что от желания за шкирку выволочь её на улицу и пнуть под зад в сторону дома начинают нестерпимо чесаться ладони.
Айзава в единую секунду понимает, что уже видел это смеющееся лицо раньше. Но никак не может додумать, где именно.
Он ступает чуть глубже в интимный полумрак и дверь за ним с лёгким скрипом затворяется. Не сама, разумеется, в этом ей помогает рослое широкоплечее существо, похожее на безмозглую рептилию – самое то для охраны шлюшатника.
Выводы отнюдь не безосновательные: зоркий взгляд уже цепляется за вальяжно расположившихся на диване, в отдалённом углу, полуголых девиц, разодетых подобно танцовщицам кабаре Мулен Руж.
– Вы не стойте там – присаживайтесь, где будет удобно, – спокойно натирая сухой тряпкой бокалы за барной стойкой, предлагает ему незнакомка. – Всё равно у нас не выездные клиенты обычно раньше полуночи не появляются.
Не испытывая острой нужды в том, чтобы ответить ей или как-то отреагировать на реплику, недвусмысленно намекающую на характер услуг в заведении, Шота молча кидает на столешницу подсунутую визитку и садится за барную стойку, сквозь занавес волос украдкой изучая окружающую обстановку, но при этом не чувствуя ни намёка на опасность.
– Не хотите выпить? – Вежливо предлагает безымянная, уже ловко подбрасывая в руке бутылку с алкоголем и выливая немного в стакан, где уже было что-то намешано. – Марианна, забирай.
Одна из девиц, которых в затемнённой части бара оказывается гораздо больше, чем Шота сперва смог разглядеть, модельно дефилирует к стойке, забирает свой коктейль и кладёт вместо него бумажную купюру, что была надёжно спрятана в глубоком декольте.
– Спасибо, дорогуша, – певуче воркует мадемуазель, снимая пробу. – Сдачи не нужно, – но не спешит уходить и прежде, чем вернуться к своим кокетливо щебечущим подружкам, слегка задевает бедром ногу Айзавы, сопровождая этот жест игривым подмигиванием. – Захочешь приятно провести время – обязательно закажи меня.
Несмотря на заманчивое предложение, пока что единственное, чего хочет Шота – сдать это никчёмный секс-притон ближайшей полицейской будке. И пусть ебутся конём, но цветущий рассадник проституции закрывают и дезинфицируют тут всё от пола до потолка. В идеале сжечь, конечно, но это даже в целях профилактики чересчур.
– Как всегда щедра, сестричка, – указательным пальцем аккуратно стаскивая деньги со столешницы, благодарно склоняет голову девчонка, тут же возвращая своё внимание мужчине. – К сожалению, Мадам – хозяйки – сегодня не будет. Она вернётся из деловой поездки буквально через три дня.
– Значит, это ваша хозяйка приказала подсунуть мне это, – кивком головы Айзава указывает на небрежно брошенную им же визитку.
– Ей нужен профессионал, о котором знают не так много людей, – подобие бармена легко пожимает плечами, сверкая белозубой улыбкой, от которой у мужчины неприятно сводит где-то в межреберье и подозрительно сверлит в мозгу – где же он видел эту девицу? – Она не ожидала, что вы так быстро вернётесь сюда и пару часов назад уехала.
Явно что-то новенькое – чтобы сутенёр назначал какие-то встречи с героем…
Вывода можно сделать два. А уже потом, когда ситуация станет ещё хуже и приобретёт чёткие границы, выбрать тот, что подходит по логике вещей: то есть либо мир действительно летит в пизду, как с завидной частотой прогнозирует гениальный ум Незу; либо даже у развратных старух бывает храбрость (и глупость) идти на столь крайние меры. В любом случае это хохма, достойная антуража Мисс Шутки.
Как хорошо, что её здесь нет.
– Вы… не очень хорошо помните меня, да? – Ничуть не разочарованно, но скорее даже заинтересованно спрашивает девушка, обеими руками пытаясь заправить непослушные светлые кудри в высокий пучок, чтобы не мешали во время работы.
Я тебя вообще не знаю – хочет сказать Айзава, давясь и захлёбываясь этой ложью.
Где-то в памяти – на самых задворках – шевелится похожий момент. Только в другом времени, в другой локации и, по ощущениям, в совершенно другой вселенной. Но с тем же самым человеком – хоть что-то успокаивает.
– Я обязан помнить всех, кого встречаю? – Тем не менее почти безразлично и крайне неосторожно роняет Шота, напрочь забывая о том, что разговаривает не со своей студенткой.
– Нет, но вы не можете отрицать, что вам интересно, кто я? – Весело щебечет девчонка.
Свинцовой силой и ярким цветом в душе Айзавы наливается раздражение. Он хочет сказать, что этого его не ебёт ни в каком виде, и снова буквально давится своими же словами, потому что по факту этот мешок с сюрпризами свою правоту осознаёт раньше, чем её признаёт сам мужчина.
И какого чёрта, собственно, работая (наверняка незаконно) в таких условиях и окружении эта малявка так позитивно настроена?
– Тогда давайте сделаем так, – не принимая во внимание тяжёлое, задумчивое молчание человека, полностью сосредоточенного на том, чтобы поймать за хвост крупицы воспоминаний, незнакомка из прошлого придвигает ближе к нему гранёный стакан: – Вы выпьете, расслабитесь немного, а я дам подсказку.
И говорить не стоит, что слова – все до единого – звучат, как хороший и крепкий такой наёб. Она либо отчаянная, либо тупая: третьего не дано. Как по-другому можно объяснить подобный «вызов» выставленный взрослому мужчине? Особенно ему – учителю, работающему с прыщавыми подростками и неплохо умеющему анализировать поведение других, чтобы сделать какие-либо выводы.
– В школе ты не доучилась, – не спрашивает – утверждает Шота без какого-либо намерения задеть или обидеть её.