========== Часть 1 ==========
Она напивалась в баре как последний мужик. Такая смелая, бойкая, сильная, дала слабину, не смогла сказать того, что крылось на душе и ощущалось сердцем. Настолько себя воспитала, что не позволила и слёз, а обида и боль сильнее копились и съедали изнутри.
Сперва Антон ей сказал, что она ни в чём не виновата, что Юлю он всё равно бросит. А потом она встретила его на улице, когда думала о них. Она хотела ему сказать самое важное, но он был каким-то потерянным, что она почувствовала на сердце тревогу и заботливо спросила вместо:
− Тош, ты чего? Что-то случилось?
Он налился краской и отвёл глаза.
− Юля, она… В общем, я стану отцом.
− О… − только и слетело с её губ, а сердце ухнуло вниз, но она взяла себя в руки. – Ты… П-поздравляю, − улыбнулась.
Прибавила ещё, какое же свалилось счастье. На миг, когда их взгляды встретились, ей показалось, что он хочет сказать что-то важное, хочет в чём-то признаться, может совершить поступок, но он не разомкнул губ.
− Разве ты не рад?
− Я… Ну да, рад, − быстро согласился он.
Ей ничего не осталось, как улыбнуться шире и говорить, какой он молодец, каким хорошим отцом он станет, и что она им гордится.
− Жень, ты… то, что мы… то, что у нас с тобой…
− Ой, Тош, ты что, не переживай, я же сказала, ничего толком не помню, − уверяла она.
Её выдержки ненадолго хватило. Коллеги узнали. Ильинский привычно требовал у Антона Юлиных котлет, уверяя, что теперь она должна готовить их больше, вроде как за здоровье будущего Тоши-джанчика. Филиппов ни о чём не спрашивал и не мучил советами, лишь поглядывал с грустью и заботой, приносил кофе и любимые сладости с горьким шоколадом. Князев награждал то хитрым взглядом, то ловким словцом, намекая всем видом, что он до сих пор неравнодушен и всегда готов принять к себе. Кажется, её добило назначение Лернера на должность зама Калитниковой. Прибежала Юля со своими поздравлениями, хитро заулыбался рядом Костя, бросая на Женю красноречивый взгляд. Она и не сдержалась, убежала молчаливо после.
Напиток обжигал горло, вызывая в голове пустоту. Ей хотелось забыться, представить, что она всё та же бойкая Женя из убойного, и ей глубоко плевать, как и когда-то, на чьё-либо мнение. Пусть думают, что хотят, пусть сплетничают, сколько им угодно.
− Знал, что ты здесь.
Филиппов остановился у стойки рядом и окинул пустые рюмки хмурым взглядом. Ей вспомнилось, сколько раз он её поддерживал, вспомнилось, как он говорил, что ей стоило отвлечься, влюбиться и что он готов набить Антону рожу, если это ей поможет. Она посмотрела в его лицо и с горечью подумала, почему она не влюбилась в него, такого смелого, преданного и способного всё видеть.
− Слушай, пойдем, − сказал Дима. − Хватит тебе уже.
Ей не хотелось слушать, она подняла рюмку, но он удержал руку, взяв за запястье.
− Хватит, я сказал, − повторил твёрдо и кинул купюру на стойку. – Пойдём.
Она гипнотизировала в дороге переднее стекло, хоть и ничего за ним не видела, а Дима крепче сжимал руль и играл желваками, косо на неё поглядывая. Она очнулась, оказавшись с ним за порогом своей квартиры, даже не помня, кто из них открыл.
− Выспись, хорошо? Я с утра тебя прикрою. Ладно, давай, пока.
− Стой, − внезапно сказала она, схватив его за рукав куртки.
Он остановился и посмотрел сверху вниз, покорно ожидая. Она не сдержалась. Не смогла. Прижалась к его груди, заливаясь слезами.
− Женька… − поразился он.
Обнимал, поглаживая по спине и чуть целовал в лоб, уверяя, что всё наладится. Глупо, но большего ему не оставалось. Она повторяла себе, какая же она слабая, какая же она ничтожная, никчёмная, злилась на себя и так же внезапно остановилась, посмотрела в его глаза. Взяла и потянулась к губам. Дима тут же остановил, придержав за плечи, и закачал головой.
− Жень, это не выход. Поверь, я знаю, что говорю.
Наверное, он проходил это после смерти Жанны: заводил новые знакомства, строил отношения, очаровывал, завлекал, но ничего не чувствовал, сердце не отзывалось. Она проходила это с Костей, хоть и соврала тому, что ничего не помнила и была пьяной, тогда она думала, что он её отвлечёт, такой смышленый и дерзкий, а ничего не получилось.
− Я тебе не нравлюсь? – мрачно спросила она.
− Не в этом дело, − серьёзно ответил он. – Ты… ты мой друг, Жень. Ты сейчас наломаешь сгоряча дров и будешь потом об этом жалеть.
− А если…
− Не если, − нахмурившись, он отчеканил. − Пока, − и скрылся за дверью.
Она соскользнула по стене до пола, не понимая, как с ней такое происходит, как она умудряется терять друзей, влюбляясь в одних, мстя им с другими и нанося третьим раны своим сиюминутным желанием отомстить. А ведь Дима её всегда поддерживал, а она только что чуть не заставила его предать друга Тоху, воспользовавшись её состоянием, только что чуть не разбередила его раны, оставленные после Жанны, заставляя почувствовать что-то к себе. Повторяя, как же так, она сидела на полу, уткнувшись головой в колени и обхватив те руками, и только кошки крутились у её ног, отражая любовь и заботу.
========== Часть 2.1 ==========
Когда-то и он был жизнерадостным, беззаботным, раздавал налево-направо чарующие комплименты, не пропускал ни одной юбки и очень красиво ухаживал. Его сердце не знало бед. А потом появилась Жанна, она сделала его невероятно слабым, а вместе с тем он научился ценить, любить по-настоящему, говорить о чувствах, научился бояться, и его сердце тревожно билось, когда девушка принимала участие в операции. Жанна ушла на небеса и забрала с собой его способность любить и дышать. Он помнил, как не мог сдерживать слёзы, сидя на кровати с её вещами, помнил, что никогда не был таким жалким, и, вернувшись на службу, закрылся. Закрылся наглухо. Не обращал внимания на милых прапорщиков, которые откровенно кокетничали с ним, прикрываясь маской тепла и заботы, не пытался очаровать между делом привлекательных дам. Он стал железным, бесстрастным. Так было проще. Осталась лишь ахиллесова пята в виде фотографии Жанны, которую он долго хранил в кошельке, хранил у самого сердца.
Время шло, не принося с собой облегчения, боль притуплялась, но не уходила, крылась где-то в глубине, напоминая о себе не частыми, но точными, нестерпимо обжигающими ударами. До него впервые достучалась гадалка, прямо сказав, что он ни в чём не виноват, и что Жанна тоже так считает. Она сказала, что ему пора её отпустить. Было нелегко, но он справился, наступил на себя ради памяти о любимой девушке, сидел за столом и вдыхал благоухания, уходя, оставил фотографию. Неумолимое время унесло с собой и боль, осталась лишь память и пустота, леденящая душу. Он терпел, и работа, друзья во многом спасали. Он разглядел Женю, ту девушку, которую поначалу невзлюбил и посчитал неуместной для убойного, она оказалась настоящим другом и умным, смелым, преданным напарником. Он без труда углядел и её чувства к Антону, потому иногда и легонько шутил, подстёбывал, чтобы друг Тоха наконец и сам увидел, что коллега к нему неравнодушна. Только друг оказался слеп, не заметил, сколько ему уделяет внимания и заботы Женя, а Дима считал себя не вправе доказывать очевидное. Но невольно между ними он сделал выбор, он выбрал её сторону, потому стал готов подругу и защищать, если бы то потребовалось, хоть словесно, хоть силой.
После стольких дней одиночества он впервые разглядел что-то прекрасное. Повёлся на очаровательную даму. Ольга Бейлер. Майор, внедренная для выполнения операции. С ней оказалось хорошо. Его радовали каждые встречи, но как-то она была невероятно грустна.
− Дим, понимаешь… новое задание, легенда. В общем… пока мы не сможем встречаться, к тому же мне придётся уехать на время.
Она не знала, как долго будет длиться операция, он хотел бы сказать, что готов ждать, но в её глазах прочитал, что всё кончено, она хотела с ним попрощаться. Это для него всё было серьёзно, казалось, что появилась надежда, но не для неё. Он шутил, улыбался, прощаясь, а потом долго сидел в квартире, и пустота съедала изнутри. Воздух снова куда-то уходил, становилось неимоверно тошно, Фил сам себе становился противен. Он больше не хотел подпускать к себе кого-то близко, не хотел больше терять. Так у него и появилась Лара. Тоже майор. Появились отношения без каких-либо обязательств и регулярные встречи раз в неделю.
− Привет тому принцу, который никак не может на Птице жениться! − иногда декламировал Михей, считая, что с психологом всё очень серьёзно.
− Очень смешно, − сердито откликался Дима.
Он бы не сказал, что Татьяна ему не нравилась. Нет, она казалась милой, привлекательной девушкой, к тому же начитанной и образованной, но стоило ей открыть рот, и всё очарование исчезало. Неудовлетворенная, обиженная девочка Таня, и никакая психология тут не причём. Из всех мужчин: импульсивного Миши, самоуверенного, заносчивого Кости, зажатого Тохи − она выбрала его, Фила, как самого проблемного, выбрала и методично поносила, словно он являлся главным злом, даже хлеще чем Волынский. А Дима явно напоминал ей кого-то, кто её сильно обидел в прошлом, и потому она так рьяно и дотошно мстила, пытаясь доказать, что умная, сильная и якобы всевидящая. Обычная и слабая, и Дима не обижал её своими выводами, лишь иногда кипятился, когда вместо простого «молодец» или «вы хорошо поработали», она начинала психоанализ его действий.
Он знал, что нравился Птице, не зря же он был большим искусителем дамских сердец, чтобы не заметить такое. Он умел видеть в глазах интерес к себе. А Птица относилась к нему двояко, что называлось, когда и хочется и колется. Ситуация с насильником, которого Дима ранил, спасая Таню, наладила их отношения. Иногда он провожал её до дома, всё-таки мало ли разных придурков бродит. Вел себя как джентльмен, не приставал и прощался у подъезда. Она же прибежала к нему под ночь и застала с Ларой, он видел её из окна, выбегающую из подъезда. В следующие дни всё вернулось, снова пошло и поехало: «Филиппов, вы ведете себя крайне агрессивно», «Филиппов, вы не находите, что…» Наверное, она считала, что он должен был догадаться, что её обидел, но между ними ничего не было, никаких отношений, а она вела себя так, словно он признался ей в любви и предал. Обиженная кем-то в прошлом, неудовлетворенная девочка Таня, склонная к предрассудкам и безосновательному вымещению своих обид на других. Не более того. Расти ей ещё и расти, а не бить себя в грудь, как якобы знатока человеческих душ.
Несмотря на свои трудности, он не мог не видеть происходящее у друзей. Он радовался за Женю, когда она получила капитана, видел, как они с Антоном уходили, а потом на Жене не было лица. Между ними что-то произошло, и Фил инстинктивно чувствовал, что подруге стало только хуже. Он её поддерживал, пусть и незаметно. Иногда поддевал Антона и серьёзно обещался вызвать на дуэль. А потом друг всех обрадовал новостью о наследнике, которая добила Женьку. Она держалась изо всех сил, а Фил, бросая иногда на неё косые взгляды, невольно сжимал руку в кулак, желая другу врезать, но держался. Князев же был несказанно рад, то и дело как-то намекал Стрельниковой, что он рядом, иногда специально следовал за ней на кухню, и тогда Филу приходилось вставать, чтобы не оставлять подругу в такой надоедливой компании. Они с Михеем назло последнему помогли и продвинули Антона, и тот получил должность зама. Тогда Дима ещё не знал, какой удар это нанесёт Жене, но увидев её лицо в тот момент, когда прибежала с поздравлениями Юля, чуть не вздрогнул сам. Никто и не заметил, как Женя тихо ушла, вернее, убежала прочь. Он знал, где её искать, и вёз оттуда. Когда она потянулась к губам, удержал, хоть и не скрыл бы, что, возможно, и сам бы её поцеловал, обнял крепко, если ей это поможет. Но она ошибалась, как казалось ему, и он не хотел, чтобы она запуталась ещё сильнее. Он хотел её уберечь. Хотел, чтобы отношения, какие-то нелепые ошибки не испортили их дружбу. Они с Михеем являлись самыми дорогими ему людьми, может поэтому он и позволял Мише над ним шутить и подкалываться сколько угодно, а Жене в отличие от других прилюдно себя обнимать, целовать в щёку и хватать за ладонь или локоть. Он не хотел никого из них потерять. Он знал, каково это – слишком нестерпимо, слишком больно.
========== Часть 2.2 ==========
− Ты меня, конечно, извини, я не местный, всё такое, − хитро проговорил Князев, − но Жеке этот умник Ватсон реально не подходит. Хилый, правильный до мозга и костей, куда ему до нашей резвой Жеки?
− И кто подходит, ты, что ли? – резко спросил Филиппов, осадив недобрым взглядом.
Константин лишь заулыбался, пригладил волосы и выкатил грудь, отражая всем своим гордым видом, какой он красавец. Без стеснения промурлыкал в ответ:
− А почему бы и нет?..
Бедная девочка, подумал Дима, смотреть на неё сейчас, в таком-то состоянии, как на не взятую крепость – это как-то бесчеловечно, глупо. Она же не приз, не переходящее знамя. Дима ничего ей не говорил про последнюю встречу, никак не напоминал, чтобы не обидеть или не заставить почувствовать себя неловко, а она схватила его за рукав пиджака и потащила за собой в просмотровую. Остановилась рядом, потерянно смотря.
− Дим, ты… − взволнованно заговорила, − то, что я там… у себя пыталась тогда… ты прости, меня, пожалуйста, не знаю, что на меня нашло, я…
− Жень, Жень, стой, − он удержал её за плечи. − Ты чего? – сказал мягко. – Ладно тебе, я же не дурак, всё понял.
Как ни в чём не бывало он улыбнулся ей тепло и дружески:
− Пошли лучше Косте настроение испортим, я такой прикол знаю… − и заставил тем её улыбнуться в ответ.
После нового дела его снова методично поносила Птица, говоря, что он себе позволяет, словно он должен был кормить задержанных конфетками и мило спрашивать, не могут ли те ему помочь. Может она считала, что так и раскрываются дела, как знать. Михей снова шутил над ним, говоря:
− Ты, Фил, не затягивай с этим делом, если пташку вовремя не приручить, она ж не станет милым соловьем, а так и будет как дятел постукивать.
Дима нарочито поразился и для большего эффекта приложил руку к груди:
− Михей, ну я прям о-очень тронут твоими познаниями в орнитологии! Удивил, честное слово, прям не знаю как быть…
− О тебе ж, дурень, беспокоюсь, − притворно обиделся Миша.
К вечеру Филиппов остался на дежурстве и звонил Ларе, чтобы спросить, как её дела, не хочет ли она завтра встретиться, ему как-никак полагался отсыпной после ночного дежурства. Ответила не она. Чей-то холодный, бесстрастный голос:
− А вы, простите, кто ей будете?
Он слушал и не понимал, что слышал. Авария, несчастный случай, никто не виноват. Он сидел за столом, окаменев. Боли не было, слёз не было, только пустота, заполнившая всё вокруг. Мертвая тишина, поселившая в округе и в душе. За окном между тем занимался рассвет, шли часы, и первой припорхнула Птица, говоря, что она пересмотрела записи и видела, как он оказывал давление на задержанного. Татьяна намеренно вторглась в его личную зону.
− Как, вам приятно оказаться на месте того мужчины? Чувствует, как это..?
Он очнулся и шарахнулся от неё как от привидения в сторону, заставив кресло после себя укатиться на колесиках к стене. Он куда-то спешно шёл. Схватился, кажется, за раковину. Его трясло, руки дрожали, сильно било в висках, от напряжения пошла носом кровь. Он ничего не мог с собой поделать. Чей-то встревоженный голос звучал рядом, но он не мог ему ответить. Он повернул голову и видел только глаза. Серо-зеленые глаза Жени, исполненные тревоги.