— Нам пора ехать, дорогая. — Молвил Лорд Бейлиш, отходя от нее и гася в своих глазах похоть, которую Санса замечала все чаще. Это начинало становиться невыносимым. Несмотря на то, что он имел столько шлюх, обучал их доставлять удовольствие, сам был искусен в любви, Петир хотел большего. Он желал Сансу Старк. Часто он представлял ее обнаженную, стонущую, сидя на нем, задыхавшуюся под ним, такую горячую и влажную. Свадьба, на которую ехал Петир была его свадьбой с Алейной, пусть даже невеста пока ничего об этом не знала.
Как только Мизинец вышел, она закрыла за ним дверь на засов. Нужно было сделать это еще раньше, но она все никак не могла привыкнуть к тому, что может сама решать закрывать ей двери или нет, к той небольшой доле свободы, вдруг неожиданно у нее появившейся вместе с новым именем. Эта свобода не пахла как ее опаленная кожа, не была полна морального насилия и ублюдочных ударов под дых со стороны стражников Джоффри. Но она была полностью отравлена Мизинцем.
Санса выждала пока ее дыхание придет в норму, со щек уйдет краска стыда, видимо так возбуждающая Петира. Мило краснеть Санса так и не отучилась. Она закрыла глаза и оказалась в своих покоях в Красном замке. Отблески зеленоватого магического огня освещали уголки ее покоев. Она так же испуганно стояла прижавшись спиной к двери. В темном углу сидел Пес. Он встал ей навстречу, подошел совсем близко. Тогда она многого не понимала, как, возможно, кое-чего не понимала и теперь. Ей было неведомо, что нужно в ее покоях этому человеку, от которого, к чести его заметить, она видела только добро. В том, правда, виде, в каком он мог это добро ей дать. Теперь для Сансы было удивительным, что Сандор всего лишь предложил ей уйти с ним. Не заставил, а попросил; почему не пошел дальше, ведь прикасаясь к его лицу, вспоминаемого ею теперь без глупого страха, а скорее с некоторой долей жалости, она видела в его глазах нечто большее, чем просто одолжение и легкое желание спасти ее. Не для выкупа, не для власти, и прочего. Она заметила там затаенную надежду, еще глубже спрятанную тоску, огромный порыв желания узнать другого человека, независимо от познания его тела. Она была не уверена, теряясь в этих вспышках безумного огня. Все было так зыбко, а в ее голове все так перемешалось, что она отказала ему. Возможно, единственному стоящему и не играющему в ложь и притворство человеку. Свет в его глазах потух, ничего так и не произошло. Когда она открыла свои зажмуренные глаза то увидела что комната пуста, лишь на полу валялся испачканный в крови плащ Пса, который она бережно хранила все это время… Петир брал ее поцелуи внезапностью, с помощью ее неуверенности, а Сандор дал ей сделать свой выбор, оказавшийся правда, полным провалом. Он оставил за ней право решать, что делать дальше. Его она никогда не забудет. И сейчас, если бы Санса оказалась там же, со своим теперешним опытом, показавшим ей что она потеряла и как все происходит в этом мире, столь жестоком для маленьких пташек, она пошла бы по другому пути, если бы это было возможным.
Санса провела по лицу рукой, представляя сильную, теплую ладонь Пса, затем открыла глаза и разрыдалась. В этих слезах не было сейчас грусти по далекому Винтерфеллу, плакала она и не от разочарования от давшего трещину образа прекрасного принца, его она уже почти забыла. Слезы были не такими, какие она пролила в день казни Эддарда Старка. Это была тоска по утраченному другу, и может, даже по чему-то большему, прекрасному, что могло бы произойти. Тоска по свирепому, дикому, но такому доброму к ней человеку. Выбор за нее теперь делали другие люди, в том числе лорд Бейлиш, а ранее Джоффри и Серсея. Ох, если бы все можно было изменить просто поплакав, выстрадав все, что накопилось, это бы было просто волшебством. Санса приказала себе успокоиться и вытерла слезы. Припадок жалости к себе и ко всему, несправедливо произошедшему, прошел, оставив ее без сил и эмоций. Алейна вышла и прикрыла за собой дверь комнаты. Никто больше не увидит ее со слезами на глазах. Она пообещала это себе.
========== Часть 4. ==========
Нога Сандора спокойно заживала. Его работой было: ухаживать за лошадями, что скорее являлось для него отдыхом. Погасшая ярость осталась в мире теней, морщинки на лбу разгладились, дух наполняло чувство спокойствия. И все же вечером, закончив свою основную работу, Сандор брал меч и уходил в лес, чтобы не тревожа никого практиковаться, и находился там до тех самых пор, пока вокруг уже ничего невозможно было рассмотреть.
Так проходили дни, недели, месяца сложились в годы. Поняв что одиночество ему всего милее он отправился нести свой дозор в Лесной Дом — стоянку посреди вековых лесов. Настоятелю не нравилось то, что Сандор не отпускал от себя до конца свою прошлую, окончившуюся жизнь, не ведал он и о том, что Пес видел в бреду. Он считал, что мужчине будет полезно побыть наедине с самим собой.
Рубя дрова чтобы пополнить свои запасы, Клиган спокойно наблюдал течение своих мыслей, что перестало его пугать и было удивительно. Вино, что раньше затуманивало разум и притупляло чувства, здесь отсутствовало, но теперь это его совсем не разочаровывало.
Его дом стоял на склоне одного из крутых холмов; то был край, заросший труднопроходимым лесом и ощерившийся острыми пиками скал в самых неожиданных местах. Дороги лежали в стороне от этих мест, традиционно посещаемых лишь Серыми Братьями. Долгое время Сандор находился практически в полной изоляции в этом месте, ничуть этим не тяготясь.
Снег шёл всю ночь, заметая проторенные Сандором тропки к вырубке. Вокруг было так спокойно. Птицы, перепархивая с ветки на ветку, пели свои немудреные песни. Сандор, по-обычаю, был занят своей работой на опушке, когда услышал волчий вой и звуки погони. Где-то в лесу волки гнали людей или же все было наоборот. Мужчина оставил свое дело и замер с топором в руке, закрыв глаза и прислушиваясь. Он ожидал скоро увидеть происходящее. Взмыленная лошадь, галопом летевшая через заиндевевшие кусты, несла на себе небольшую фигуру, закутанную в грязный и разорванный во многих местах плащ. В бедре животного торчали стрелы. Следом за ней неслись одетые в лохмотья, но на свежих лошадях, четыре всадника с арбалетами и мечами, вынутыми в предвкушении быстрой расправы над раненой лошадью и ее седоком. «Прямо как убегал тогда от меня сын мясника.» — Мрачно вспомнилось Псу. Он скривился от этого воспоминания и решил помочь преследуемому, который сейчас мчался почти на него, ослепленный снежными кустами и бешеной тряской. Почти поднявшись на холм, где стоял Клиган, первая лошадь попала ногой в кроличью нору, припорошенную снегом и словно сломалась, сбросила всадника, который с неприятным звуком затормозил в крепкое дерево, росшее на его пути. Лошадь забилась в конвульсиях, силясь встать. Нагнавшие ее всадники спешились, один из них мечом перерубил ей шею, забрызгав снег красным. Остальные трое медленно окружали упавшего человека, лежавшего на земле и так и не пришедшего в себя. Сандор тихо подкрался почти вплотную к человеку, успевшему снять седло с мертвой лошади, когда был замечен. Преследователь умер мгновенно, так и не успев понять, как внезапно появилась его смерть в облике огромного уродливого мужчины.
Клиган прошел вперед, туда, где с неудачливого седока уже стаскивали его плащ. Лежащий без сознания наездник оказался девушкой с длинными темными волосами разметавшимися по лицу, и слипшимися от хлеставшей из раны на виске кровью. Рука ее была вывернута под неестественным углом.
— Кто ты, черт тебя побери, ублюдок? — проворчал первый, обернувшийся на шаги Пса человек, но так и остался без ответа, получив топором в плечо. Другие не стали совершать подобной глупости и сразу же выставили мечи вперед.
Сандору часто доставались соперники, закаленные в боях, да не имевшие в себе столько же ненависти, сколько было в нем. Но ненависть давно угасла и испарилась, только вот история с Микой не давала ему покоя, чтобы уйти и оставить все это, не вмешиваясь в чужие дела. Он помнил, что приказ тогда исходил из уст Серсеи, разъярившейся и не имевшей еще возможности выместить зло на девчонках Старк. Безоружный глупый мальчишка не был серьезным врагом, но Пес выполнил приказ, в это время еще не сломавшийся, не переставший тупо подчиняться воле своих хозяев. Сейчас защита этой, возможно, уже мертвой неизвестной девушки была его личным выбором, который прежний Пес-На-Цепи никогда бы не совершил. Он положил двоих из них менее чем за минуту, и их предсмертные хрипы принял как привет от Мики. Последний, четвертый, совсем молодой, но с лицом, на котором отпечатался уже порок жестокости и вседозволенности, решил унести ноги. Сандор почти нагнал его, если бы тот не свалился, громко крича, с обрыва крутого холма, заросшего кустами как и все вокруг, и поэтому замеченного неудачливым беглецом лишь когда он уже падал. Крик его замер вдали.
Небо затянули серые тучи, спустились сумерки. Одинокая снежинка растаяла на обгорелой щеке стоящего над обрывом Пса. Волки взвыли вокруг теперь совсем близко, предчувствуя кровавый пир. Осознав, что вокруг него собралась уже наверно, целая стая, Сандор решил побыстрее вернуться к тому месту, где лежала девушка. Он присел около нее и потянул за оголенное плечо, ставшее ледяным от пребывания на морозе. Его глаза широко распахнулись и он громко выругался по привычке. Снег пошел сильнее, ложась мужчине на волосы и его ношу, заботливо укутанную снятым с него плащом. Он бережно нес ее в ночи, ориентируясь по одному ему ведомым знакам, шел к Лесному Дому под громкий вой волков, так и не осмелившихся, почему-то, напасть на него.
========== Часть 5. ==========
Лошадей, не убежавших от волков, осталось лишь две. Сандор отвел их в дровяник, заменивший пока конюшню. Он расседлывал их трясущимися руками, ничего не замечал вокруг — так поразило его то, что он увидел, откинув темные волосы с лица девушки. Его пташка лежала перед ним, холодная, почти умирающая, в грязи и крови, возможно с внутренними ушибами и кровотечениями от такого опасного падения. Он заботливо отнес ее в дом, аккуратно устроив на кровати, и начал разводить огонь, чтобы согреться и лучше понять, что ему может понадобиться при обработке ее ран. В лесу, в одиночку орудуя топором, можно было причинить себе случайный вред и вряд ли какой-нибудь, пусть и захудалый, мейстер вышел бы из-за ближайшего куста. Поэтому в Лесном Доме было все для перевязки и остановки крови, вместе с заживляющим плоть невыносимо вонючим бальзамом. Сандор готов был отдать все, включая свою жизнь, любому из богов, только бы эта жилка билась на ее белой холодной шее хотя бы так же медленно, как сейчас. Пес омыл ее разбитый висок, наложил бальзам и повязку. Ее вывихнутую руку он аккуратно и надежно зафиксировал. То, что могло быть разбито внутри ее тела было для него не доступно. Он надеялся, что сделал все, что мог, для нее, и укрыв теплым одеялом отошел от кровати. Замерев и очень тихо дыша он смотрел на это лицо, что так часто появлялось в его мыслях. Эти тонкие нежные руки. Волосы, потерявшие цвет осени. Вся она теперь — его большая забота.
Позже он удалился напоить лошадей, что просто пошли за единственным человеком, который по их представлениям, должен был защитить их от волков. Оставив их вычищенными, напоенными и накормленными Клиган вернулся в дом. Разочарованием оказалось отсутствие чудесного моментального исцеления Сансы вонючим бальзамом, а огромным счастье то, что она все еще была жива. Жара не было, дыхание ее выровнялось, но в себя она не приходила, что нервировало Пса и так и так: проснись она — потребовала бы немедленно увезти ее из его дома. А так он как будто то был с ней, часто сидел рядом, брал ее здоровую руку в свою и просто держал. Засыпать бывало сложно, он прислушивался к ее дыханию, ровное ли оно? Потом медленно погружался в темные, и без сновидений, сны.
На закате пятого дня пташка открыла глаза. Тут было тихо, и это ее вполне устроило. Грудь, ребра и голова болели, двигаться было сложно; в таком состоянии далеко не уйдешь, как бы не хотелось. Санса находилась в забытье, то отключаясь, то приходя в себя, пока дверь тихо не открылась и кто-то вступил в дом. Человек потрогал ее руку и, убедившись что она все еще теплая, отошел за загородку. Через некоторое время запах готовящейся еды заставил ее живот свернуться в комочек, а рот наполнился слюной, но она должна была терпеть, затаиться, чтобы выиграть. Мизинец научил ее этому. Выжидать удобного момента чего бы это не стоило. Кто-бы ни был этот мужчина, он оставил ее здесь не просто так. Ему, как и всем им, что-то от нее было нужно. Вот только что?
Позже, она сквозь прикрытые веки разглядела, как этот крупный мужчина стоял, отвернувшись от нее и глядя в окно. Что-то смутно знакомое проскальзывало в его облике, девушка силилась вспомнить, но не могла. Он медленно подошел и сел в изголовье. Взял за руку и удивительно нежно сжал ее. Потом, после нескольких минут, проведённых в бездействии, он приложил ее руку к своей щеке. Санса ощутила шершавую и бугристую кожу и это одновременное прикосновение и узнавание хозяина этой щеки заставило ее глаза распахнуться. Наконец она смотрит в его лицо, которое воображала себе недавно и которое ей так часто снилось. Его веки смежены, а щека влажная, но не от крови, как и тогда.
— Сир? — тихо прошептала девушка, сквозь боль в горле и попыталась улыбнуться. Не открывая глаз Пес вымолвил что-то нечленораздельное и, наконец, придя в себя, отважился взглянуть на нее.
— Я не сир, пташка.
Сердце просто выпрыгивало из груди, а мысли разлетелись все до одной. Он так долго ждал и надеялся на ее пробуждение что совершенно не мог представить что нужно будет говорить и делать дальше. Склонив голову вбок он не смог придумать ничего банальней вопроса о том, не голодна ли она. Санса покачала головой, пытаясь удержать непрошеные слезы. Напряжение ли в ее жизни, опасность и боль от ран, радость ли встречи того, кого казал бы она никогда не должна была больше увидеть — все это сейчас было ее горем и радостью. Он неловко начал вставать что бы принести воды, которую она жадно выпила и, впоследствии, еды, съеденной ею с неменьшей охотой. Поев, девушка быстро заснула, что вполне естественно для того, кто перенес весьма тяжелые увечья и наметил путь к выздоровлению. Растопив погасшую было открытую печь, согревающую все помещение, Сандор вернулся на свое пост около ее кровати, который занимал все время, что в его доме провела эта самая желанная в мире гостья. В этот вечер он долго сидел, смотря на нее спящую, в этом далеком от всех мирских страстей доме. Его доме. Огонь бросал живые алые блики на лицо и волосы Сансы и она была пределом всех его мечтаний. Он убил бы их всех, всех, кто захотел бы тронуть его маленькую беззащитную пташку.
Ночью он даже просыпался пару раз, не веря в то, что все это было на самом деле, а не являлось его навязчивыми мыслями о девице Старк. Слыша ее тихое дыхание, ощущая ее маленькую мягкую руку в своей такой большой руке, он постепенно успокаивался, вновь засыпая с глупой улыбкой, которую так и не смог, да и не захотел изгнать с лица.
Утром он старался не шуметь на импровизированной кухне, боясь разбудить девушку. Приготовив что-то, что почти сгорело из-за витающего в облаках повара, Сандор обернулся посмотреть спит ли Санса до сих пор, и тогда их глаза встретились. Сердце Пса замерло на секунду, чтобы забиться потом в бешеном темпе. Он все еще не верил в то, что она может смотреть на него вот так открыто, не заискивающе перед его силой, не испуганно, не скрывая отвращение, а чисто и доверчиво, прекрасными голубыми глазами.
— Доброе утро, девочка, — во рту резко пересохло и вышло с хрипотцой, — не желаешь ли воды и немного поесть? — проговорил Сандор, чувствуя себя идиотом.
Санса в ответ кивнула и улыбнулась смотря ему прямо в глаза. О боги, каких трудов ему стоило не сделать этого в ответ — чтобы не напугать ненароком, а направиться наполнять ее тарелку.
Время шло, к Сансе возвращалось здоровье, а к Псу страх из-за уверенности в том, что скоро она попросит увезти ее из этой глуши. Часто, заготавливая дрова он думал, что придет время и этого будет не миновать. Правда он мечтал та же и еще кое о чем, совершенно неосуществимом. Когда он видел Сансу в последний раз в Королевской гавани она была почти еще ребенком, а он злобным и влюбленным в нее дураком, каким он себя считал. Теперь же девушка выросла и просто ослепляла своей молодостью и красотой. Он не мог оторвать от нее взгляда когда она спала, под его защитой, в его доме, на его одинокой кровати. Перевязывая девушке руку и обрабатывая прочие ее повреждения ему приходилось волей-неволей прикасаться к ней, хоть и ненадолго. Он вспоминал эти ощущения когда был вне ее поля зрения в конюшне или лесу. Он питал к ней безумную нежность, а теперь еще и страстно желал ее. Эти безумные мысли он гнал от себя в ночи, утром выплескивая накопившееся напряжение одним из известных мужчинам способом, представляя Сансу своей.