Это говорит здравый смысл Бена, и это далеко не самый громкий голос в его голове. Остальное - и не голоса вовсе, одна эмоция, навязчивое желание сделать шаг и разобраться со всей неловкостью раз и навсегда, обернуть ее в определенность, но…
- Бен?
Голос Джо пробивается через панику, словно раскат грома, хотя это всего лишь шепот. Бен застывает, на пару мгновений не в силах даже вздохнуть. Секундой позже он понимает, что сжимал свою нижнюю губу зубами так сильно, что теперь чувствует почти жгучую боль - вот как сильно он пытался казаться спящим. За несколько мгновений в голове калейдоскопом проносятся все возможные реакции - уйти или по-прежнему делать вид, что он спит, или что-нибудь сказать, или промолчать, или просто, черт возьми, поцеловать его уже наконец - но вариантов слишком много, и все они испаряются, оставляя его в еще более запутанном состоянии.
В конце концов Бен выдает несвязное:
- М-м-м?
Звук получается дрожащим - спасибо его предательскому сердцу, отчаянно бьющемуся где-то в горле. Честно говоря, ему довольно трудно вспомнить, когда ему вообще было страшно до одурения. Когда впервые звал девочку на свидание? Нифига, по сравнению с этим тот раз был прогулкой в парке. Когда лишался девственности? Даже близко нет. Когда снимался полуобнаженным? Это было просто небольшим неудобством, если сравнивать с этим.
Это определенно зашло слишком далеко и вышло из-под контроля. Из-под его контроля, если он вообще когда-нибудь контролировал происходящее. Он не вполне понимает собственные желания, и тот факт, что Джо, как обычно, трудно понять, делает все только хуже. Шутит он? Или нет? Что-то вообще происходит или он просто воображает - причем уже давно - что-то между ними? То, как мало он понимает, сбивает с толку. Он боится, что ошибается в собственных чувствах. Боится, что зря, даже осторожно, предполагает, что Джо чувствует к нему то же. Боится, что торопит события, боится, что выставляет себя идиотом, боится реакции Джо, боится, что может все испортить и потерять друга. И потом, даже если он вдруг окажется прав по поводу своих чувств, а Джо по счастливой случайности ответит ему взаимностью, Бен в ужасе от того, что они будут с этим делать. А ведь им придется что-то сделать, если он решит выбраться из своего прекрасного уголка отрицания.
Джо молчит, и это бесит. Он не двигается, не уходит, не просит Бена подвинуться или уйти, или объяснить, что происходит, и это еще хуже. В таком случае, что-то сделать должен Бен, поэтому после нескольких мгновений мучительного, нервирующего молчания он наконец берет себя в руки и открывает глаза. Не потому, что он знает, что будет делать дальше, а просто потому, что чувствует себя так, будто попал в ловушку - словно напуганное животное, оцепеневшее в свете фар огромного, несущегося прямо на него грузовика, - и бежать ему больше некуда. Он мог бы и дальше упрямо делать вид, что спит, конечно, но он знает, что Джо уже понял, что он проснулся, и все это в любом случае не сработает. Если он ничего не сделает сейчас, то между ними всегда будет эта двусмысленность, а у Бена больше нет сил это терпеть.
Он наконец открывает глаза, и его сразу же поражает то, насколько близко они лежат - между их лицами действительно жалкие миллиметры. Конечно, они и раньше были так близко, при их дружбе было бы трудно этого избежать, но никогда еще вот так - нос к носу, в темноте собственного дома Бена, под одним одеялом и не особо одетыми. Джо смотрит на него, в его глазах отражаются желтые огоньки рождественских свечей, стоящих на подоконнике, парочка тусклых искорок тонет в темноте его глаз. Черты его лица кажутся высеченными в камне, и так его выражение понять еще труднее.
И он выглядит чертовски красивым. От этого Бен хочет его еще отчаяннее, хотя и не думал, что такое вообще возможно. И это пугает еще сильнее, лишая дара речи.
Где-то на задворках сознания, где по-прежнему ворчат голоса здравого смысла и осуждения, Бен понимает, как прямо сейчас выглядит он сам. В отличие от Джо - прекрасного актера, особенно если дело касается реальной жизни, умеющего показывать своим лицом именно то, что он хочет показать, - настоящие эмоции Бена всегда были понятны окружающим. Так странно, что во время съемок он может сыграть все, что нужно, но как только его собственные чувства путаются, он ни от кого ничего не может скрыть. Его мама однажды сказала, что все дело в его глазах, больших и выразительных, и теперь Бен почти бессознательно думает, видит ли Джо его глаза в темноте, и если да, то может ли он так легко понять его взгляд. Ему интересно, замечает ли Джо хотя бы малую часть его смущения и паники или - раз уж на то пошло - его отчаянного желания.
Бен не знает, как много времени проходит, пока они пялятся друг на друга в темноте, не произнося ни слова. Вряд ли прошло больше минуты, может быть, двух, но ему кажется, словно прошла целая вечность - он будто слышит, как тянется канва времени и секунды замедляют свой ход. Затем он слышит, как Джо сглатывает, затем вздыхает, тихо и - внезапно - тоже неровно. Та маленькая часть Бена, которая все еще более-менее в сознании, удивленно замечает, что, видимо, несмотря на вечно бесстрастное выражение лица, мистер Маццелло тоже может поддаваться смущению, панике, неуверенности или чему-то еще, что вызывает у него такую дрожь.
- Возможно, я сейчас совершаю самую большую ошибку в жизни, - бормочет Джо, будто в подтверждение мыслей Бена, и наклоняется ближе.
Возможно, так не должно быть - он ведь сам все спровоцировал, - но это так удивляет, что Бен замирает, воздух застревает в горле, а губы Джо касаются уголка его рта. Это не поцелуй, это даже едва ли прикосновение. И все равно - это губы Джо, сухие, теплые и мягкие, едва приоткрытые, прямо на его коже. Бен чувствует его дыхание, учащенное и горячее, и Бен жмурится от того, как внезапно кружится голова.
- Мы все еще можем прекратить, - неуверенно и совсем не настойчиво шепчет Джо.
Возможно, именно так и стоит поступить, именно такое решение и будет мудрым, но прямо сейчас Бен не может мыслить рационально. Рот Джо так дразняще близко, что здравому смыслу здесь места больше нет - остаются только желания его тела.
Бен слегка трясет головой и немного поворачивается, касаясь губ Джо. Это целомудренный поцелуй, их языки не соприкасаются, но это все равно поцелуй, и когда Джо осторожно прижимается губами чуть сильнее - невероятно, но напряжение покидает Бена почти полностью. Он никогда бы не подумал, что целоваться с мужчиной, с близким другом, будет так правильно, так невероятно успокаивающе, но именно так все и обстоит, и его накрывает сильнейшим облегчением. Что ж, оказывается, он во всем этом не один.
И вдруг ладонь Джо бережно накрывает его щеку и, господи боже, прикосновение такое теплое, мягкое и настоящее, что приглушенный, почти задушенный стон срывается с губ Бена. Он открывает рот чуть сильнее, и язык Джо, проворный и влажный, тут же проскальзывает внутрь. Бен с готовностью позволяет. Его нижняя губа саднит - должно быть, он достаточно искусал ее, - и боль делает все ужасно реальным.
Поцелуй постепенно переходит от невинного прикосновения губ к чему-то голодному и мокрому, и удивительнее всего то, как необычайно противоречиво все ощущается. С одной стороны, все просто идеально - мир не прекратил свое существование, земля не разверзлась и не поглотила их обоих, и это всего лишь поцелуй; но, с другой стороны - ощущение небольшой щетины Джо, колющей и царапающей кожу Бена, совершенно новое, и это сочетание делает осознание того, чем же именно они занимаются, настолько сильным, что Бен чувствует очередной приступ слабости. Хорошо, что он лежит в кровати, ведь иначе колени бы точно его подвели.
Он все еще тянется вперед, словно в поисках физической поддержки, и его рука сначала скользит по плечу Джо, затем над локтем и на спину, оказываясь прямо на его лопатках и притягивая ближе. Джо довольно охотно подчиняется, вжимаясь в Бена и раздвигая его ноги своим бедром, пока оно не оказывается крепко прижато к паху Бена. Тот выдыхает от резкого, слишком интимного прикосновения. Оно кажется таким горячим по одной простой причине - Бен понимает это с ошеломляющим удивлением - потому что у него уже стоит. Он чувствует себя настолько нелепо униженным, что пытается отстраниться, снова перемещая руку Джо на плечо. Он не отталкивает - у него нет сил на это - но легко сжимает его руку.
- Все в порядке, - бормочет Джо ему в губы в перерывах между влажными, грязными поцелуями.
- Правда? - выдыхает Бен на грани удушья. Он не чувствует себя собой; на самом деле он никогда прежде не чувствовал себя настолько не собой, чем сейчас. Он не узнает собственный голос - он слишком хриплый, слишком отчаянный, почти истеричный.
Судорожно вздохнув, Джо отстраняется, и Бен чувствует его дрожащее дыхание на своем лице, но в этот раз - не горячее, поскольку у него влажные губы. Всего лишь несколько минут назад он и представить не мог, что будет бояться сильнее, но оказывается, что у его ужаса нет границ. Почему-то это пугает еще сильнее - то, что Джо отодвигается, никак не возражая.
О, все превращается в балаган, да? спрашивает внутренний голос Бена, и он отчаянно стонет, зажмуриваясь. Превращается, да? Глупо было позволять этому случаться, и еще глупее тормозить вот так.
В это же время рука Джо - та, что касалась щеки Бена - скользит ниже, невесомо касаясь только кончиками пальцев и ласково щекоча его горло.
- Прости, - мягко и часто дыша шепчет Джо. Его голос звучит растерянно. - Не стоило…
Бен нервно сглатывает, перебивает его, отчаянно качая головой, и накрывает руку Джо своей, сжимая ее быстро, но твердо. А затем, поддавшись порыву, подносит ее к губам и звонко целует в середину ладони. Джо резко вздыхает, и Бен это слышит.
- Бен…
- Я в ужасе, - шепчет он и открывает глаза, снова встречаясь взглядом с Джо. - Я хочу этого, и никогда в жизни я еще не был так напуган, - продолжает он, выдавая самое длинное и связное предложение за последние несколько часов.
- Я тоже, - говорит Джо и высвобождает ладонь из хватки Бена, кладя ее ему на затылок и притягивая ближе.
Бен не сопротивляется - он не может - и утыкается горящим лицом в изгиб шеи Джо. Его кожа кажется такой же горячей. Джо прижимает его рукой, удерживая в своих объятиях, но на этот раз в этом нет никакого сексуального подтекста. Бен крепко обнимает его в ответ, немного успокоившись.
- Мне кажется, я влюблен в тебя, дружище, - шепчет Джо спустя пару мгновений, и простота его признания очередным раскатом грома проникает в самую суть Бена.
- Мне кажется, что я тоже.
Где-то над ухом Джо тихо фыркает.
- Влюблен в себя? Ха, я подозревал…
- Иди на хер, Джозеф, - раздраженно шипит Бен. Даже в такой ситуации этот придурок не может сдерживать свои чертовы шуточки. - Ты и твоя гребанная шутливая лошадь, на которой ты въехал в мою жизнь. - Он тоже фыркает, потому что, ну правда, это звучит абсурдно. - Я в тебя влюблен.
Он резко замолкает. Что ж, это было обалденное признание, но прозвучало зло. К его недоверию, Джо на самом деле смеется.
- Пытаешься обойти меня в этом? - шепчет он. - Ладно…
- Джо, прекрати, это не…
- Я люблю тебя больше.
- …соревнование, - неловко заканчивает Бен. - Ты невыносим. - Он мотает головой, насколько ему вообще позволяет положение, и немного отодвигается, чтобы нормально взглянуть на Джо. - Ты серьезно?
- Абсолютно, - кивает тот, и, к счастью, на его лице нет ни следа усмешки. Он говорит действительно серьезно, и Бену хочется надеяться, что это не его очередная идиотская игра. Не то чтобы все так выглядит, но кто же знает. - И я тоже в тебя влюблен, Бен, и точно так же напуган. И я тоже хочу тебя. Я скучал по тебе все эти несколько месяцев. Не знал, что с собой сделать.
Он улыбается Бену, но улыбка получается смущенной и испуганной, а не его обычной шикарной ухмылкой.
- Как мы вообще в этом оказались? - спрашивает Бен и снова двигается ближе, совершенно не в силах сопротивляться тому странному притяжению, что существует между ними, и опять утыкаясь Джо в шею.
Прямо под его губами пульсирует венка в том же ритме, что и сердце Джо, чей мерный стук Бен чувствует в его груди. Джо снова обнимает его, и сказать, что это потрясающе, - это не сказать ничего. Сейчас он хочет быть только здесь.
- Я не знаю, - вздыхает Джо. - Ты не против? Если мы проведем ночь вот так?
Его голос звучит тихо, и в данных обстоятельствах этот вопрос - самое интимное, что Бен слышал за всю свою жизнь. Он понимает, что смысл совсем другой, осознает, что это все в основном из-за всплеска гормонов в его крови, этих чертовых веществ, опьяняющих и кружащих его голову; все это он понимает где-то на рациональном уровне сознания, но когда вообще логика и влюбленность существовали вместе.
- Прямо сейчас я думаю, что хочу провести вот так каждую чертову ночь, - шепчет Бен и кладет руку Джо на затылок, ласково перебирая пальцами волосы.
Это все по-прежнему больше похоже на сон, нежели на явь, даже при том, что он чувствует волосы Джо под своей ладонью и жар его тела своим. Но на самом деле, если честно признаваться самому себе, то именно поэтому все больше напоминает сон.
- Я так долго этого хотел, - говорит он, и руки Джо тут же напрягаются.
- Как долго? - спрашивает тот.
Бен пытается пожать плечами, но в его положении это не так уж легко.
- Не уверен, что сам это понимаю. Наверное, с какого-то момента съемок? Мне кажется, что уже тогда между нами было что-то странное, но я не хотел думать об этом. Все вокруг говорили о химии, так что я смирился с этим. Думаю, до меня дошло, только когда ты начал эту показуху в инстаграме. Ну, то есть в каждой шутке всегда есть доля правды, и я понял, что в этих шутках правды было гораздо больше, чем я изначально рассчитывал. И я ревновал, видя тебя, Гвила и Рами в том туре. Я так хотел быть рядом с тобой и не имел никакой возможности приехать, - Бен замолкает на мгновение, а затем добавляет слишком смущенно даже для самого себя: - Я все еще не уверен, что ты не издеваешься надо мной.
- Не издеваюсь, - без раздумий говорит Джо, и это действительно облегчение. - Мне кажется, я влюбился на третий день съемок, когда мы продолжали снимать Лайв Эйд. Увидел, как ты играешь на барабанах, и пропал.
От этого по коже Бена снова бегут мурашки, и это опьяняет.
О, боже, думает он, на третий день, а я затормозил больше чем на год.
- И, наверное, я начал всю эту показуху в инстаграме, как ты это называешь, просто чтобы посмотреть на твою реакцию, чтобы понять, может ли быть что-то… Ну, знаешь, что-то вроде этого. - Джо вздыхает. - Смерть отца тоже сыграла свою роль, потому что вы, ребята, были рядом со мной, и… - он сбивается, и Бен чувствует, как что-то сильно сжимается в груди. Словно боль, слышная в голосе Джо, как-то передалась ему, позволяя попробовать себя на вкус, и Бену она совсем не нравится.
Чтобы хоть как-то облегчить его положение, Бен прижимается губами к шее Джо и оставляет несколько легких поцелуев, доходя до нежного местечка за ухом.
- Мне жаль, Джо, - шепчет он.
- И я никогда не смогу отблагодарить тебя как следует, - тихо отвечает Джо и немного сдвигается, чтобы нормально смотреть на Бена.
Он убирает несколько выбившихся прядок с лица Бена и касается пальцами его щеки. Бен смотрит ему в глаза, и на этот раз ему совсем не страшно.
- Я люблю тебя, - негромко говорит Бен, и теплая, ласковая улыбка, осветившая лицо Джо, кажется драгоценной. И нежности в ней больше, чем в его обычной ухмылке.
- Я тебя тоже люблю, Бенни, - отвечает Джо. - Давай попробуем еще раз, а?
И, все еще улыбаясь, наклоняется ближе к Бену.
На этот раз нет никакого смущения. На этот раз Бен готов, он отвечает на поцелуй и делает это сознательно. Все правильно. Все прекрасно. Словно он наконец вернулся домой.
И когда рука Джо соскальзывает с его щеки и перемещается ниже, касаясь паха Бена и ласково, но твердо сжимая по-прежнему полувозбужденный член, Бен ничего не делает, чтобы это предотвратить. Наоборот, он вскидывает бедра навстречу руке Джо и задыхается, когда пальцы Джо обхватывают его сквозь тонкую ткань белья. Он проводит по члену едва ощутимо, но уверенно возбуждая его окончательно. А затем его рука исчезает, и в одно движение Джо оказывается верхом на его бедрах. Одеяло сдвинуто на край кровати, и туда же отправляется футболка Джо.