Её гневные крики и звон упавшей посуды разбудили пациентов. Какой-то эльф с забинтованным плечом оттащил её от растянувшегося на полу Альфрида.
- Тише, госпожа! Успокойтесь!
Раздался топот шагов, и вбежали двое лекарей, а вместе с ними Бард.
- Что здесь происходит? – лучник огляделся по сторонам и увидел растрёпанную дочь. – Сигрид?!
- Он… он… - она всё ещё захлебывалась от гнева, - он воровал лекарства!
Через пять минут Альфрида выставили вон, а Сигрид получила выговор за то, что устроила погром. Бард не сердился на дочь, у него и самого руки чесались как следует наподдать мерзавцу, но Сигрид должна научиться выдержке и терпению, если собирается и дальше помогать в госпитале.
- Я просто хотела, чтобы Фили мог немного поспать, - сказала она. – А Альфрид… Отец! Из-за него наши пациенты страдают от боли! – Сигрид покачала головой, - знаю, нельзя так говорить, но лучше бы тот тролль сожрал его…
- Я всё понимаю, - мягко сказал Бард и ласково поцеловал её в лоб, - но, как помощник целителя, ты не должна так вести себя.
- Этого больше не повторится, отец. Даю слово, - заверила она. - Прости, мне надо бежать, я обещала Фили, что принесу ему снадобье.
Сигрид заторопилась к своему пациенту, а лучник проводил её долгим задумчивым взглядом.
- Идём, Бард, - в шатёр заглянул король Трандуил, - надо обсудить с Торином, как разместить людей и эльфов внутри Горы.
- Что там произошло? – Фили болезненно поморщился.
Его койка находилась в противоположном конце шатра, и он не мог видеть устроенной Сигрид заварушки.
- Да так… - отмахнулась девушка, - ничего. Выставили взашей одного паразита. Вот, попей, - осторожно придерживая его голову, Сигрид помогла Фили выпить лекарство, - боль скоро ослабнет, и ты сможешь поспать.
- Я узнал тебя, - улыбнулся он, - вернее, твой голос. Это ведь ты вынесла меня с поля боя?
Она кивнула:
- Я думала, ты был без сознания. Кстати… ещё раз спасибо, за то, что спас нас от орков.
Её серые глаза лучились искренней заботой, а от рук исходило тепло. Фили вдруг очень захотелось попросить Сигрид побыть с ним ещё немного, но её уставшее лицо удержало гнома от этого шага.
- Иди. Тебе тоже надо отдохнуть. Я ведь вижу, ты почти не спишь.
Сигрид укрыла его одеялом и перебралась на свободную койку по соседству. Свернулась калачиком и по-детски обняла колючую подушку, набитую промокшим сеном.
- Спокойной ночи, Фили.
- Спокойной ночи, Сигрид.
Он знал, что она всё равно не будет спать, и в лучшем случае провалится в короткую и чуткую дрёму, чтобы оказать помощь, если кому-то из больных вдруг станет плохо. Несколько минут Фили разглядывал её хорошенькое, но слишком рано повзрослевшее лицо, а потом, когда боль на время отступила, наконец, уснул.
========== Глава 4. ==========
Сигрид приходила к нему каждый день. Обход больных, конечно, входил в её обязанности, но Фили замечал, что ему она уделяет больше времени, чем другим. Каждый раз, когда выпадало дежурить ночью, Сигрид непременно занимала койку напротив. Фили спас жизнь ей и её близким, твердила она самой себе, и руки её становились нежнее и аккуратнее.
Она заплетала ему волосы. Негоже королевскому наследнику быть лохматым, как гундабадский варг. Устроившись в изголовье постели, Сигрид осторожно расчесывала гребнем спутанную гриву, отбирала по бокам небольшие пряди и сплетала их в тонкие косички. У гномов каждая причёска имеет своё значение, и Сигрид спросила у Фили, что означает его.
- Наследник, будущий король, - в его голосе не прозвучало ни спеси, ни превосходства.
- Тебя это не радует?
- Я родился правителем, - ответил он, - но, будь у меня выбор, я ни за что не хотел бы им стать.
Сигрид улыбнулась:
- Ты говоришь совсем как мой отец. Народ хочет видеть его бургомистром Дейла, а он всеми силами открещивается.
- Ну а ты? – Фили чуть откинул голову, чтобы увидеть её лицо. – Ты этого хочешь?
- Не знаю, - она продолжала водить гребнем по его волосам, и Фили зажмурился от удовольствия, - я понятия не имею каково это – быть знатной дамой. Думаю, я выглядела бы настоящим посмешищем.
Он открыл один глаз и посмотрел на неё:
- У тебя благородная осанка и манеры настоящей леди.
Сигрид порадовалась, что в мутном пламени свечи не было видно, как вспыхнули её щеки. Всю свою жизнь она провела в Эсгароте, и всё, что находилось за пределами Озёрного Города, казалось ей сказочным и далёким. Фили рассказывал ей о Синих Горах, где остался их прежний дом; о Великом Восточном Тракте и перевале у Дунланда; о том, как путешествовали верхом на бочках, и как едва не стали трофеями короля горных троллей. Сигрид слушала, затаив дыхание и иногда закрывала глаза, пытаясь представить то, о чём рассказывал Фили. Воображение рисовало прекрасный и удивительный мир, мир странствий и приключений; мир, который ей, вероятно, никогда не суждено увидеть.
- Какой же ты счастливый, Фили! – тихонько, чтобы не разбудить других больных, воскликнула она. – Счастливый и свободный.
- Ага, - он грустно улыбнулся, - особенно сейчас, когда прикован к этой проклятой койке.
- Но ты поправишься, - Сигрид сказала это без тени сомнения, - ты уже можешь садиться и немного шевелить ногами. И ты чувствуешь боль. Это хорошо. Значит, твоё тело ещё живо.
- Почему ты так заботишься обо мне?
Вопрос застал её врасплох, но уже через мгновение Сигрид взяла себя в руки:
- Ты наследник короля, тебе нельзя умирать, - она пожала плечами и, укрыв его одеялом, как-то слишком быстро засобиралась, - отдыхай. Мне ещё нужно сделать обход.
Короткие осенние дни и долгие ночи сменяли друг друга, и всё неотступнее подбиралась зима. До весны жителей Эсгарота решено было устроить в Горе – места хватало всем, да и рабочие руки никогда не помешают.
К началу декабря Торин окончательно поднялся на ноги, и теперь только многочисленные шрамы на его теле служили напоминанием о цене победы. Кили тоже поправился, хотя о полном выздоровлении говорить ещё не приходилось, но жизнь молодого гнома была вне опасности.
Новые обитатели и гости Эребора вовсю готовились к коронации законного монарха. Чертоги, что почти две сотни лет были пристанищем спящего ужаса, превратились в весело гудящий улей – измученным войной людям, гномам и эльфам хотелось праздника. Изначально церемония планировалась на середину декабря, но сроки пришлось сдвинуть, поскольку караван из Синих Гор задержался в пути. Торин знал, как Дис ждала этого дня. Но когда он получил письмо, в котором сестра сообщала, что задержится, обрадовался. Торин надеялся, что к этому времени Фили, если и не поправится, то хотя бы придёт в норму. И чувствовал себя виноватым. Он, лишь он один затеял этот поход, и на его плечах лежала ответственность за тех, кто согласился разделить с ним тяготы и опасности. Торин помнил, как не хотела Дис отпускать сыновей и как уговаривала их остаться в Синих Горах. И, уходя, Торин дал ей слово, что позаботится о племянниках и не допустит, чтобы с кем-то из них случилась беда. А что теперь? Как будет он смотреть в глаза Дис, когда она увидит искалеченного сына?
Фили тоже всё понимал, но никого не винил. Это война – на ней умирают, становятся калеками… Он знал это в теории, но до Битвы Пяти Воинств ему не приходилось участвовать в настоящем сражении, а мелкие стычки с орками не шли ни в какое сравнение в тем, что было у подножия Одинокой Горы. Знавший о войне лишь по рассказам дяди, больше походившим на красивые легенды, Фили видел её в лживом, романтическом свете. На деле же всё оказалось иначе. Нет в войне ни красоты, ни романтики. Она пахнет кровью и гноем, а вместо грохота барабанов уши разрывает от криков и звона железа. Война уродлива, у неё синевато-зелёное лицо с гниющей кожей и длинные костлявые руки с кусками тлеющей плоти. В ней нет торжества, её гимн – плач вдов и матерей, да завывания раненых, медленно и мучительно угасающих на холодной земле. Теперь Фили знал истинное содержимое войны. И всё же, ни о чем не жалел.
- У всего в мире есть великий замысел, - сказала Сигрид, - и в то же время его нет ни в чём. Всё важно и бессмысленно одновременно.
Фили глянул на неё с изумлением. Совсем юная, почти девчонка – ей следовало бы думать о нарядах и танцах, грезить о прекрасном принце и вышивать картины, чтобы украсить ими дом. Но война, эта чёрная зловонная яма, затягивает в себя каждого, кто имел несчастье оказаться на её краю.
- Эй! – Фили накрыл своей широкой ладонью хрупкое запястье Сигрид. – Не думай об этом. Не думай ни о чём! Живи, радуйся. Ты молода и хороша собой. Тебя ждёт прекрасное, светлое будущее.
Их взгляды встретились. Сигрид улыбалась, но в глазах её блестели слёзы.
- Как бы я хотела верить тебе, Фили… - тихо сказала она.
- А ты верь! – горячо воскликнул он и, неловко повернувшись, разбередил рану. Боль не заставила себя ждать.
- Тише, тише… - Сигрид бережно уложила его обратно. – Я буду верить, обещаю. Но и ты дай мне слово, что не сдашься, - это было требование, не просьба.
Они оба замолчали. Всё происходящее уже давно не напоминало общение лекаря и пациента. Не отдавая себе ясного отчёта, Фили и Сигрид понимали, что балансируют на тонкой и опасной грани, словно идут, держась за руки, с завязанными глазами по верёвке над бездонной пропастью – шаг – и они сорвутся.
На её счастье в покои заглянул Кили, и Сигрид ушла, оставив братьев наедине.
Гномы Эред Луина прибыли к концу декабря. Окончательно вступившая в права зима обещала быть суровой. Бард, всё-таки согласившийся принять трон правителя, на время холодов увёл людей в Эребор – Торин, чувствуя вину, сам предложил ему это. Сигрид отвели роскошные покои аж из трёх комнат, вместе составляющих половину старого дома в Эсгароте. В шкафу появились удивительной красоты платья и туфли, а постельное бельё из тончайшего шёлка так и манило в свои объятия. Как и всякая девушка, Сигрид не могла не радоваться, и первое время подолгу перебирала наряды и украшения, но чувствовала себя в них неуютно.
- И какая же ты у меня красавица! – воскликнул Бард, увидев дочь в изумрудном платье, расшитом серебряными и золотыми нитями.
- Ткань мне подарила леди Дис, а нити принесла Тауриэль, - ответила Сигрид и ещё раз посмотрелась в зеркало.
Обычно она собирала непослушные волосы в тугой узел, чтобы не мешали работать по дому и в лазарете, но сегодня распустила их, и русые локоны пушистым водопадом раскинулись по спине и плечам.
- Тебя примут за эльфийку, - улыбнулся отец.
В этом платье она казалась взрослее, женственнее, и до щемящей боли в сердце похожей на мать.
- Нам пора, - сказал Бард, - иначе опоздаем на коронацию.
В двери покоев деликатно постучали, и вошла молодая гномка, одетая в темно-синее платье служанки.
- Леди Сигрид, мне велено передать вам это, - она протянула ей небольшой футляр, обитый чёрным бархатом.
Прежде, чем удивлённые отец и дочь успели расспросить её, гномка удалилась. Сигрид медленно открыла футляр – внутри, на алой шёлковой ткани лежала подвеска из белого золота, наподобие тех, что носили на голове некоторые из знатных гномьих женщин. Тончайшей работы, переливающаяся россыпью белых камней, она притягивала взгляд, и Сигрид смотрела на неё, как завороженная.
- Кто же это, скажи на милость, дарит тебе такие подарки? – поинтересовался у дочери Бард.
- Не знаю, - опустив глаза, ответила Сигрид, хотя сердце её трепетало от прекрасной и пугающей догадки.
- Да здесь же ещё и письмо приложено! – прежде, чем Сигрид успела отреагировать, Бард взял скрученный в небольшой свиток лист бумаги и развернул.
Несколько секунд он бегал глазами по строчкам и затем, отдав письмо в руки дочери, коротко сказал:
- Будет лучше, если ты вернёшь это.
-Но…- прежде, чем она договорила, Бард вышел в коридор, и Сигрид, всё ещё держа в руках подарок, растерянно и тоскливо глядела ему вслед.
========== Глава 5. ==========
Церемония проходила в Зале Королей. Под потолком горели канделябры, стрельчатые арки украшали гирлянды из остролиста; а с дальней стены, за троном, спускались древние знамена. Гномы, эльфы, люди – жители Эсгарота и даже некоторые из знатных представителей Рохана и Гондора, собрались под древними сводами, чтобы увидеть возрождение великого королевства. От блеска драгоценностей и пестроты нарядов рябило в глазах. Обрывки разговоров сливались в нестройный хор, дамы обмахивались веерами, а некоторые из мужчин разгоняли духоту холодным элем.
Самые высокопоставленные гости заняли места в первых рядах “живого коридора”, тем самым имея возможность собственными глазами лицезреть нового короля.
Сигрид с отцом стояли где-то посередине между входом и троном, но в первом ряду. Бард недовольно покосился на дочь, когда увидел сверкающую в её волосах бриллиантовую подвеску, но ничего не сказал и только молча покачал головой. Сигрид обещала себе, что по окончании церемонии непременно вернёт Фили этот подарок, но ей хотелось, чтобы он прежде увидел его на ней.
Наконец, двери открылись, заиграл торжественный марш, и гул тотчас же прекратился. Появился Торин. В сияющих золотых доспехах и тёмно-синей мантии, отороченной мехом, он выглядел героем древних легенд, явившимся прямо из книги. Гордо и уверенно шествовал он к трону, чуть улыбаясь и кивая на восторженные приветствия гостей. Следом за ним Кили, а по правую руку леди Дис – величественно-спокойная и тщательно скрывающая грусть в ясных глазах. Сигрид уже который раз огляделась по сторонам в надежде отыскать Фили, но не увидела его. Неужели, он пропустит этот важный день?
- Да здесь он, здесь… - недовольно хмыкнул Бард.
- Где?! – переспросила она и тут же мысленно отругала себя за этот скоропалительный выпад. Хотя… отец всегда был невероятно проницательным.
Бард кивнул в сторону трона. Сигрид привстала на цыпочки, вытянула шею и увидела, как Бофур и Ори придерживают едва стоящего на ногах Фили. Сигрид находилась далеко от него, но даже с такого расстояния видела, как смертельно бледен был наследник Торина, и каких усилий стоило ему держаться на ногах. В груди защемило.
Торин дошёл до мраморных ступеней у подножия трона и остановился. Под сотнями восторженных взглядов Гендальф торжественно опустил корону на голову нового узбада.
- Да благословят же валар тебя и твоё королевство, Торин Дубощит! И да увенчают тебя венцом славы, что не померкнет до конца существования Мира!
На несколько секунд воцарилась благоговейное, ничем не рушимое безмолвие, и вот, законный правитель Эребора медленно повернулся к присутствующим. Миг – и тишину разорвал гром аплодисментов и радостных возгласов. Торин чуть склонил голову, поднял руку, и шум тут же стих.
- Обещаю! И клянусь! – зычный голос эхом разнёсся под сводами, - перед всемогущим Илуватаром и всеми вами, быть верным и неизменно преданным своему народу и своему отечеству! Обещаю и клянусь служить ему по долгу короля! Не руководствуясь ни враждой, ни дружбой, ни родством, ни кóрыстью, но памятуя единственно о возрождении и преуспевании своего народа! Клянусь поддерживать мир и спокойствие! Препятствовать всякой несправедливости! Надзирать за правосудием и совершать акты милосердия! Клянусь!
Он замолчал, и присутствующие торжественно склонили головы.
Сразу за коронацией новый узбад Эребора вышел на балкон, где у подножия Одинокой Горы собрался простой люд.
- Торин! Да здравствует король Торин! – кричали внизу и подбрасывали вверх шапки.
Затем на головы правителя и стоящих на балконе посыпался дождь из белых лепестков. Фили держался из последних сил, но в какой-то момент среди гостей увидел дочь Барда.
В изумрудно-зелёном платье и лепестках, осевших на распущенных волосах, Сигрид выглядела, словно лесная нимфа из жаркого лета, капля тепла и солнца в самый разгар зимы. Она повернулась, и драгоценные камни в подвеске заблестели в холодных лучах. Фили улыбнулся ей, понимая, что не ошибся с выбором подарка, ведь истинное назначение бриллиантов – не создавать красоту, а лишь подчеркивать её. Ещё тогда, в самый первый раз оказавшись в доме Барда-лучника, он обратил внимание на его дочь, но первое ощущение было мимолётным и вскоре исчезло – кража оружия, бургомистр, пиршество, болезнь Кили, дракон… Битва. А потом, среди этого беспредельного ужаса, где-то за гранью жизни и смерти, когда он, истекая кровью, лежал на холодной земле, вновь появилась она. Так луч света выводит из тьмы заблудшего путника; так утоляет жажду чистый ручей посреди безжизненной пустоши.