**** Освящённый плат, в который зашита частица мощей канонизированного святого. Только на нём совершается литургия. В западной христианской традиции антиминс отсутствует, его функцию исполняет корпорал.
***** Лоренцо ди Пьеро де Медичи Великолепный (1449 — 1492) — флорентийский государственный деятель, покровитель наук и искусств, поэт.
****** Так проходит мирская слава! (лат.)
========== Глава 12. Пророчество Дьявола ==========
Солнце пригревало совсем по-летнему, когда траурный кортеж доставил почившего короля к месту последнего пристанища. Шесть лошадей в попонах и сбруях из чёрного бархата провезли повозку с набальзамированным телом по запруженным народом улицам городка Клери. Спорили, перекликались медными языками десятки колоколов, возвещая об утрате. Во всех церквях по пути следования кортежа служили мессы, бедняков щедро одаривали деньгами. Людовик Одиннадцатый, никогда не знавший праздности, избавился от боли, изводившей его в последние годы жизни, и отправился туда, где земные деяния, злодейские и благие, разбирал неподкупный судья.
Ни Жеана Фролло, ни Оливье ле Дэна не было в Клери, когда останки властелина Франции упокоилось в роскошной гробнице базилики Нотр-Дам. На следующий же день после смерти Людовика Одиннадцатого вступивший на престол тринадцатилетний дофин, вошедший в историю под именем Карла Восьмого, отдал приказ об аресте набившего всем оскомину чрезмерными жадностью и сластолюбием отцовского фаворита. Так аукнулись Оливье Негодяю, Оливье Дьяволу бестактные слова, сказанные королю на одре болезни! Всё закономерно: с уходом правителя настают сложные времена для его приближённых. Иным удаётся сохранить своё выгодное положение, другие теряют власть, имущество, а зачастую и головы. Ведь, чем выше сидишь, тем больнее падать, тем дольше ноют ушибленные места. Хоть августейший отец и завещал сыну беречь людей из своего ближайшего окружения, сын предпочёл преступить заветы Людовика.
Арестовать ле Дэна и препроводить его в Париж приказано было Фролло, что тот с мстительным удовольствием и проделал, поскольку не питал к брадобрею ни малейшей симпатии. Вдобавок Жеану хотелось выслужиться перед дофином. Фролло чувствовал себя заблудившимся в лесу путником, углядевшим справа и слева мелькающие среди деревьев огни, один из которых — окно сторожки лесника, другой — костёр разбойников. Ошибаться нельзя! Верховный судья ещё метался, решая, к какому лагерю примкнуть. Тринадцатилетний мальчишка, ко всему прочему, слабый здоровьем — не правитель! Марионетка в чужих руках, успевших вовремя ухватить нужную верёвочку. И характер отнюдь не отцовский. Что Карл действительно унаследовал от Людовика, так это породистый фамильный нос. Яснее ясного, что регентшей при юном монархе станет старшая сестра, Анна де Божё, названная отцом «наименее безумной женщиной во Франции», а с нею её супруг, герцог де Бурбон.
К противоборствующему стану принадлежал принц крови Людовик Орлеанский. Человек весёлого нрава, любящий развлечения, женщин и охоту, он прежде не интересовался политикой. Но годы текут и всё меняется, в том числе и человеческие убеждения и предпочтения. Принц недолюбливал кума, Людовика Одиннадцатого, некогда заставившего юношу против воли жениться на своей дочери Жанне — некрасивой, рахитичной и горбатой. Причём не просто заставил, а ещё и бдительно следил, чтобы молодой муж не увиливал от исполнения супружеских обязанностей. Ещё ходили слухи, будто в происхождении принца не всё гладко, поскольку матушка его, Мария Клевская, женщина очаровательная и умная, чрезмерно любила общество мужчин. Но слухи, не подкреплённые прямыми доказательствами, остаются слухами. Как бы там ни было, но герцог Карл Орлеанский беспрекословно признал младенца и с радостью принял предложение короля о помолвке Луи и Жанны. От матери ли досталась принцу горячая кровь, мстил ли он куму за постылую женитьбу, но красавец Людовик, по его признаниям, испробовал всех женщин амбуазского двора, брезгуя долгом перед законной женой. Принц, воодушевлённый болезнью короля, взлелеял мечты о короне и выискивал возможности отобрать её у законного наследника. В прошлый раз, четыре года тому назад, ему не повезло, король выкарабкался вопреки неблагоприятным прогнозам. Ушедший в тень Луи утешался в объятиях куртизанки Амазии, женщины столь ловкой, что она умудрялась изменять любовнику, когда тот находился в соседнем помещении. Причём прелестница не находила в подобном поведении ничего предосудительного.
Теперь же Людовик Орлеанский, дождавшись урочного часа, не преминет побороться за престол. Коли уж на то пошло, в качестве лидера принц устраивал Верховного судью гораздо больше, чем мальчишка и женщина. Если Фролло воспылал страстью к одной из красоток, это отнюдь не означало, что он возлюбил весь слабый пол! Однако… Неприязненное отношение Луи Орлеанского распространялось не только на усопшего короля, но и на его фаворитов. От принца, равно как и от дофина, следовало ожидать удара в подвздошину. Пока Оливье ле Дэн отвлёк внимание на себя. Но кто знает, когда придёт его, Фролло, черёд? Верховный судья не позабыл страшные августовские сны. Поразмыслив, он решил покамест держаться дофина, а там действовать в зависимости от того, как поведёт себя принц.
Итак, солнечным днём первого сентября две печальные процессии выдвинулись из Плесси в разных направлениях. Одна — через Тур на Клери, другая — в Париж. Всю дорогу Оливье почти не разговаривал со своим конвоиром, раскрывая рот в лишь самых крайних обстоятельствах, когда общения никак не миновать. Да и о чём было им говорить? Оба знали друг друга как облупленных. Жеан проделал хорошо знакомый ему путь, доставив пленника до самых ворот Консьержери. Оливье — подавленный, подрагивающий мелкой дрожью, не жаловался и не отбивался. Он даже нашёл в себе силы напророчествовать Верховному судье, прежде чем темница поглотила его, выкрикнув почти то же, что много лет спустя Дантон предрёк Робеспьеру, следуя на эшафот:
— Напрасно злорадствуешь, Фролло! Скоро ты отправишься по моим стопам!
— Покаркай ещё, облезлый ворон! — отбрехался Жеан. Пророчество ле Дэна пришлось точнёхонько по больному месту, взбаламутив угомонившиеся было сомнения. Памятуя сон о кошках, судья решил не откладывать дела в долгий ящик. В тот же день он, вызвав удивление Клода, перевёз всех своих питомцев в монастырь. В сих святых местах эти зверьки издавна находили прибежище, а монахи относились к ним благосклонно, видя их заслуги в охране припасов от посягательств армий крыс и мышей. И, раз уж всё равно явился в собор, Фролло навестил Квазимодо, поскольку со времён знакомства с Эсмеральдой обществом горбуна бессовестно пренебрегал.
— Вижу, у тебя отныне прибавилось забот, — мрачно заметил Жеан, прозрачно намекая на беспрестанно служившиеся панихиды по усопшему королю.
— Скучать мне редко приходится, господин, — улыбнулся Квазимодо. Лицо его, исполненное обожания, казалось даже почти милым. — Да, право, и ребятам моим впору дать работу, не то эти бездельники совсем заржавеют.
Произнеся такую пространную речь, что он делал не всегда и не перед всеми, горбун с гордостью посмотрел вверх — туда, где среди деревянных балок жили его друзья, возглавляемые многотонной Марией, чей голос в тоне фа-диез звучал в дни большого благовеста. Фролло невольно позавидовал звонарю: вот он — горбатый, кривой, глухой, безродный, но ему не грозит распрощаться с жизнью по прихоти сюзерена. Слабое утешение и неудачно избранный объект для зависти, но мысли судьи в данный момент занимали всё те же: принц и дофин.
Даже Эсмеральде, по которой он так соскучился, не удалось развеять его тревогу.
— Напрасно я приручил её, — подумал Фролло, обнимая цыганку. — Случись что со мной, не избежать кары и ей!
За ужином кусок не лез ему в горло, хотя трудолюбивый повар расстарался на славу ради приезда хозяина. Эсмеральда напрасно пыталась растормошить его, пробудить его аппетит — Жеан отказался от любимейших лакомств, которые в другое время непременно отведал бы. Его поведение разительно отличалось от привычных поступков Фролло. Обычно друг, изголодавшись по её ласкам, не отпускал её от себя до тех пор, пока не насытится, а сейчас судья даже взгляда девушки избегал. Когда настал час ложиться спать, Жеан, не раздеваясь, сидел на краешке постели, сумрачно глядя на свечу. Пляшущее пламя несколько успокаивало его раздёрганные нервы. Цыганка не выдержала. Обняв плечи судьи, она спросила:
— Что с тобою, Жеан? Ты тоскуешь по королю? Или я стала противна тебе? Ты разлюбил меня? Посмотри же, вот я, твоя Эсмеральда, я честно ждала тебя, а ты… Какая печаль тебя гложет? Да взгляни же на меня!
Фролло порывисто схватил её руки, потянул, заставив сесть к себе на колени.
— Что король? Господь и Архангелы сейчас вершат суд над его душой! — заговорил он, по-кошачьи потёршись щекой о волосы цыганки. — А кто свершит суд надо мной — того я не знаю! Моё положение сейчас шатко, о Эсмеральда, и я боюсь, как бы мои враги, расправившись со мной, не отыгрались на тебе.
Он рассказал ей о грядущих распрях за корону, о странных снах, о пророчестве цирюльника ле Дэна.
— Тогда давай сбежим, прямо сейчас! — вскочила цыганка. Щёки её раскраснелись, в груди всколыхнулась память о пройденных с табором дорогах. — Мы скроемся, нас никогда не найдут. Ведь жизнь и свобода значат для тебя больше власти, больше богатства?
Она напрасно полагала прошлое навсегда отринутым. Разве возможно забыть вольные просторы, расстилающиеся под босыми ногами дороги, рокот бубна, треск бивачного костра? Это родимое пятно, его не сведёшь, не смоешь. Былое, дремавшее в её крови, заговорило тысячей тысяч цыганских голосов, упрашивало, звало в путь.
— Бежим, Жеан! Брось всё, иди за мной! — дрожала от наплыва впечатлений девушка.
— Глупенькая, — криво усмехнулся Фролло, тоже содрогаясь. — Куда и как мне бежать? Скитаться под чужим именем? Покинуть Францию, уплыть в неведомые края?
Сейчас! — понял он. Сейчас самое время отпустить прирученную птицу. Если он это сделает, если он разожмёт ладонь с меткой зла — цыганка уйдёт без сожаления. И тогда его сердце разлетится на мелкие осколки.
— Мне… некуда бежать.
— Всё ещё боишься псоглавцев? — лукаво прищурилась Эсмеральда.
Вопрос разрядил обстановку и несколько развеселил Жеана. Кровь его закипала от прикосновений девушки, ищущей его ласк. Женщина умеет добиться своего, заставив мужчину позабыть всё на свете и переключить внимание на себя одну. Фролло решил до поры оставить беспокойство. Пока его не тронули, а грядущее он всё равно не предотвратит. Благоразумнее подождать, посмотреть, в какую сторону повернут обстоятельства и уж тогда бросаться в омут. Бегство — удел труса, а трусом Жеан Фролло не был. А ещё он любил и был любим, чего для счастья вполне достаточно.
========== Глава 13. Долг платежом красен ==========
В нашем повествовании есть один герой, чью судьбу не стоит оставлять без внимания. Это Пьер Гренгуар, нищий поэт, муж и помощник Эсмеральды. Не будет лишним рассказать, что произошло с ним с того момента, как мы с ним расстались. За полтора года, прошедшие после ухода цыганки и козочки со Двора чудес, дела поэта пошли в гору. Как мы помним, он работал над новой пьесой, обещавшей превзойти провалившуюся мистерию. Сочинение это Гренгуар благополучно закончил. Верховный судья в благодарность за участие поэта в вызволении Эсмеральды и по просьбе цыганки посодействовал постановке пьесы в Гран-Шатле. То был первый и единственный раз, когда Жеан Фролло покровительствовал искусству, но необходимый толчок, способствующий взлёту, Гренгуар получил. Премьеру приурочили к приезду в Париж Папского посла. То ли сочинение по содержанию и увлекательности действительно превзошло прошлое его творение, поскольку автор научился угадывать вкусы публики, то ли зрители в Шатле оказались благодарнее, чем во Дворце правосудия и их не отвлекали ни выходки школяров, ни выборы папы, то ли удачно сложились звёзды, но постановка имела определённый успех. У Гренгуара появились деньги.
Нечего и говорить, наш поэт в подмётки не годился Расину, Мольеру, Лафонтену или Корнелю, но всё же его заметили, у него появились полезные знакомства и возможность выгодно пристраивать свои произведения. И, главное, заработок на любимом деле. Пьер наловчился посвящать стихи вельможам — тем самым вельможам, которых прежде высмеивал в эпиграммах. Ничего не поделаешь: если моральные принципы мешают прокладывать путь наверх, с ними поступают по примеру ящерицы, оставляющей врагу хвост. То есть отбрасывают как совершенно ненужную вещь.
Гренгуар снял комнатку у некоей Мадлен Туржон, вдовы галантерейщика с улицы Ферр. Хозяйке, пышущей здоровьем женщине лет тридцати пяти, постоялец приглянулся, что она всячески давала понять, и плату за питание и постой брала совсем скромную. Пьер и сам подумывал, не попробовать ли ремесло галантерейщика и не сделаться ли новым мужем предприимчивой Мадлен, чтобы, по крайней мере, раз навсегда решить жилищный вопрос. Он помнил, что женат, но много ли значит варварский брак, тем паче, если супруга тоже не соблюдает условий договора! Поэт по старой дружбе иногда встречался с Эсмеральдой, но гораздо больше скучал по проделкам козочки Джали. Ещё оставались у него обязательства перед братством арго, но не слишком обременительные — подать монетку попрошайке или поделиться с ним обедом. Зато стоило только сложить пальцы правой руки особым образом, чтобы бродяги признавали в нём своего, и спокойно ходить по улицам, что весьма ценно в тёмное время суток.
Вечером пятнадцатого января тысяча четыреста восемьдесят четвёртого года Гренгуар находился в доме на улице Ферр и любовно начищал башмаки покойного галантерейщика, пришедшиеся ему впору. Возможно, поэт вспоминал свои приключения двухлетней давности, возможно, подумывал, не сочинить ли хвалебную оду в честь принцессы Анны, за которой десять дней тому назад Генеральные штаты утвердили опеку над юным Карлом. Не исключено также, что ни о чём существенном он не помышлял, а просто наслаждался теплом и вкусным запахом грядущего ужина. В этот блаженный миг в дверь робко постучали. Мадлен, недовольная поздним визитом, ворчливо поинтересовалась, кого Бог послал ей на ночь глядя.
— Скажите, пожалуйста, не здесь ли живёт Пьер Гренгуар? — ответил женский голос, заставивший поэта подскочить.
— Вы ошиблись, сударыня! — отрезала возревновавшая вдова. К несчастью для неё, Гренгуар всё слышал. Вихрем он подлетел к двери, непочтительно толкнув галантерейщицу локтем, отодвинул засов и прокричал в январский сумрак:
— Эсмеральда, постой! Вернись!
Мадлен, раздувая ноздри, смотрела, как незнакомая девица вступает в её дом. И это бы ещё ничего, но вслед за поздней гостьей в дверь нахально проскользнула коза. Цокая копытцами по половицам, вредное животное принялось весело скакать вокруг поэта, выражая радость от встречи. Мадлен не выдержала.
— Чего мне ещё недоставало! Этакая пакость в моём доме! — вдова упёрла руки в бока. — На дух не переношу коз, от них ужасный запах и шерсть сыплется! И глаза у них колдовские, и копытца, точно у бесенят. Слышите, мэтр Гренгуар? Довольно и того, что вы привечаете бродяг. Так теперь взялись водить девиц и пускаете с ними грязных животных! Немедленно гоните обеих!
— Этой девушке я обязан жизнью! — встал в позу Гренгуар. — Если б не она, гнить бы моим костям в сточной канаве!
— Ничего не желаю знать!
Союз муз и галантереи грозил рухнуть. Эсмеральда — то действительно была она, шмыгнув носом, гордо мотнула головой.
— Не утруждайтесь. Идём, Джали, нам здесь не рады.
— Постой, Эсмеральда! — преградил ей путь Гренгуар и, наклонившись к уху квартирной хозяйки, шепнул. — Она любовница Верховного судьи!
Фраза подействовала лучше всякого заклинания.
— Так что же вы сразу не сказали? — мгновенно просияла Мадлен, по достоинству оценив статус и одежду гостьи. — Друзьям моего постояльца я всегда оказываю самый тёплый приём. Раздевайтесь и извольте отужинать с нами.
Цыганка, поникшая, расстроенная, не двигалась. На ресницах её дрожали капельки — не то слёзы, не то оттаявшие снежинки.
— Что произошло, Эсмеральда? — участливо спросил Гренгуар.
Девушка подняла голову. Губы её тряслись. Несомненно, бедняжка, сражённая неведомой бедой и, вдобавок, грубостью подозрительной вдовы, крепилась из последних сил.
— О, Пьер, как я рада, что нашла тебя! Я не знала, куда мне идти, у кого просить совета… Я… Я…