Рей задрала подбородок и заморгала часто-часто, пыталась скрыть слезы. Ей было больно вспоминать. Бен вознамерился обнять её, успокоить и даже дернулся в ее сторону, но Рей его остановила. Глянула прямо в глаза и чётко проговорила:
— Я считаю, пришло время прочесть эту пьесу в паре. Что скажешь, Бен? Музыка, кажется подходящая!
Пока Рей объясняла слушателям, что они с Беном сейчас прочтут коротенькую пьесу, а ещё наложат на музыку записанные квир-сообществом звуки плотской любви, секса и нежности, Бен взглянул на часы на стене эфирной. И схватился за голову, едва не сбив наушники. Он перепутал время! Он думал, что в его отсутствие Рей посмела влезть в его расписание! А на деле — он испортил ей программу своим поведением, своим хамством и своим неуемным членом! От стыда Бен ничуть не потерял в возбуждении, но, краснея, все же заправил член под одежду.
А Рей, двигаясь легко, как в танце, подперла дверь эфирной, которую можно было отпереть снаружи стулом и вернулась к нему. Он поднял на нее взгляд. Рей тоже краснела. «Ах да, ее пьеса», — вспомнил Бен, понимая, что сейчас придётся импровизировать. Рей же взглянула на его попытки поправить одежду как-то печально. Словно этого и ожидала. Откашлялась. Первое слово произносила неуверенно, но потом голос ее окреп и зазвенел:
— Что с тобой не так?
— Все так, — ответил Бен. Он недоумевал: странное начало для пьесы. Но с удовольствием прикоснулся к Рей опять. Руками и губами. А поцеловать не посмел.
— Но я же вижу, — ее улыбка стала шире и смелее.
— Зачем тебе, мои печали, дева, знать? — здесь Бен выкрутился.
Цитаты классиков он наготове всегда держал. Однако и не только их. Поэтому он снова задрал ей ткань на плечи. Прильнул лицом к ее груди почти устало. Он к этому стремился — он любил ее. Но сам, дурак, не знал об этом раньше. И чтоб прощения просить, Бен потянул ее к себе.
— А почему б тебе не поделиться? — не отставала Рей. Но подскочила, когда он снова пробрался к ней под юбку.
Бен тряхнул головой, немного придя в себя, когда снова ощутил мягкую округлость ее задницы в своих руках — жестких, чуть шероховатых. Это иллюзия, что у пианистов самые ухоженные на свете руки. Но точно — самые умелые.
Рей удивленно и громко вздохнула прямо в микрофон, когда он поцеловал ее в лоб и усадил к себе на колени спиной. Согнул и развел ее ноги. Решил зачем-то, что поцелует ее в губы, только если получит ответ на свои чертовы чувства. Рей охнула, когда увидела, что они отражаются в полированной металлической панели, как в зеркале, и она там бесстыдно выглядит — без белья, вся раскрытая и трепещущая перед его длинными пальцами. Он прихватил губами и зубами ее шею, погладил самым кончиком пальца ее клитор. Рей встрепенулась.
Бен принялся ласкать ее совсем невесомо, нежно. В противовес тому, как посмел коснулся ее в первый раз, — грубо жестко. Он не мог простить себе этого. Девчонка не знала мужчины, а он ее практически изнасиловал, да еще и в эфире! Бен варился в черном пламени самобичевания, однако знал точно: сейчас Рей хочет — такой влажной она была под его пальцами. Он даст ей разрядку, прочитает с ней чертову пьесу, уволится с радио сам… да сделает все, что она скажет теперь!
— Я зол, раздавлен. Крылья ослабели. Душа моя стремится ввысь, а место ей на дне бездонной смрадной ямы. Довольна? — Бен выговорил медленно, мрачно. То, что он чувствовал, почему-то вылилось в пафосную псевдорифму, и от этого еще гаже на душе стало.
Однако он не ленился. Несмотря на сумрачное настроение, Бен с наслаждением ласкал Рей. Одной рукой пропускал ее влажные складочки между пальцами, другой при этом ритмично прижимал ее к себе, имитируя фрикции. И знал, что создавал сладкую вибрацию в низу ее живота. Рей застонала в голос, развела шире ноги — словно приглашала его. А потом откинула голову ему на плечо.
— Ты сам себе эту судьбу отмерил? — проговорила хрипло.
— Да. Я выбор сделал свой давно, — ответил Бен спокойно, продолжая ласкать Рей. Он ввел в нее один палец и сразу же согнул его — так, как делали девушки в соло-порно. Бен любил эти видео, потому что так проще было представлять себя на месте их партнера, а еще девушки ласкали себя именно так, как им нравилось — никакого притворства.
— Каким твой выбор был? — свой вопрос Рей проговорила, запинаясь и дернулась в его руках, когда он добавил второй палец, с силой притиснув ее к себе.
— Свобода, — его ответ прозвучал грубо, хрипло.
— От чего? — Рей простонала, почти что выкрикнула в голос.
Бен посмотрел вперед. Такой ее он и запомнит — на своих коленях. Красивую до дрожи, желанную и всю его — пока.
— Свобода вообще. Я падший. Пал, презрев чужую волю, догм оковы. Мне ненавистна стала благость. И лицемеры, что прощать горазды, — хмуро сказал он, пытаясь снова не сломать тот ритм, что в стонах Рей дробился. Он сочинит сонату. И назовет ее в честь Рей. Но так, чтоб только Рей и поняла.
И Бен поцеловал ее так сильно, что наверняка оставил ей засос. И пусть. Он будет вспоминать, и она тоже не забудет, пока клеймо еще горит на нежной коже. Недели две, а может и все три. Добавил третий палец. Играл с ней, трогал, двигал вверх и вниз. И яростно желал ее, но тела Рей ведь ему мало. Бен погладил ее клитор. Рей на его коленях и Рей в зеркале стонали беспрерывно и ерзали, вдруг развели колени шире. Приглашает, понял Бен. Однако он хотел ее оргазма. Опустил и вторую руку между ее бедер. Он вылижет потом пальцы, что были в ней. Уткнется в руку, и будет блять дрочить… Он это заслужил.
— Ты не веришь в искупление? — громко прошептала Рей.
— Нет. Проступок есть клеймо, — сказал ей Бен. И думал, что ж он натворил при этом. — Его не затереть деньгой, поклонами, словами. Делами можно сгладить. Но сделанного не воротишь.
Не воротишь, точно. Бен усмехнулся этому экспромту. И продолжил трахать ее пальцами все глубже и все грубее.
Рей вдруг перехватила его пальцы, заставив остановиться, и вжала глубоко в себя. Застыла в идеальной неподвижности на миг — словно запоминала ощущения. Выдохнув, проговорила с легкой насмешкой, но еще почему-то с мольбой:
— Звучит претенциозно. Кто ты? Так вольно рассуждающий о выборе, свободе, грехах людских?
Бен положил подбородок ей на плечо и коснулся свободной рукой ее клитора, потер, потянул, вызвав в ее теле волну дрожи. Рей отпустила его руку, и Бен мягко двинул в ней пальцами. Ответил — ей в тон. Только его усмешка была мрачной.
— А ты не знаешь? Не поняла ещё? — и начал трахать ее пальцами так, словно собирался вырвать из нее оргазм. Рей хрипло застонала. Но Бен не собирался ни останавливаться, ни сбавлять темп. Он прижимался к ее спине, и его член пульсировал почти до боли. И тогда принялся за ее клитор. Рей хватило малого: он только нашел чувствительный бугорок большим пальцем, только чуточку надавил — и вот она уже извивается на его коленях с криком, зажимает обе его руки бедрами. Несколько волшебных мгновений Бен наблюдал ее оргазм в полированной панели — запоминал, впитывал каждую деталь зрелища, которого не заслужил.
— Я знаю. Хочу услышать от тебя признанье. Клеймо поставь себе сам. Жду, — проговорила вдруг Рей хрипло, а Бен моргнул — не сразу понял к чему она спрашивает. А поняв — похолодел и привлек ее к себе.
Он долго молчал, прежде чем ответить. Крепко сжимал в объятьях ее трепещущее после оргазма тело и боялся. Боялся до одури ее ответа. Бен вдруг подумал, боялся ли так когда-нибудь тот мужчина на портрете, с которым юная Рей говорила ночью в музее. Однако он все же просипел свою реплику — не гадая, зная, что ответ того с картины был таким же.
— Нет. Кем видеть меня хочешь ты?
Сказал и замер, ожидая удара. «Никем», — скажет Рей холодно после того, что он с ней сотворил. После того, каким мудаком был рядом с ней…
— Мужчиной, — ответила она, чуть отдышавшись. И поглядела в его глаза через зеркальное стекло.
— И все? — Бен поразился.
— А тебе мало? — Рей развеселилась. — Я вот женщина, — она кивнула на его руку, которая опять сползла ей между ног.
— Тебе того довольно? — спросил Бен. И низко опустил лицо. Он ожидал свой приговор и был готов принять ее вердикт.
— Я просто сознаю свою природу, — Рей подтолкнула вверх его лицо, извернулась, поцеловала в шею. — Все горести я выношу за скобки сегодняшней ночи.
— А я за скобками? — проговорил через силу Бен. Он не мог доверять собственным догадкам, жаждал услышать это вслух.
— Нет. Ты внутри.
И прозвучал сигнал конца эфира. Бен отстранённо подумал, что пьесу они так и не закончили — не дошли до собственно секса. И ещё что музыка в эфире оборвалась на полутакте одновременно с её репликой. И это, наверное, не худший вариант…
Рей, которая наклонилась к нему, растерянно заморгала. За ручку двери в эфирную начали дергать. Бен вскочил с ней на руках. Поставил Рей, одернул ей кофточку и юбку, а трусики схватил с пола и сунул себе в карман. Типа на память. Открыл дверь, за которой были раздраженная комментаторша новостей и дежурный менеджер Джелла.
Джелла сунула ему телефон:
— Большое начальство на том конце, — хмыкнула. — Давай бегом, пока реклама.
Рей тихо вышла мимо него по стеночке, стараясь казаться незаметной.
Рон — смешливый здоровый дядька с холеными пальцами и манерами гея (хотя геем Рон не был, с ним злую шутку играли три докторских степени и бесконечная любовь к искусству) говорил возбужденно, но не опустил витиеватого приветствия:
— Добрый вечер, мистер Соло! Надеюсь ваша поездка была плодотворной, а перелет комфортным. Я безмерно рад, что включил наше радио сегодня на замечательной передаче нашего солнышка Рей, — директор деликатно хохотнул с собственного каламбура.
— Я хотел послушать этого, — Рон замялся, а когда продолжил, в его голосе зазвучали нотки гадливости, — этого Креатора. Скажу вам по секрету, мистер Соло, я подумывал закрыть передачу Рей. Уж слишком креативных креаторов она стала к себе приглашать.
Бен задохнулся и скосил глаза в сторону Рей, которая как раз напяливала вязанные полосатые рейтузы прямо в общем коридоре, а такая же полосатая шапка то и дело сползала ей на нос. Бен шагнул ближе, закрывая ее от сального взгляда техника-стажера, который вперился в ее голые бедра под коротенькой пачкой. Состроил страшное лицо, и техник быстренько убрался, а сам Бен чуть не пропустил реплику большого начальства.
-…я объединяю ваши передачи. Теперь вы соведущие, и я жажду не меньше десяти выпусков того, что я слышал сегодня в эфире! Жду программу в понедельник. Хорошего вечера! И поцелуй от меня наше солнышко. Крепко!
На этих словах Бен охренел, а шеф отключился. Бен все ещё пялился как дурак на телефон, когда Рей потянула его за рукав пиджака. Щеки её алели, а говорила Рей, обращаясь к его туфлям:
— У тебя дела? Тебя… не ждать?
Второй вопрос она вообще проглотила — Бен едва его расслышал. Он нашёл её руку и переплел пальцы с её собственными, совсем не таясь. Её «оставим все плохое за скобками» заронило в душу хрупкую надежду, но… Хоть в коридоре никого не было, Рей вскинула на него глаза в полнейшем шоке. Бен тут же отпустил её руку, ощутив укол разочарования: похоже, «за скобками» было там в студии, а теперь… Что было теперь, Бен придумывать не стал. Он поговорит с ней тотчас же — за порогом. Расставит все точки над «и» и пойдёт напьётся в хлам: принимающая сторона удачно снабдила его крепким национальным алкоголем.
— Подожди, меня, пожалуйста, Рей. Я только пальто…
Рей не дослушала, а только угукнула и, едва-едва приоткрыв дверь, верткой лаской юркнула на улицу. Стараясь особо не думать, Бен сунул руки в рукава, намотал на шею шарф и вышел за ней вслед. Но застыл на пороге, едва захлопнув за собой входную дверь студии: за время их совместного эфира дворик офиса совершил прыжок через континент, и он увидел тот самый белый пейзаж, который покинул всего несколько часов назад.
Снег, что только начинался, когда Бен нёсся на радио через весь город из аэропорта, укутал город белым саваном. Ветер доносил звуки неистово сигналящих автомобильных клаксонов, вой сирен аварийных служб: Лондон превратился в сплошную пробку. Но Рей было все равно. Она кружилась на месте и ловила на язык морозную благость, что в достатке сыпалась с неба мягкими разлапистыми хлопьями. Стоило Бену выйти, Рей попыталась остановиться, но поскользнулась и растянулась бы, не подхвати он её. За что тут же был вознаграждён: Рей прижалась своими обветренными губами к его собственным, силясь сдержать смех. Но тут же отстранилась.
— А пойду домой пешком! — выдавила смеясь. — К утру дойду, но как же красиво! Я так люблю снег!
Рей хохотала, выгнувшись в его руках, подставляя лицо снежинкам, а Бен держал её крепко и думал о том, что сегодня, вот именно сегодня он её точно никуда не отпустит. Бен прижал ее к себе, да покрепче.
— Рей, мне очень много нужно тебе сказать. Пожалуйста, пойдем ко мне, я живу совсем рядом. Я ничего больше тебе не сделаю, обещаю, — торопился он, глотал слова и частил.
— Ничего не сделаешь? — Рей притворно нахмурилась. — Тогда я не согласна?
— Что? — Бен отчаянно тупил.
— Пообещай мне продолжение эфира, и тогда я пойду к тебе домой, — Рей сделала шаг назад из кольца его теплых рук.
— Я тебе все что угодно пообещаю. Хочешь продолжения — будет, — Бен сбросил с себя тонкое теплое шерстяное пальто с шелковой подкладкой и набросил на нее, оставшись только в костюме.
— Бен, ты замерзнешь! — Рей хотела воспротивиться.
— А я считаю, что мы отлично обменялись одеждой! — Бен вынул из кармана ее красные стринги и насмешливо поболтал ими в холодном воздухе. Снежинки таяли на кружевах. — Эта часть твоего гардероба согреет меня, пока будем идти полторы улицы к моему дому.
И, к его ужасу, Рей одновременно засмеялась и заплакала.
— Тебя как подменили, — сказала тихо.
Бен шагнул к ней, слизнул с ее губ снежинки со слезами и наконец поцеловал так, как всегда хотел.
Опыт поцелуев у него был. Лет десять назад компашка популярных девчонок поспорила, сможет ли Рафти-наездница поцеловать самого отвратного парня на курсе. И вот в очереди за едой в столовой она подошла к нему и, развернув за грудки, впилась холодными и какими-то неприятно упругими, словно резиновыми, губами ему в рот. Рафти Бену не нравилась, но от неожиданности он вывернул на себя поднос еды, и ржали над ним буквально все. К вящему ужасу Рафти отступила от него и сплюнула, с презрением вытерев губы тыльной стороной ладони. Бен под дружный хохот нескольких курсов убрался из столовой, прикрывая нежданный стояк грязным подносом.
После того случая Бен намертво застрял в дичайшей неуверенности в себе и злобе на весь мир. Он и рад бы быть геем, асексуалом, да хоть кем. Но стояло у Бена на девушек. Однако стояк не мешал ему посылать всех, кто пытался флиртовать с ним, сразу и жёстко. Чисто рефлекторно. Как-то раз он даже купил с рук какую-то бурду, что дают солдатам во время службы для понижения либидо, потому что секса хотелось невыносимо. Но принял Бен «солдатскую настойку» только раз. После чего загремел в больницу с дичайший отравлением.