— Прости, — опускаясь перед ней на колени, выдохнул он и поцеловал ее горячий влажный рот. — Быть настолько восхитительной просто незаконно. Тебя нужно посадить за это.
— Ты ведь никому не скажешь? — стягивая с него футболку, усмехнулась она.
— Никогда, — освобождаясь от оставшейся одежды, ответил он. — Пусть все думают, что ты серая мышь. И в постели бревно.
— Эй! — она хотела возразить еще что-то, но нетерпеливый поцелуй заставил ее замолчать. Позже, разметав каштановые волосы по полу и изо всех сил стараясь не кричать от удовольствия, она тоже не смогла вернуться к дискуссии.
Несколько недель спустя, сидя на своей кровати в поместье Малфоев, он понимал, что в просьбе никому о ней не рассказывать был совсем иной подтекст. Драко поднялся и отправился в ванную, часы невозмутимо отмеряли время, намекая, что министерская работа не сделает сама себя, пока он сидит и грезит о Гермионе Грейнджер.
Объективно, она была не так уж хороша. У Драко бывали гораздо более умелые и опытные любовницы, вот только воспоминания о них не отправляли его в ванную каждое утро. Гермиона не делала ничего особенного, она сама была особенной.
Но даже стоя под холодным душем, он все равно не мог выкинуть из головы мысли о ней. Если он хоть что-то понимал в женщинах, они не поступают так из ненависти. Если это и была месть, то самая хреновая месть в истории человечества.
— Что это? — спросил он как-то утром, поймав Гермиону за руку, на которой выделялся побелевший от времени шрам. При ближайшем рассмотрении буквы складывались в слова «грязная кровь», написанные слитно. Гермиона на мгновение поджала губы, а потом снова расслабилась.
— Рок-группа, — сказала она. — Я с ума по ним сходила, когда была подростком.
— Настолько, чтобы вырезать название на руке? — с недоверием уточнил он.
— Это металлкор, детка, — пожала плечами она. — Чем больше крови и боли, тем лучше. Когда тебе семнадцать, это не кажется глупым.
— А это что? — поднял он свою руку, на которой все еще оставались неясные темные очертания метки.
— Байкерский клуб, — мгновенно отреагировала Гермиона. — Я не помню точно, как он назывался. То ли «Скользкий череп», то ли «Лысый змей»… В любом случае, ты продержался там недолго и свел татуировку, как только тебя исключили.
— Меня исключили из байкерского клуба? — возмутился он. — Да что я такого сделал? Нарушил дресс-код, перепутав кожаный костюм с рабочей одеждой стриптизера?
— Я не знаю, мы тогда еще не встречались, — засмеялась она, — но мне нравится ход твоих мыслей.
Вода плавно стекала с тела, унося с собой пыль и усталость. Впрочем, для того, чтобы как-то пережить этот день, ему понадобится Бодрящее зелье. Или два.
— «Скользкий череп!» — прошипел Драко, с ожесточением намыливая голову. — Очень смешно, дорогая!
Впрочем, в названии рок-группы тоже ничего смешного не было, учитывая, что Гермиона получила этот шрам в подвале поместья Малфоев и далеко не по своей воле.
Гермиона лгала ему о многом, весьма о многом. Говорила ли она когда-нибудь правду?
========== Глава 18 ==========
На следующий день, после внушительной порции Бодрящего зелья, без которого он не смог бы выползти из постели, Драко влез на чердак и перевернул вверх дном все, что хранилось там веками. Астория не собиралась помогать ему справиться с сыном, и ее можно понять, но время утекало, как песок сквозь пальцы. Еще немного, и Люциус обнаружит огромное светящееся пятно на своей репутации, и тогда устанавливать хоть какие-то отношения со Скорпиусом будет уже поздно.
Драко удалось создать какое-то подобие семьи с женщиной, которая раньше его терпеть не могла, и детьми, которые видели его в первый раз в жизни. Все, что от него требуется — это провернуть то же самое в отношении собственного сына.
Но лорд Драко Малфой, с его блестящим воспитанием и огромным количеством ограничений, не справился с этой задачей. Придется признать, что мистер Дик Грейнджер, болван и дилетант, который ничего не знал о мире, в котором жил, но вынужден был очень быстро учиться, подходит для этой задачи гораздо лучше. Чего этот парень никогда не делал, так это не пытался заставить свою жену и детей быть кем-то, кем они не являлись. Он принимал их такими, какие они есть.
До того, как познакомиться с Роуз и Хьюго, Драко и не предполагал, что с детьми нужно играть. Он думал, что они существуют для того, чтобы с помощью наставлений и упреков сделать из них взрослых людей, независимо от возраста. И если с сыном этот метод не работал, значит что-то не так с самим Скорпиусом.
Но с мальчиком все в порядке, с его семьей что-то не так.
С грохотом перевернув очередной деревянный ящик, Драко закашлялся, огромная туча пыли окутала его с ног до головы. Кое-как стряхнув грязь с волос и плеч, он оставил одежду испачканной. Сегодня он и не должен выглядеть идеально.
В саду безмятежно пели птицы, провожая последние дни лета. Выбрав дерево, которое располагалось в прямой видимости не такого уж тайного убежища наследника Малфоев, Драко повесил на ствол крышку от соломенной корзины, отошел на несколько шагов назад и достал из-за плеча лук, только что извлеченный из-под вековых завалов.
Стрелять он не умел и никогда в жизни не учился, но некоторые битвы затеваются не ради победы. Тетива рассохлась от времени и порвалась, так что пришлось трансфигурировать ее из первой попавшейся травинки и потратить полчаса на то, чтобы прикрепить к оружию. И еще до того, как Драко в первый раз прицелился в мишень, среди темных ветвей кустарника показалось бледное лицо его сына. Судя по его огромным глазам, Скорпиус в жизни не видел ничего более шокирующего.
Драко промахнулся один раз, другой, третий. Уронил стрелу, наклонился за ней и просыпал из колчана все до единой.
Скорпиус не мог наблюдать за этим спокойно. Он краснел, бледнел, то и дело открывал рот, закрывал его, вздыхал, открывал рот снова и прикрывал губы ладонью. Когда Драко ронял стрелу или в очередной раз промахивался по мишени с расстояния в пять футов, Скорпиус шлепал себя ладонью по лбу так громко, что этот звук должна была слышать Нарцисса в своем будуаре.
Мальчик помнил о решении никогда не разговаривать с отцом, но то, что тот вытворял в данный момент, было просто возмутительно! Эта пародия на стрелка оскорбляла честь охотника!
Когда Драко перевернул лук параллельно земле и попытался приладить стрелу поверх руки, Скорпиус уже едва мог дышать от бешенства. Но когда его отец легкомысленно пожал плечами и просто кинул стрелу в мишень, как дротик, мальчик сорвался с места и через секунду стоял напротив него, красный и взъерошенный.
— Ты, — с трудом выдавил он. — Ты оскорбляешь оружие!
Драко только слегка поднял бровь, без особого интереса посмотрел на сына и снова вернулся к мишени.
— Не желаю слушать упреки от человека, устроившего Хиросиму в собственной гостиной.
Даже если Скорпиус понял смысл этого сравнения, вида он не подал.
— Где это вы нахватались таких слов, молодой человек? — проскрипел он в ответ, изображая Нарциссу. — В этом доме за подобные выражения подают кусок мыла вместо завтрака.
— Не только у тебя есть маленькие грязные секреты, — пожал плечами Драко и снова прицелился.
— Не понимаю, о чем ты, — сморщился Скорпиус, глядя на возмутительно неправильное положение пальцев стрелка. — Тетиву порвешь.
— Что?
— Ничего.
Драко пожал плечами и вернулся к своему занятию. Он порвал тетиву ровно через два выстрела. За его спиной раздалось шипение, Скорпиус сжал кулаки так сильно, что костяшки пальцев побелели.
— Положи. Лук. На землю, — разделяя каждое слово, выдавил он. — И не трогай, пока я не вернусь.
Убедившись, что в его отсутствие с многострадальным оружием ничего не случится, Скорпиус отступил в свое убежище, а затем вернулся с собственным луком. Драко не ошибся, когда предположил, что мальчик очень привязан к вещам, которые хранятся в его тайнике.
За следующие полчаса Драко узнал о своем сыне больше, чем за последние два года. О его друге по имени Амир, который мог поразить кролика с тридцати шагов, и был далеко не самым лучшим стрелком в своей деревне. О других мальчиках и девочках, которые говорили на языке змей, но не потому, что все как один были наследниками Слизерина, а потому, что учились этому с пеленок. Они росли в таких местах, где змеи заползали в дома и жизненно-важным было умение договориться с ними по-хорошему.
И, разумеется, за полчаса Скорпиус не промахнулся ни разу.
— Ты безнадежен, — протянул он, когда Драко попытался воспроизвести движения сына, но у него снова ничего не получилось.
Малфои обменялись презрительными взглядами.
— Ты, как учитель, тоже, — не остался в долгу Драко. Скорпиус немедленно насупился, и его отцу стоило определенных усилий сохранить серьезность. Уж он-то отлично знал, насколько уязвимо самолюбие Малфоев.
— Локоть нужно держать выше, — минуту спустя проворчал мальчик и поднял правую руку, чтобы отец ее хорошо видел, — а пальцы — вот так.
***
— Ты слишком много думаешь, Малфой! — Гарри тяжело дышал после очередного поединка. — Мы здесь не в шахматы играем!
Драко смотрел на него и не мог понять, каким образом Поттер пролез в его настоящую жизнь из той, ложной. Казалось, он не делал ничего особенного: не говорил о прошлом, не вспоминал о Гермионе, не просил за нее, не давил на жалость, не осуждал… Он просто был в дуэльном зале в восемь часов вечера каждый раз, когда Драко приходил сюда.
И Гарри делал то, что умел.
— Нужно всего две вещи, чтобы сражаться, — говорил он, — гнев и страх. Один говорит: «Бей!», другой — «Защищайся!».
Драко мог позволить себе любого преподавателя дуэльного искусства, включая самых именитых. Вряд ли хоть один из них выстоял бы против аврора в настоящем сражении, но для обучения этого было бы достаточно. Встречаться именно с Поттером не было никакой необходимости, и все же Драко приходил снова и снова.
— Мысли тормозят реакцию, — поднимая палочку на уровень глаз, проговорил Гарри. — Прекрати думать и начни чувствовать.
Ответ скрывался где-то в судорожном вдохе перед атакой, в последней попытке призвать щит, в осторожном шаге назад и бешеном рывке вперед, в ощущении свободы, когда Драко забывал, кто он есть и помнил только, что должен делать. Проходили недели, и если в первый раз Гарри пришлось притвориться, что он повержен, в последующие встречи ему становилось все труднее не проиграть на самом деле.
Что-то здесь не так.
У Поттера нет ни одной объективной причины сделать Драко Малфоя более умелым дуэлянтом, чем он есть. В самой безумной из своих фантазий Драко не мог представить, как переводится в Аврорат. Поттер также не стал бы на это рассчитывать.
— Почему ты все еще торчишь здесь со мной? — убирая палочку, спросил Драко. — Других дел нет?
Гарри опустил глаза и спрятал палочку в рукав. Длинный шрам на его руке побелел от недавнего напряжения. Драко вспомнил, как много лет назад девочки в гостиной Слизерина шептались, будто Амбридж заставила его писать «Я не должен лгать» собственной кровью до тех пор, пока на руке не остались глубокие порезы от черного пера. Малфой усмехнулся. Амбридж сделала только хуже. Поттер, может, и перестал лгать в общепринятом смысле этого слова, но он научился выворачивать правду таким образом, что узнать ее становилось невозможно.
— Тебя учил сражаться твой отец, он не доверил бы это никому другому, — зеленые глаза смотрели спокойно. — Никогда не стоит упускать возможность научиться чему-то новому.
Гарри учился сражаться с Люциусом, и Драко помогал ему в этом на протяжении нескольких недель. На добровольной основе и не без удовольствия.
На прощание бросив Поттеру горячее пожелание сдохнуть поскорее, Драко вышел из дуэльного зала, чтобы никогда больше не вернуться туда.
Гарри Поттер никогда не был на его стороне.
***
Дни тянулись один за другим, точно патока — длинные и насыщенные, как бывает только перед наступлением осени. Драко не сомневался, что маленький грязный трюк Скорпиуса был давно раскрыт многими гостями семьи Малфой, но ни один из них пока не осмеливался заявить об ущербе публично. Что касается самого мальчика, он оставался не слишком разговорчивым, но уже не спешил спрятаться, завидев приближение своего отца.
Возвращаясь из Министерства, Драко обыкновенно находил его сидящим около границы магического барьера. Мальчик неотрывно смотрел вдаль, будто видел что-то, недоступное глазам других волшебников. Первое время Драко не обращал внимания на странное поведение сына, в конце концов, разве он не должен порадоваться, что мальчик не проводит свободное время, болтаясь на люстре в гостиной? Но чем дольше продолжался этот период безмятежного спокойствия, тем тревожнее стучал набат в голове лорда Драко Малфоя. В последний раз, когда Скорпиус был так благостен и спокоен, он заражал фосфоресцирующей плесенью благородные дома магической Британии.
Ради всего святого, чем он занят на этот раз?
Драко остановился посреди ведущей к дому дорожки, разглядывая спокойно сидящего по-турецки ребенка. Лицо Скорпиуса было обращено к виднеющейся вдалеке кленовой роще, руки сложены на коленях. Издалека невозможно было различить выражение его лица, но не похоже, что мальчик расстроен или подавлен.
С легким хлопком неподалеку появился Люциус, он на секунду зажмурился, словно прогоняя блики солнца от глаз, а затем огляделся вокруг. Обнаружив внука на прежнем месте, он поджал губы.
— Добрый вечер, отец, — поприветствовал Драко. — Что-то случилось?
— Все в полном порядке, — Люциус перевел взгляд с далекой фигуры Скорпиуса на Драко, выражение его лица оставалось непроницаемым. — Почему ты спрашиваешь?
Драко пожал плечами и вежливо осведомился, не найдется ли у Люциуса немного времени после ужина, чтобы обсудить дела. Благосклонно кивнув, старший лорд Малфой направился к дому, потирая висок.
— Что ты делаешь? — спросил Драко у сына, быстро преодолев разделяющее их расстояние. Скорпиус обернулся, наградил его подозрительным взглядом и ничего не ответил, но вскоре он поднял руку и легко прикоснулся к барьеру указательным пальцем. Прозрачный и невидимый до этого момента купол тихо загудел и оттолкнул его руку. Мальчик принялся ритмично постукивать по нему, делая паузы через каждые три такта, чередуя быстрый и медленный темп.
— Думаешь, однажды он не появится? — хмыкнул Драко. — Глупо повторять одни и те же действия и надеяться на другой результат.
Скорпиус обратил на него полный презрения взгляд.
— Я что, похож на идиота?
***
Кабинет Люциуса Малфоя — святая святых его поместья, медленно погружался в вечерние сумерки. В последнее время к дереву, что своими ветвями касалось высоких окон, то и дело прилетали совы, ненадолго задерживались и улетали снова. Мистер Малфой, опираясь на трость, стоял около окна, то и дело щурясь. Когда Драко вошел, он обернулся, и бледная улыбка осветила его лицо.
— Я подал прошение о переводе в Сектор магического законодательства, — проговорил Драко и устроился в кресле для посетителей. — Мортимер говорит, формальности займут около месяца. Ты можешь ускорить процесс?
Было бы непростительной глупостью считать, что выходка Скорпиуса не отразится и на работе Драко тоже. И если ему суждено застрять на одной ступени карьерной лестницы, где в течение нескольких лет никто не рискнет пожать ему руку, он хотел застрять в правильном отделе. Драко планировал постепенно переключить на себя все контакты своего отца, чтобы, когда придет время, Скорпиус смог покинуть поместье Малфоев без последствий для него самого и его матери. Но время Люциуса в качестве серьезного теневого игрока в Министерстве истекало, и Драко решил использовать влияние своего отца, пока оно у него есть.
Люциус подошел к своему столу и опустился в кресло.
— Я уж думал, не дождусь этого светлого дня, — улыбнулся он и поднес руку к лицу, точно намереваясь смахнуть скупую слезу. — Ты уверен, что не хочешь начать процесс над Гермионой Грейнджер?