У Каса, как и у всех пациентов, к руке идет капельница. Рукав его синего свитера засучен, чтобы дать доступ к вене.
«Мне нравится свитер, — сказал Кас. — Можно легко засучивать рукава».
Его рука покрыта синяками — некоторые из них свежие, некоторые застарелые и пожелтевшие. Выглядит это ужасно; должно быть, капельниц было много. Дин теперь вспоминает, что не видел Каса с оголенными руками уже несколько месяцев. Ему на память приходит тот случай, когда он застал Каса за взвешиванием в тренажерном зале бункера и Кас практически сбежал, завернувшись в полотенце. Внезапно Дин уверен, что Кас пытался спрятать руки. Он пытался скрыть синяки. И поэтому же, наверное, избегал объятий: ему просто было больно обниматься. Может, были и другие болезненные места, кто знает.
Дин тихонько подходит ближе, ставит цветок на маленький столик возле кресла Каса и поднимает со стула шапку. Он вертит ее в руках, рассматривая. На внутренней стороне обнаруживается нашивка: «С наилучшими пожеланиями от женского профсоюза медсестер».
— Ручной вязки, — бормочет Дин про себя.
«Мне подарил ее друг», — сказал Кас. Очевидно, друг из госпиталя.
Все новые воспоминания становятся на свои места. Врач во Флагстаффе, говорящий Касу: «Нужно сделать еще анализы». Отводящий Каса в сторонку, чтобы побеседовать с ним наедине.
Когда Кас узнал? Тем вечером во Флагстаффе или позже? Дин вспоминает ту ночь перед походом в рудник, когда Кас ни с того ни сего прислал сообщение. Дин тогда написал: «Привет, братан, как дела?» — и Кас целую вечность набирал ответ. Который потом стер, не отправив. «Нормально», — ответил Кас в конце концов. Дин тяжело вздыхает, думая теперь: «Я должен был сразу понять, что что-то не так. Когда Кас отвечает “нормально”, все никогда не нормально».
Все эти лекарства в ящике у Каса. От всех возможных проблем с животом. От всех возможных проблем с кожей. От всех возможных проблем с волосами. Всевозможные витамины…
Работа на заправке… Где Кас пытался набрать побольше часов. Наверное, чтобы натянуть на полную занятость? Для того чтобы получить медицинскую страховку или, может быть, покрытие нетрудоспособности? Он ведь работал целый месяц перед тем, как начал ездить в Денвер… Когда для новых сотрудников автозаправочной компании вступает в силу медицинская страховка? После тридцати дней полной занятости, или после определенного количества отработанных часов?
И конечно, ему наверняка нужны были деньги. На доплату за процедуры, на лекарства, на бензин до Денвера, на отель, где он ночует.
«Мне просто нужно еще немного наличных».
Дин садится на стул, держа шапку в руках.
Остается, конечно, еще много вопросов. Насколько все плохо. Какой тип, какая стадия. Распространился ли он. Появляются все новые вопросы, и каждый приносит с собой свежую волну тревоги и страха на фоне смутного осознания какого-то отдаленного нереального ужаса.
Дин думает: «Мы с Сэмом были не в своем уме, когда решили, что нам выпала передышка. Что все в кои-то веки “нормально”, что у нас всех троих все в порядке. Да мы спятили… Мы грезили».
Он смотрит на цветок, оставленный на столе, — на абсурдный подарок на новоселье в дом Эрона в Денвере. Но Эрон — это просто онколог Каса, а вовсе не любовник; а Эрин, конечно, никогда и близко не существовало. Ни Эрин, ни ее квартиры, ни ее воображаемых цветов на подоконнике, ни ее красного миксера, ни ее вязания — ничего этого никогда не было.
Все это исчезает.
Как исчезает и нелепая ревность Дина. И внезапно ему хочется — от всего сердца, отчаянно хочется — чтобы у Кастиэля была девушка по имени Эрин. Дин отдал бы что угодно, он отдал бы все на свете, чтобы у Каса была девушка Эрин. Или парень Эрон. Уже не важно, кто из них. Совсем не важно. Даже если женщина Эрин будет означать, что Дин потеряет Каса навсегда и никогда не получит ни малейшего шанса, Дин до боли хочет закрыть глаза и перенести Каса отсюда в вымышленную квартиру Эрин. Чтобы Кас просыпался рядом с Эрин каждое утро, сидел с ней вечерами, обняв ее за плечи, целовался с ней, занимался с ней сексом, по воскресеньям ел с ней полезные оладьи и был счастлив. Даже если Дин никогда больше его не увидит.
— Все что угодно, Кас, — шепчет Дин, сидя рядом и глядя на него в ожидании, когда он проснется. — Все что угодно, только не это.
Комментарий к Глава 9. Все что угодно, только не это
Прошу прощения за отсутствие предупреждения в шапке — таков был выбор автора. Жизнь не дает предупреждений о подобных поворотах судьбы, поэтому их не должно было быть и здесь. История показана глазами Дина, и читатели должны пережить с ним и первый шок, и страх, и все, что последует за этим. Как уже понятно, Дину сейчас придется психологически перестроиться, и история немного сменит тон. Надеюсь, вы готовы пройти этот путь вместе с ним.
========== Глава 10. Слышал, тебя нужно подвезти ==========
Дин все еще сидит в тишине, держа в руках шапку и стараясь не потревожить сон Каса, когда медсестра заходит проверить капельницу. Сестра улыбается Дину, но он не спускает глаз с Каса, словно боится, что тот исчезнет, как только Дин отведет взгляд. Он не может сказать медсестре даже «здравствуйте».
Она, кажется, не возражает: только молча проверяет пакет с физраствором и бережно ощупывает место инъекции на руке Каса.
— Уже почти все, — шепчет сестра Дину. — Еще пару минут.
Она снова удаляется почти на цыпочках. Но Кас, должно быть, почувствовал ее прикосновение, потому что его рука шевелится и пальцы сжимаются на краю одеяла, накинутого на ноги. Он открывает глаза.
Он лежит, отвернувшись от Дина, и теперь приподнимает голову, чтобы посмотреть на катетер в руке. Другой рукой он в качестве эксперимента касается одного из темных синяков. Синяк, должно быть, еще болезненный, потому что Кас морщится и втягивает воздух сквозь зубы. Потом он тихо вздыхает.
Что-то в этом вздохе — может, отчетливо слышимая усталость или нота смирения — говорит Дину: Кас полагает, что он один. «Всякий раз, когда он просыпался здесь, этот стул был пустым, — думает Дин. — Никто никогда здесь не сидел».
— Привет, Кас, — произносит он.
От неожиданности Кас вздрагивает всем телом. Его правая рука инстинктивно дергается, словно нащупывая ангельский клинок, которого нет; взгляд устремляется на Дина. Но, увидев, кто перед ним, Кас не расслабляется, а наоборот, замирает в напряжении.
Он обводит взглядом процедурную станцию, шторы, вид из окна — как будто проверяя, действительно ли он все еще находится там, где заснул. Потом бросает на Дина еще один молниеносный взгляд и смотрит на стойку капельницы, трубку, идущую к своей руке, и синяки.
Следует пауза, во время которой Кас не отрывает глаз от синяков.
Наконец он медленно поднимает глаза на Дина. На его лице читается смятение, и на этот раз его взгляд падает на шапку у Дина в руках.
Одна рука Каса взлетает к голове, за ней вторая.
Теперь он прикрывает голову руками, согнувшись; его плечи напряжены. Он останавливает взгляд на одеяле, больше не глядя на Дина.
— Можно мне мою шапку? — просит он очень тихо.
— Конечно, да… конечно, конечно… — бормочет Дин, чуть не смахнув со стола цветок в порыве поскорее отдать шапку Касу в руки. Кас берет ее правой рукой (левой он все еще прикрывает голову с той стороны, что ближе к Дину) и надевает, не поднимая глаз. Он поправляет шапку на голове, натягивая ее поплотнее, потом осторожно ощупывает несколько пучков темных волос, виднеющихся из-под шапки сзади.
После этого он складывает руки на коленях с тщательно контролируемым спокойствием, медленно поднимает голову и смотрит за панорамное окно. Дин изо всех сил старается не смотреть на Каса, поэтому отслеживает его взгляд и глядит за окно вместе с ним.
Вместе они смотрят на звезды.
Звучит еще один тихий вздох. Дин рискует бросить взгляд на Каса и видит, что тот снова взялся за шапку, но теперь он снимает ее. Он стягивает ее почти как в замедленной съемке и в задумчивости проводит рукой по голове. На этот раз Дин замечает обширную плешь с левой стороны его головы. Кас осторожно касается ее пальцами, потом ощупывает другие области, где еще остались волосы.
Несколько темных волосков остаются у него в руке. Кас смотрит на них с почти праздным интересом, после чего стряхивает их на пол.
Дин ломает голову, отчаянно пытаясь придумать уместный комментарий, и даже набирает воздуху в легкие. Он думает сказать что-нибудь вроде: «На самом деле не так уж плохо выглядит», или: «Мне все равно, если ты теряешь волосы. Это правда совсем неважно».
Или: «Некоторым девчонкам нравятся лысые парни. Многим девчонкам… Вообще забудь эту ерунду про “художественный беспорядок”. Забудь, что я говорил».
Или: «Мы с Сэмом побреем головы в знак солидарности».
Или… «Почему ты нам не сказал?»
Вопросов на самом деле множество: «Насколько все плохо?» «Какой прогноз?» «Когда ты узнал?» «Чем я могу помочь, что я могу сделать?» «Могут ли ангелы все исправить, могут ли демоны? Может, даже Кроули? Может, Ровена? Что ты уже пробовал?»
«Почему ты не позвонил мне?»
«Почему, черт возьми, ты мне не сказал?!»
Но Дин не может произнести вообще ничего. Он чувствует, что совершенно онемел.
Теперь они оба молчат, оба смотрят на шапку, которую держит в руках Кас. Он теребит ее, пристально изучая.
— Что ты здесь делаешь? — спрашивает он наконец, по-прежнему не глядя на Дина.
Дин сглатывает и меняет позу на стуле, упершись руками в колени. «Я думал, ты сбежал с кем-то другим, — хочет сказать он. — Я думал, у тебя есть девушка, или парень. Я думал, ты собираешься переехать».
«Я думал, что потерял тебя, и приехал попрощаться».
— Слышал, тебя нужно подвезти, — отвечает Дин.
Кас молчит долгое время. Он снова поднимает глаза и смотрит на звезды.
— У меня есть водитель, — говорит он наконец. — Мне уже вызвали…
— Сестра позвонила и отменила, — перебивает Дин. Кас явно встревожен этой новостью и бросает на Дина неодобрительный взгляд. Дин добавляет с улыбкой, пытаясь обратить это в шутку: — Так что придется уж тебе ехать со мной.
Кас не смеется.
— Как ты меня нашел? — спрашивает он.
— Я… — начинает Дин и спотыкается, вдруг понимая: сейчас придется сознаться в том, что он рылся в вещах Каса. — Э… я увидел адрес в твоем… календаре.
Кас хмурится сильнее.
— В моем календаре… в моей комнате?
Дин переставляет ноги и сжимает пальцами колени.
— Да. Я, гм… прости, мы с Сэмом немного забеспокоились и решили… — Он останавливается. «Не сваливай это на Сэма», — приказывает он себе. — Я заходил в твою комнату. Я не должен был. Прости.
Но Кас только размеренно кивает.
— Значит… ты увидел адрес, — произносит он медленно, словно пытаясь восстановить цепь событий. — И… приехал сюда? Зачем?
— Я проверял наводку по тому делу в Денвере, — говорит Дин, автоматически переходя к истории, которую заготовил заранее.
Кас снова кивает, как будто это абсолютно логично.
— У тебя было дело… — тихо бормочет он.
Дин уже подумывает объяснить, что не было на самом деле никакого дела, но тут возвращается медсестра и раздвигает шторы. Для нее, должно быть, совершенно обычно прерывать вот так неловкие семейные разговоры — она бесцеремонно вторгается, подходит к Касу и сообщает ему с лучезарной улыбкой:
— На сегодня все. Ваш брат приехал, пока вы спали, — разве не чудесно? — Сестра начинает снимать пакет капельницы. — Должно быть приятно, когда вас встречает семья? Видите, хорошо, что мы перевели вас на понедельник. Я вам говорила, оно того стоит! — Дину сестра объясняет: — До этого он был на цикле по средам: со среды по пятницу в первую неделю, и потом по средам во вторую и третью неделю, после чего неделя перерыва. Но на этой неделе мы почти всех пациентов перевели на понедельник и вторник, чтобы к четвергу все себя уже хорошо чувствовали. — Дин недоуменно смотрит на нее. — Ко Дню благодарения, — добавляет сестра, явно удивленная тем, что требуется пояснение.
— А… ну да, — отвечает Дин. Он снова совсем забыл про День благодарения. — Так значит это… третья неделя? — спрашивает он, выдавив ответную улыбку.
— Это вторая, — поправляет сестра, нахмурившись. Она бросает взгляд на Каса (тот отводит глаза) и уточняет для Дина: — То есть его нужно привезти назад в понедельник. Но вы же знаете, верно?
— Верно… — говорит Дин. — Верно. Следующая неделя — третья. Я это и имел в виду. Я знаю, просто… перепутал.
Кас тем временем упорно молчит. Теперь он наблюдает за руками сестры, пока она производит манипуляции с мини-компьютером, закрепленным на стойке капельницы. Сестра нажимает на какие-то кнопки, и раздаются звуковые сигналы.
— Все готово, — говорит она ему.
Кас молча распрямляет руку в синяках и протягивает ее сестре ладонью вверх, чтобы она могла вынуть из вены катетер. Эти движения выглядят хорошо отрепетированными. Сестре требуется всего несколько секунд, чтобы извлечь катетер и заклеить рану пластырем. Она выбрасывает в мусор расходные материалы, убирает в сторону стойку капельницы и начинает по-деловому проверять жизненные показатели Каса.
— Как вы себя чувствуете? — спрашивает она.
Кас колеблется прежде, чем ответить.
— Как обычно.
У Дина создается отчетливое впечатление, что он сказал бы больше, если бы был один.
— Значит… ваш брат привезет вас через неделю?
Следует немного неловкая пауза. Кас прочищает горло и тихо начинает:
— Вообще-то, не думаю, что…
Но Дин громко перебивает:
— Безусловно. Мы будем здесь в понедельник.
Кас бросает на него быстрый полный сомнений взгляд и снова умолкает, глядя вниз, на сложенные руки.
— Вы справитесь сегодня? — спрашивает сестра.
Кас кивает.
— Какие-нибудь вопросы есть? Нужны какие-нибудь советы?
Кас отрицательно качает головой.
— Ну тогда до понедельника, хорошо? — говорит сестра.
— Хорошо, — отвечает он почти шепотом. Сестра делает что-то с его креслом: звучит мотор, и кресло складывается, возвращая Каса в вертикальное положение. После этого она снимает одеяло с его ног, передает ему куртку и шарф и протягивает какую-то форму на подпись.
— До понедельника, — говорит сестра. Молчание Дина и Каса явно волнует ее — она обеспокоенно смотрит на них по очереди. Но в конце концов добавляет только: — Хорошо вам провести День благодарения.
Кас изображает слабую улыбку и благодарит ее, и сестра уходит, потрепав его по плечу.
Он начинает молча опускать рукав свитера, и Дин смотрит, как синяки исчезают под знакомой голубой шерстью. Потом Кас надевает шапку, плотно натягивая ее на голову обеими руками. И снова он легонько ощупывает оставшиеся пучки волос — жестом, который, как теперь вспоминает Дин, он видел уже неоднократно. После этого Кас оборачивает вокруг шеи шарф — и вот он уже опять укутан в свитер, шарф и шапку. Этот вид Дину хорошо знаком, но теперь Дин поражен тем, насколько очевидно, что Кас болен. Он худой — почти кожа да кости; выглядит бледным и усталым; его кожа — сухая, с проявившимися морщинами; губы потрескались сильнее обычного и под глазами темные круги. Когда Кас встает, чтобы надеть куртку, ясно видно, как осторожно он двигает руками, продевая их в рукава так, чтобы по возможности не задевать синяки. Теперь очевидно, что ему больно. Он, кажется, даже не может до конца поднять руки. Во всех его движениях сквозит усталость.
«Он уже какое-то время так двигается, — понимает Дин. — Я-то думал, он просто утомлен работой…»
Надев куртку, Кас медлит. Наконец, избегая смотреть на Дина, он бормочет: «Пора идти» — и просто направляется прочь от кресла. Дин вскакивает на ноги и бросается следом, и уже на ходу вспоминает про цветок, который остался стоять на столе. Он колеблется, оглядываясь на цветок, не уверенный, стоит ли беспокоить этим Каса.
Кас замечает его нерешительность и останавливается у шторы. Обернувшись, он прослеживает взгляд Дина к цветку.
— Что это?
Дин берет горшок и поворачивается к Касу.
— Это цветок.
— Это я вижу, — говорит Кас сухо. — Я имел в виду, откуда он взялся?
Дин невольно протягивает цветок вперед. Кас только смотрит на него в недоумении.