С Колином мы встречались раз в неделю, в четверг вечером, в каком-нибудь баре. Сначала были близки, но со временем отдалились, а встречи стали формальными. Не знаю, почему Колин всё еще настаивал на них, может, чувствовал за меня ответственность. Я же просто не решалась отказываться, в конце концов, он действительно очень помог на первых порах.
Я быстро влилась в местную богемную тусовку, там случайно и познакомилась с Джейком. Он сам не был уличным художником или музыкантом, он держал картинную галерею.
Я была очарована. Умный, спокойный, он разительно отличался от Алекса, а мне едва исполнилось восемнадцать. Правда, не ему, а брату я звонила, когда нас с друзьями в очередной раз ловили за незаконным граффити. Колин приезжал и вытаскивал меня — он-то привык, а показывать Джейку, что нужна помощь, мне не хотелось.
Летом я не захотела ехать домой, вместо этого отправилась с парочкой таких же психов автостопом. Пыльные дороги, ночевки под открытым небом, потому что не было денег даже на мотель.
Я вернулась осенью, но даже не стала встречаться с Колином: мне казалось, долг перед ним исчерпан, а сам брат только осведомился по телефону, как я, и тоже не жаждал встречи.
Зато Джейк рассказал, как скучал. Джейк устроил свидание в дорогущем ресторане. Он любил меня на полу собственной пустой галереи после ее закрытия. Через неделю предложил переехать к нему.
Большой светлый дом на два этажа и то ли шесть, то ли семь комнат. Одна из них стала моим рабочим кабинетом: я уволилась и стала писать книги.
Джейк боготворил меня — как я думала. Сам выбирал платья и указывал парикмахеру, какую прическу сделать. Выводил в свет и знакомил со своими друзьями, такими же умными и спокойными. Называл «своей свободной птичкой».
В нашей спальне я повесила на потолок светящиеся звезды — единственная вольность, которую Джейк позволил с дизайном его прекрасного дома. А я смотрела на них и размышляла, что стоит приготовить на обед, пока Джейк монотонно пыхтел на мне. Не такая уж большая плата за идеальную жизнь, думала я. Невозможно ведь иметь всё сразу.
Он не запрещал мне видеться с друзьями. Просто недовольно хмурился и поджимал губы. Так не хотелось его расстраивать! И я только слушала рассказы о том, как Рэйчел купила байк, а Майки пошел в кругосветку.
— У тебя есть всё, что пожелаешь, — говорил Джейк. И я не находила, что возразить.
Мы были на каком-то важном для Джейка приеме, где собрались владельцы галерей и подобных заведений. Я блистала новым платьем, которое он для меня выбрал, и перьями в прическе, «моя райская птичка».
Телефон зазвонил неожиданно, и я заслужила укоризненный взгляд Джейка: следовало отключить звук. Думала, это Рэйчел, но номер оказался незнакомым: во мне проснулось былое любопытство, так что вместо сброса, я извинилась и отошла, чтобы нажать «прием».
— Долорес О’Лири?
Официальный голос, который мгновенно заставил насторожиться.
— Да, это я.
— Колин О’Лири ваш брат? Номер указан как экстренный. Мистер О’Лири попал в аварию.
Я приехала в больницу прямо в вечернем платье, сопровождаемая крайне недовольным Джейком. И когда увидела неподвижного бледного брата на больничной койке, что-то во мне дрогнуло.
— …провели операцию, он сейчас спит. Жизни ничего не угрожает.
Они спрашивали, живет ли он один или надо позвонить еще кому-то. Есть ли у него страховка. А я даже не знала, что он теперь ездит на мотоцикле — с тех пор как поселилась у Джейка, почти не общалась с братом.
Джейк не стал вытирать мои слезы. Он сказал, что это не наше дело. И согласился помочь, только когда я пригрозила, что уйду.
— Хорошо, — сухо сказал Джейк. — Но больше не хочу слышать о брате. Никогда. Ты поняла? Мне нужна ты, а не твои родственники.
Я была готова пообещать что угодно. Джейк уладил все формальности, оплатил счета и одноместную палату. Я приходила к брату и читала ему книги, а потом мы долго разговаривали. Он жаловался, что хочет курить, а я строго отвечала, что врачи еще не разрешили.
Не знала, как сказать, что Джейк не позволит мне общаться с Колином. Я догадывалась, что скажет брат, снова криво усмехнется:
— Почему ты позволяешь ему, Долли?
Он не поймет рассказов о хорошей жизни, о светлом доме и собственном ноутбуке, на котором я печатаю книги — пусть пока все мои потуги встречают только неодобрительное качание головой Джейка: «ты можешь лучше, Долорес, постарайся».
Брату нравилось то, что я пишу. Но в тот день, когда его выписывали из больницы, я наврала, что мне с Джейком придется срочно уехать. На мое беспокойство Колин криво улыбнулся:
— Я справлюсь, мелкая. Только не пропадай.
Я пообещала звонить. И тайком от Джейка исполняла это обещание — пока он не упрятал меня в психушку.
========== Колин ==========
Смутно помню то время.
Я действительно всегда была нервной, легко начинала плакать, волновалась. В доме Джейка всё стало только хуже, особенно после аварии брата, когда я поняла, что это не милый дом, это золотая клетка, а я и вправду райская птичка.
Я уговаривала себя, что у меня всё хорошо. Но когда однажды Джейк застал меня сидящей на полу кухни и рыдающей, то повел ко врачу. Он всегда считал меня очень эмоциональной, и я сменила несколько докторов, пока не нашелся тот, кто согласился с ним.
Помню, как случайно услышала сухой сдержанный голос Джейка:
— Выпишите ей что-нибудь, чтобы она стала спокойной. Я должен быть уверен, что моя спутница покорна, прежде чем жениться на ней.
Тогда я услышала только последнюю фразу. И возликовала: этот шикарный мужчина хочет жениться на мне! Он никогда об этом не говорил, но тут я даже пообещала себе, что стану такой, какой он хочет меня видеть. Джейк достоин идеала!
Я упорно пила таблетки, а в вязком вакууме, который меня охватил, даже мысли текли вяло. Так вяло, что однажды я забыла, что уже принимала таблетки и выпила еще и еще.
После скорой и врачей Джейк сказал:
— Ты почти идеальна, Долорес, но тебя нужно еще немного подлечить.
Ему нравилось укрощать меня. Нравилось, когда я глупо улыбалась после таблеток, а он водил меня под руку на приемах и рассказывал:
— Настоящая дикая кошечка, которая стала домашней рядом со мной.
Я почти не помню больницу, только одну яркую мысль: черт возьми, это же психушка! Но потом и она исчезла в таблетках и мягкой вязкости белого. Зато я хорошо помню, как вернулась в дом Джейка и поняла, что ничего больше не хочу, просто двигаться, как он говорит (ведь самой так сложно).
Джейк заговорил о свадьбе. Я подумала, что хочу умереть.
Кажется, именно это случайно и ляпнула, когда позвонил Колин. Я не помню точно, а он потом всегда уклончиво отвечал, что же я рассказала.
Достаточно, чтобы Колин заявился в наш дом почти ночью — даже не знаю, откуда узнал адрес. Но я сидела в углу кухни, сжавшись в комок, и просто ждала, когда они прекратят ругаться. Никогда не слышала, чтобы Джейк кричал, но тут он не позволял брату забрать меня.
— Ирландские выродки! Она должна быть благодарна, что я ношусь с ее дерьмом! Благодарна за то, что я дал.
Не помню, как конкретно произошло то, что случилось.
Помню только лужу крови, растекающуюся по плиткам пола, и свои мысли о том, как много придется вытирать. Остекленевший взгляд Джейка и кровавую вмятину у него на лбу. Я пыталась понять, чем его ударили, но потом увидела Колина.
Даже со своего места я заметила, как его бьет дрожь, он тяжело дышал и смотрел на мертвое тело.
— Колин? — тихонько позвала я, но он не реагировал.
В тот момент потерять брата показалось мне куда страшнее потери Джейка. Я переступила через мертвое тело и обняла Колина, он вздрогнул, но будто пришел в себя. Потащил меня прочь, позвонил кому-то по дороге.
— Мои друзья помогут.
Я никогда не спрашивала, кто они. Как и не уточняла, чем занимается Колин, куда уходит каждый день, почему у него теперь шикарная большая квартира.
Но в первые дни он оставался рядом, когда я осознала, что произошло. Когда эффект от таблеток начал отпускать. Колин не давал мне новые, чтобы успокоить, просто обнимал и приговаривал, что теперь всё будет хорошо.
Он не целовал меня первым. Это была я.
Единственный мужчина, который защищал и никогда ничего не требовал. Его губы — горький табак и осевшая в уголках ночь. Я скользнула между ними языком, мне хотелось проникнуть глубже, впитать в себя больше Колина. Я ощущала его возбуждение, но он отстранился. Твердо посмотрел на меня:
— Я не стану ничего делать, если не хочешь.
— Но я хочу.
Сильный, сжатый, будто пружина, он любил меня нежно и трепетно. Если Джейк раздевал так, будто я доставшийся ему на Рождество подарок, то Колин — как цветок с хрупкими лепестками, чтобы добраться до сердцевины.
Его пальцы оказались шершавыми, язык — горячим. Он пах табаком, а его волосы казались совсем темными в полумраке комнаты.
Он ласкал и выводил большими пальцами круги вокруг моих сосков. Пересчитывал пальцами ребра и проводил носом вдоль ключиц.
Я зарывалась в его волосы, которые теперь совсем не казались похожими на мои собственные. Касалась заживающего шрама под глазом — кажется, его оставил Джейк. Других отметин на его теле после аварии и драк. Я раскрывала тело и душу.
Он стянул трусики, но не полез сразу впечатывать меня в кровать. Его пальцы осторожно провели у меня между ног, коснулись клитора, нажимая, лаская, то ускоряя, то замедляя движения. Я ждала, что он войдет в меня, но Колин продолжал, пока я извивалась и стонала, умоляя остановиться — и молясь, чтобы он не сделал этого.
Он дошел до конца — до моего конца, когда я до крови вцепилась ногтями в его плечи, исступленно шепча «боже» и «блядь».
В тот день он не сделал ничего больше. И это снова была я, когда следующим утром подскочила к нему сзади. Он стоял в одних джинсах у плиты и готовил завтрак, косые лучи солнца падали на его торс и взлохмаченную голову. В одной руке он сжимал неизменную сигарету.
Скинув платье, я подошла к нему сзади, обняла обеими руками, чувствуя, как он замер.
— Долли. Что ты делаешь?
Его голос был хрипловат, и я только убедилась, что хочу именно его, сейчас. Поэтому расстегнула молнию, скользнула руками внутрь, сжимая его член.
— Долли… пожалуйста, не надо.
Но его слова звучали так же, как накануне мои собственные. Как мольба продолжать.
Недокуренная сигарета полетела в раковину, Колин уперся руками в кухонный столик и опустил голову, пока я продолжала ласкать руками его член. Когда он простонал сквозь зубы, я поняла, что скоро он будет готов.
Колин развернулся, легко подхватил меня и усадил на стол, смахнув с него солонку, салфетки и еще какую-то ерунду. Он сам походил на лесного зверя, пахнущий табаком и нагретой солнцем кожей, возбужденный. Но даже надевая презерватив, даже разводя мои ноги в сторону, он замирал, смотря мне в глаза.
Он уточнял, хочу ли я этого. Готова ли.
Я сама притянула его, обхватила ногами и выдохнула стон ему в рот, когда он вошел в меня. Колин держал меня крепко и умело, а у меня темнело в глазах от удовольствия — оказывается, можно не смотреть на нарисованные звезды, когда они скачут у тебя перед глазами.
Когда я кончила, прильнув к вспотевшему Колину, сливаясь с ним воедино, то ощущала его движение, а потом наконец-то и он отпустил себя, и его стон казался хрупким, ломким, как будто он еще неказистый подросток, а не взрослый мужчина.
Завтрак в тот день, конечно же, подгорел.
Я осталась жить у него. Вновь восстановила контакты с друзьями, рассказывая легенду, придуманную Колином: мы с Джейком расстались, он собирался куда-то уехать.
Ни разу я не спрашивала, что случилось с телом. Мне было плевать.
Я снова встречалась с друзьями, постепенно прошлое становилось дурным сном.
А пару дней спустя Колин принес стол и ноутбук. Коротко сказал:
— Пиши.
Не знаю, было ли то вдохновением или чем-то еще, но первую книгу я написала меньше, чем за месяц. Приключения уставшей принцессы, которую ее верный рыцарь вырвал из лап злобного колдуна. Местами наивно, кое-где блекло, но я хотела говорить о своей боли и отпускать ее.
У Колина были какие-то друзья… не знаю, как они это устроили, но, когда я заканчивала вторую книгу, у меня на руках был договор об издании первой.
Это было счастливое время. Те несколько лет стоят всей моей предыдущей жизни. Или последующей. Потому что потом появился Марк и всё разрушил.
========== Марк ==========
Я знала Марка, один из давних коллег Джейка. Такой же аккуратный, деловой, только далекий от жизни богемы. Он работал в юридической фирме и встретил меня в магазине, где я выбирала апельсины.
Я крутила в руках один, думая, сделать апельсиновый сок на завтрак или лучше пустить в начинку пирога, который так любил Колин.
— Долорес? Долорес О’Лири?
Я подняла голову и увидела Марка. Такого же строгого и явно удивленного встречей.
— Как Джейк? Очень давно его не видел.
У меня было ощущение, как будто кто-то дал под дых. В горле тут же встал противный комок, и я попыталась соврать так же легко, как врала когда-то родителям о колледже:
— Не видела его несколько лет. Мы расстались.
Тогда я бросила апельсины и позорно сбежала, надеясь, что больше никогда не увижу Марка. Но он подкараулил меня через две недели, и я подумала, что стоит ходить в магазин в разное время — но было уже поздно.
— Я тут навел кое-какие справки о Джейке. Не хочешь поговорить, Долорес?
Мы сидели в кафе, где пахло пережаренным кофе, я мешала и мешала свой в маленькой чашечке, слушая спокойный голос Марка. Оказывается, Джейк исчез, его так и не нашли.
— Но до тебя у него была любовница. А потом она ушла ко мне и многое рассказала. Ты знала, что Джейк был тем еще параноиком? У него по всему дому скрытые камеры. Там сейчас живет какая-то его дальняя родственница, она ничего не трогала. Камеры всё еще оказались там. Последняя запись очень любопытна.
— Что тебе нужно?
— Я подумаю.
Эти были самые долгие несколько дней в моей жизни. Колин хмурился и курил больше обычного, видя, что со мной что-то не так. Но я не хотела говорить. Колин и так многое сделал для меня — и я знала, как ночами он просыпался от кошмаров. Однажды рассказал, что видит во сне то убийство.
Я не хотела напоминать. Думала, решу сама. Брат не заслуживал снова во всё это возвращаться.
— Я хочу тебя, — сказал Марк при встрече.
— Что?
— Ты сейчас успешная писательница, а мне надоели любовницы, в моем возрасте пора остепениться.
— Я-то здесь при чем?
— Ты ничем не хуже и не лучше других, но у меня нет желания искать, а на тебя я могу воздействовать.
Потом я узнала, что Джейк многое рассказывал Марку. О том, какая я покладистая, как много позволяю. Еще позже я узнала, что Джейк и Марк соперничали еще с колледжа.
Я стала трофеем. И заложницей.
Колину так ничего и не сказала. Он бы точно не позволил, но я не сомневалась, в тот же момент Марк бы отдал пленки в полицию, и я бы точно потеряла брата. Или, что еще хуже, он пошел разбираться сам.
А я видела в глазах Марка, что он жесток. И опыт Джейка его кое-чему научил.
Я заявила Колину, что у наших отношений нет будущего, что это грех, а я хочу строить свою жизнь сама. Я выбирала самые обидные слова и жала по всем болевым точкам без разбора.
Самая болезненная картина в моей памяти — это растерянный Колин, впервые я видела брата таким. Сигарета догорела до фильтра и обжигает пальцы, а он смотрит на меня, и у него взгляд собаки, которую приручили, забрали домой, а перед Рождеством выкинули на улицу.
Я ушла пройтись. Прогуляться по парку, выплеснуть свою горечь в слезах. А когда вернулась, вещей Колина уже не было в квартире. Только короткая записка: «Не буду тебе мешать».