В дверь постучали, и Гермиона неосознанно пошла открывать. Увидев на пороге Гарри, с мрачным лицом, она почувствовала, как на нее снова навалились горькое отчаяние и безысходность.
«Почему он не дождался понедельника?»
Она успела бы уже прийти в себя и не была бы так беззащитна. Гермиона не ждала гостей и одета была по-домашнему. Кудрявые локоны свободно струились по спине. Старые, времен охоты за крестражами, линялые джинсы обтягивали ноги, а безразмерный тонкий свитер подчеркивал отсутствие лифчика. Стоя перед Гарри, она мужественно справилась с инстинктивным желанием прикрыть грудь руками, пока он внимательно ее рассматривал: от кончиков пальцев ног, одетых в голубые носки, до самой макушки, уделив особое внимание чистому, без следа косметики, лицу.
— Разрешишь войти?! — хрипло спросил он.
Язык отказался повиноваться, и Гермиона, молча отступив, открыла дверь шире. Гарри прошел в комнату. Рядом с ним, небрежно одетым в добротные повседневные желто-коричневые брюки и голубой свитер, Гермиона почувствовала себя оборванкой с Лютного переулка.
— Садись, — пригласила она, когда, наконец, смогла выдавить из себя хоть что-то.
Гарри сел на диван, а она — в большое кресло напротив. Не пытаясь вести легкую светскую беседу, Гермиона просто ждала, когда же он нарушит напряженное молчание и заговорит.
А Гарри как будто и не чувствовал возникшего напряжения. Он с удивлением рассматривал эту новую для него Гермиону. Гарри был ошеломлен.
Понимала ли Гермиона, какой вызов она бросала каждому мужчине? Всегда спокойная, невозмутимая, сдержанная, казалось, она жила в собственном мире. Отдавая все силы карьере, Гермиона каждому волшебнику ясно давала понять, что ее интересуют только дружеские отношения. И ни шагу дальше!
Уже давно ходили слухи о том, что она — любовница Министра Магии, Кингсли Бруствера, но Джинни никогда не верила в них, а Гарри всегда доверял жене. Джинни рассказывала, что когда-то Гермиона разочаровалась в мужчинах после Рона и боялась вновь обжечься. Однажды она сказала, что Гермиона такая скрытная, что ничего нельзя утверждать наверняка.
Гарри помнил, как впервые почувствовал влечение к Гермионе. Это произошло на его собственной свадьбе. Он стоял, нетерпеливо ожидая момента, когда они с Джинни смогут уехать, и тут заметил Гермиону, в одиночестве стоящую поодаль: вежливая улыбка на спокойном лице, каштановые локоны уложены в сложную прическу на затылке, несколько прядей спускается на тонкую шею. Отстраненная, как обычно. Он тогда задумался, неужели Гермиона настолько идеальна? После войны она стала до невозможности сдержанной и ко всему безразличной. Гарри вдруг представил, как бы она выглядела в постели, занимаясь с ним любовью: пышные волосы спутаны, покрасневшие губы опухли от его поцелуев, стройное тело блестит от пота. Мысли о том, каким образом они могли проводить одинокие месяцы в охоте за крестражами, вызвали неожиданное возбуждение. Гарри даже пришлось отвернуться, чтобы скрыть растущее доказательство своего желания. Тогда эта неловкость очень задела его. Даже на собственной свадьбе он страстно возжелал не Джинни, а Гермиону.
Последовавшие за этим годы только сильнее разделили лучших друзей. В отношении его Гермиона всегда вела себя дружелюбно, но отчужденно. Когда она навещала Джинни, а он возвращался в этот момент домой, они никогда не оставались вдвоем. Старые времена объятий и дружеских бесед канули в лету.
Гарри любил Джинни и был ей верен — она полностью удовлетворяла его в постели, но где-то в глубине его сознания всегда присутствовала мысль, что он желает и Гермиону. Смог бы он остаться верным жене, если бы Гермиона хоть раз начала флиртовать с ним? Ему хотелось думать, что да, но полной уверенности не было. Посмотрите, что случилось, когда он только поцеловал ее! Гарри был готов взять Гермиону прямо там, на полу, но отнес на кровать, беспокоясь о ее хрупкой коже. Он до сих пор помнил, как легко на ней появляются синяки. В конечном счете, только это и помогло ему остановиться. В его руках Гермиона уже не была такой холодной и сдержанной, нет, она чутко отзывалась на каждую ласку и с готовностью раздвинула для него ноги. Ее щеки горели, лицо соблазнительно обрамляли каштановые пряди, выбившиеся из строгой прически.
Именно такой он ее и хотел: прежний равнодушный образ школьной подруги и строгой коллеги был разрушен до основания.
Гарри вспомнил, как однажды, вернувшись домой из очередного рейда, застал Гермиону, Джинни и сыновей на заднем дворе их дома. Гермиона смеялась и резвилась как ребенок, в кои-то веки ее длинные волосы были снова распущены и развевались на ветру, пока она катала на метле Джеймса. Решив присоединиться к ним, Гарри быстро снял рубашку. Но Гермиона перестала смеяться, как только увидела его. Случайно или нет, но она извинилась перед Джинни и спустилась на землю. Поспешно попрощавшись, она убежала, не забыв поприветствовать Гарри.
Джинни была самой лучшей, любящей и преданной женой, какую только мог пожелать себе мужчина. Но чем больше Гарри любил ее, чем больше желал и тем чаще думал о Гермионе. Это была не любовь, нет. В его отношении к Гермионе давно не было ничего тонкого и дружеского. Обычное физическое желание. Но в отличие от того, что у него было со всеми этими безликими и безымянными женщинами — просто телами, а не личностями, секс с ней был бы наверняка предательством Джинни. Вот почему Гарри так набросился на Гермиону. Он слишком хорошо знал ее, чтобы потом легко забыть о проведенной с ней ночи. Он хотел ее, хотел неистового секса, хотел видеть, как она будет извиваться под ним, хотел слышать, как она шепчет его имя. Она, лучшая подруга его жены.
— Я сожалею о том, что случилось прошлым вечером, — сказал он неожиданно, — по крайней мере, о том, что сказал. Не жалею только о том, что целовал тебя и о том, что мы почти дошли до кровати.
Гермиона отвернулась, не в силах вынести его напряженный взгляд.
— Понимаю. Мы были…
— Расстроены. Я помню, — прервав ее, Гарри криво улыбнулся и поправил очки. — Расстроен или нет, но я поцеловал тебя второй раз только потому, что желал. Хочу… — Гарри сдержался назвать свои истинные желания и спросил: — Давай выпьем кофе, то есть чай, ты до сих пор любишь чай на травах?
Они посмотрели друг на друга, вспоминая, как в походе за крестражами единственным возможным напитком был чай из трав, собранных в лесу.
Гермиона отвела взгляд, пытаясь сдержать усмешку, но Гарри фыркнул в кулак, и они рассмеялись.
— Да, Гарри, — отсмеявшись, прохрипела Гермиона. — Чай я пью до сих пор. Правда, вкус у него теперь не такой мерзкий.
Они снова рассмеялись, и Гермиона ушла собираться.
Прошло несколько секунд, когда до сознания Гарри дошло, что она здесь и прощает его за вчерашнюю необоснованную вспышку гнева. С облегчением он закрыл глаза. Что если бы она отказала? Он сам не заметил, в какой момент согласие Гермионы стало для него жизненно важным. Больше того, прошлым вечером, когда ему, в конце концов, удалось разрушить окружающий ее ледяной панцирь, оказалось, что она вовсе не так уж холодна. Ему хотелось все повторить.
Гарри осмотрел гостиную Гермионы и вдруг понял, что — кроме той палатки — никогда не был у нее дома. Он не разу не задумывался, а как живет она? Вокруг были, конечно же, книги, но они не выделялись на общем фоне уютной светлой комнаты, где преобладали тонкие ткани и мягкая мебель. Широкое окно занимало почти всю стену, а на широком подоконнике до сих пор дымилась чашка с напитком. Гарри вдруг представил, как на этом подоконнике можно…
— Я готова, — привлекла его внимание Гермиона, коря себя за слишком быстрое согласие. Ведь Гарри снова может причинить ей боль. Впрочем, одного искреннего «извини» всегда было достаточно для восстановления прежних отношений.
— У тебя уютно, — произнес Гарри, не спуская с нее глаз.
— Да, мне тоже нравится, — тихо согласилась она. — Так что у тебя на уме?
— На Бейкер Стрит открыли новую кофейню, «КофеШопКомпаи».
— Кофейню? — подняла брови Гермиона.
— Там должен быть и чай, — пожал плечами Гарри.
* * *
Сидя напротив Гарри, Гермиона жевала свою порцию салата, совершенно не чувствуя вкуса. Ее внимание было поглощено любимым мужчиной. Она была ошеломлена происходящим и не могла поверить, что обедает с ним, разговаривает как ни в чем не бывало, как будто не было вчерашнего вечера и минут страсти, проведенных в его объятиях. Конечно, ее и раньше приглашали на обед мужчины-волшебники, сотни раз. Но никто из них не волновал Гермиону. С Гарри она чувствовала себя уязвимой, ранимой, но в тоже время у нее было чувство, словно она вернулась домой. Только спустя пару лет она осознала, что настоящий дом был в той палатке, где они столько времени провели наедине, даже не задумавшись о возможности стать чем-то большим, чем друзьями.
Гермиона изо всех сил старалась поддерживать ни к чему не обязывающую беседу, и конечно, речь зашла о работе в Министерстве. Начальник Гермионы, мистер Грэхем, был теперь на одной ступени с Гарри, который стал недавно начальником Аврората; такой взлет по карьерной лестнице говорил о его несомненных талантах в поимке темных волшебников, тем более, что последние два года его ничего не могло отвлечь. Гарри обладал сильным характером, интеллектом и харизмой, и был просто создан для этой должности. За все годы, что они были знакомы, Гарри вспылил на людях всего несколько раз, а после войны приобрел железную выдержку, свои чувства на работе он держал под жестким контролем. Тем более удивительным — вдвойне — было то, что прошлым вечером он не смог контролировать свои эмоции и показал свою ранимость.
Гарри был чуть более сдержан, чем обычно, даже суров, будто боялся сказать лишнего. Но постепенно скованность прошла, и он стал чувствовать себя свободно. Выказывая неподдельный интерес, он подался вперед и сосредоточенно вглядывался в лицо лучшей подруги. Гермиона редко откровенничала с людьми, даже в школе, кроме как о её любви к книгам и преданности Гарри, о ней никто ничего не мог сказать.
Но сегодня она была откыта и прекрасна. Лицо Гермионы, обычно учтивое и сдержанное, сияло откровенной радостью, ее карие глаза лучились теплым светом, согревая Гарри.
Разговор продолжался всю дорогу до дома Гермионы. Оба были так поглощены беседой, что и, подойдя к крыльцу, продолжали стоять, словно подростки, не желающие расставаться. Хотя, конечно, лучше было бы завершить этот вечер дома, за бутылкой сливочного пива…
От света уличных фонарей исчезли все цвета и оттенки, кроме темных волос и глаз Гермионы. В неестественном смешении света луны и уличных фонарей она казалась неземным существом, чей спокойный голос тихо звучал в ночи.
Внезапно Гарри, поколебавшись с секунду, взял ее руки в свои ладони.
— Я был счастлив сегодня, словно время вернулось вспять и мы снова сидим в гостиной Гриффиндора. Кажется, прошла целая вечность с тех пор, когда я общался с женщиной. Я не имею в виду секс, — спокойно объяснил он. — Я говорю о дружбе, возможности поговорить и насладиться обществом другого человека. Вместе отдохнуть, в конце концов. Я был уверен, что лишился этого навсегда. Но сегодня я… чувствовал себя замечательно. Спасибо тебе.
Пальцы Гермионы сжались, слегка коснувшись его руки:
— Для этого и существуют друзья.
Гарри проводил ее до дверей. Открыв дверь, Гермиона включила свет и повернулась к нему лицом. На ее губах блуждала грустная улыбка. Гермионе не хотелось прощаться, не хотелось, чтобы кончился этот замечательный вечер. Лучший вечер в ее жизни.
— Спокойной ночи. Это был неплохо. «Это было волшебно», — шептало ее сердце.
— Спокойной ночи, — произнес Гарри, но вместо того чтобы уйти, встал в дверях, пристально глядя на Гермиону. Он поднял руку и провел пальцем по её скуле, ласково приподнимая подбородок.
Гермиона дрожала от предвкушения. Её тело будто насквозь пронзило молнией, глаза широко раскрылись от возбуждения. Он собирался поцеловать ее снова. Его губы коснулись рта Гермионы, и она прикрыла веки. С легким вздохом она обмякла в его руках, а большего поощрения Гарри и не требовалось. Обняв и притянув Гермиону к своей груди, он принялся целовать ее настойчивее.
Она не собиралась отталкивать его. Гермиона не могла даже подумать о сопротивлении. Близость его тела обжигала, несмотря на разделяющую их одежду, и именно это тепло притягивало Гермиону. Она обвила руками шею Гарри и с удовольствием приняла ласки его языка. В ней разгорался пожар чистого, неприкрытого желания, ей хотелось быть ближе к любимому, отдаться ему без остатка.
Гарри гладил ее спину, не в состоянии удержать руки на одном месте и одновременно пытаясь не потерять контроль над собой и ситуацией.
Чувствуя, что может ему довериться, Гермиона полностью отдалась поцелую, не скрывая чувственного голода.
«Секс с Гарри должен быть чудесным», — промелькнула ветреная мысль в голове Гермионы, и она прижалась к нему еще крепче. Она все для себя решила. Пусть Гарри не любит её и никогда не будет с ней, но познать минуты наслаждения она должна именно с ним. Возможно, если эта мысль пришла бы к ней в палатке, все могло бы повернуться по-другому.
— Хочешь кофе? — оторвавшись от его губ, предложила она и сразу прошла в дом, чтобы у Гарри не было шанса на отступление.
— Нет, — вдруг последовал категоричный ответ.
— Думаю, ты голоден. Тот стейк мы ели пару часов назад, — сообщила она через плечо. — Как насчет сандви…
Неожиданно Гарри схватил ее сзади. Сильные руки обвили ее талию и притянули Гермиону спиной к нему. Он склонился к ней, и его горячее дыхание вызвало дрожь удовольствия по всему женскому телу. Гермиона с трепетом ожидала его дальнейших действий, прижимаясь к его крепкому телу еще крепче, и потерлась ягодицами о внушительный признак его желания.
— Я не хочу сандвич, — прохрипел Гарри, прикусывая зубами ее шею и затем поглаживая легкий укус осторожными касаниями кончика языка.
Глаза Гермионы закрылись в экстазе, и она откинула голову ему на плечо, открывая нежный изгиб шеи.
Дыхание Гарри стало тяжелым, Правая рука переместилась с талии, дерзко скользя вверх, чтобы потереть и сжать ее соски, обжигая Гермиону прикосновением даже сквозь одежду.
— Сейчас мне не хочется думать о том, что мы кому-то должны или обязаны, сейчас я хочу забыться в тебе. Позволь мне… — В голосе Гарри была противоположная словам резкость, гортанный тон яростного желания, который Гермиона не замечала прежде. Его руки были повсюду, лаская, требуя принадлежащее только ему. Гермиона подрагивала, волны наслаждения прокатывались по ней, каждая сильнее предыдущей.
С резким, нетерпеливым звуком Гарри потянул вниз молнию платья и спустил его на бедра, расстегнул бюстгальтер, освобождая груди для своих рук и взгляда. Гермиона тихо застонала, когда он обхватил ее груди руками, лаская мягкую плоть и нежно сжимая розовые соски.
— Я часто задумывался о том, какая она на ощупь, — признался он, заставляя Гермиону замереть в своих объятиях.
«Он думал обо мне?» — с восторгом и виной перед Джинни подумала она.
— Да, — простонал Гарри, словно отвечая на не заданный вопрос, и, резко разворачивая к себе, поцеловал горло Гермионы. Он отклонил её назад, заставив повиснуть на его руке, и потянулся к ее соблазнительной груди. Гермиона тихо вскрикнула, когда его горячие губы сомкнулись на соске и втянули его в рот. Ее закружило в темнеющем вихре страсти — теплом, бархатно-черном, — который смел последние сомнения Гермионы. Она растворилась в чисто физическом животном влечении, двигаясь навстречу удовольствию, которое он ей предлагал. Они нетерпеливо исследовали друг друга руками, срывая одежду, разделявшую их тела. Гарри дрожал от ее прикосновений, умоляя о большем.
В какой-то момент они опустились на пол, на мягкий плюшевый ковер. Не в силах ждать, Гарри задрал юбку и стянул с нее колготки. Гермиона выгнулась и прижалась к нему. Она выглядела отрешенной и полностью поглощенной похотью, которую он в ней пробудил, и он резко перевел дыхание.