− Вдохни, слышишь?
Он послушался и сделал вдох, задержал, как она и просила, дыхание.
− Терпи, терпи, − твердила она, не отводя своих глаз от его, − терпи. Всё, выдохни. Фил, всё, можно.
Он не думал, что у него самого может случиться приступ паники, и сидел у стены, а Женя, присев рядом, придерживала одной рукой его подбородок, а другой аккуратно орудовала платочком у носа.
− Что случилось? Фил, скажи мне.
− Лара… она умерла, − помолчав, сказал он отстранённо. – Несчастный случай.
Он не думал, что к ней что-то чувствовал, нет, просто встречались раз в неделю, иногда пересекались и на службе, перекидывались парой слов, не более того, но от её смерти он чувствовал леденящий холод, ему казалось, что он проклят. Женя больше ни о чем не спрашивала, хоть и не ясно, имела ли она понятие о том, кто такая Лара.
− Я тебя отвезу, − сказала лишь, взяв за локоть, и тем помогая подняться на ноги.
Они молчали всю дорогу, она зачем-то поднималась с ним к квартире, а он никак не мог попасть ключом в замочную скважину − руки дрожали − и она сделала то за него. Они стояли у порога, и Дима, охваченный мыслью, как много, тратясь по мелочам, упускают в жизни глупые люди, повернулся к ней.
− Жень, ты… может, никто тебе этого не говорил, но ты должна знать. Ты… ты замечательная, слышишь? Ты хорошая, умная, добрая, ты… ты молодец, и если Тоха этого не видит, то… То он просто дурак, вот и всё!
На этом Дима развернулся и направился в спальню, по пути скинув на пол куртку. Опустился на кровать и закрыл глаза. Он желал больше никого не подпускать к себе. Желал знакомств, чтобы на утро уходить, не прощаясь и не знать ни имён, ни номеров, ни встречать больше. Желал, чтобы Птица поносила его ещё усерднее и сильнее, только держалась подальше. Желал, чтобы Стрельникова нашла достойного мужчину, не такого слепого и нерешительного как Тоха, но и не столь заносчивого как Костя. Такого, чтобы тот просто любил её всем сердцем, она этого заслуживала.
Дима провалился в спасительный сон и ничего не видел, не слышал и не почувствовал. Он не видел, как Женя замерла в прихожей и не сдержала слёз от его слов. От тех важных слов, которые ей должен был озвучить другой мужчина. Должен был озвучить даже если они расставались. Не видел, как она повесила его куртку на место, тихо пробралась в спальню и, присев рядом, сняла поочередно ботинки с его ног, нашла в стороне плед и заботливо накрыла. Он не почувствовал её губ на своей щеке, пальцев, коснувшихся волос. Не услышал её тихого голоса, а она велела ему отдыхать и с грустной улыбкой сказала, что может у них такая судьба. Судьба быть брошенными, раненными и раздавленными, и всё, что им остается − держаться вместе. Держаться хоть как-то. Иначе нельзя, как звучало в одной известной песне.
========== Часть 3 ==========
Женя не замечала, как проходили дни. Она старательно погружалась в работу, корпела над бумагами, оставалась холодна к Князеву, тепла и дружелюбна с Ильинским и Филипповым, нейтральна с Лернером. Выдрав очередной лист календаря, девушка в задумчивости замерла. Куда-то в пустоту канула пара месяцев. Где-то в глубине шкафа остались горевать позабытые светлые платья, так изящно подчеркивающие милую фигурку. Где-то в ящике соседнего стола стеснительным коллегой припрятано фото УЗИ. Где-то в стороне, в дальнем конце кабинета, обосновался за столом Фил, словно, как и она, решил отгородиться, и теперь они обменивались взглядами каждый из своего конца, пересекались, как и обычно, на кухне, в зале, на выездах, при обсуждении дела, не более того. Каждый из них хранил что-то о другом и не смел то произносить, чтобы не задеть чувств.
Она научилась справляться с собой через силу, но Антон снова её добил, поймав в просмотровой с откровенным разговором.
− Жень, я… − потупился он, − понимаю, что теперь уж говорить поздно, но… Понимаешь, мне кажется, я перед тобой очень виноват.
Он заглянул ей в глаза, заставив замереть.
− Не знаю, как объяснить… Кажется, я это просто чувствую. Я понимаю, я должен радоваться, что у меня… то есть, что у нас с Юлей будет малыш, а я смотрю на тебя и…
− Тош… − устало подала голос она, − может не надо, а?
− Не могу с собой ничего поделать, мне кажется…
Когда он коснулся её плеч, она вздрогнула и вырвалась.
− Антон, хватит! Не мучай себя, меня, Юлю. Всё. Конец истории. Проехали, забыли.
Она выскочила в коридор и помчалась на кухню, благо там было свободно. Если Антон ждал, что она ему подскажет как быть, то ей больше не хотелось. Каждый сам решает за себя, а если не решает, значит, и не сильно хочет. Женя готовила бутерброды ребятам, и тёплые пальцы сжали её дрожащую руку за запястье.
− Всё в порядке? – спросил Дима, внимательно смотря.
− Да… − несколько растерялась она, но быстро взяла себя в руки: − Да, всё хорошо.
− По виду не…
Филиппов не успел окончить мысль – пожаловал Ильинский, а за ним и Князев – и, вынужденный, уселся за стол. Получил, как и Миша, добротный бутерброд.
− А я? – напомнил о себе Костя, состроив милое лицо. – Слушайте, это какая-то дискриминация среди друзей, − пожаловался он ребятам.
− Это смотря, кто и у кого входит в категорию друзей, − философски отпарировал Михей.
Хмыкнув, Женя легонько потрепала его по волосам за поддержку, провела по плечу Димы ладошкой:
− Приятного аппетита, ребят, − и поспешила в коридор.
Самой ей есть особо не хотелось, как и не хотелось, чтобы её раскусили, и уж тем более, чтобы это сделал Дима. Ей казалось, он теперь видел её насквозь.
*
Дима старательно отгораживался, даже не часто заводил без дела бесед. Подчеркнуто вежливо отклонил не одно предложение милых барышень со службы вместе посидеть. Никаких отношений, для себя решил, тем более новых служебных романов. К тому же его начали донимать головные боли. Первое время Дима пил обезболивающее, когда и таблетки по три, массировал виски или выпивал что-то крепкое под вечер, желая разогнать кровь. Потом ни один из способов эффективностью не радовал, а если и избавлял от боли, то ненадолго. Она возвращалась и мешала нормально жить и работать. Обращаться в больницу или к Птице ему не хотелось – отстранят от службы, а дома его медленно и мучительно доконает пустота. Одна знакомая девица-фармацевт, из некогда бывших подружек, выслушав жалобу, сочувственно покивала головой и посоветовала одно дорогое лекарство, настоятельно рекомендовав надолго не затягивать и обратиться к специалисту. Рекомендации Дима не последовал, а таблетки у него появились. Пил, и боль отступала, как и лишние эмоции. Он стал реже сидеть с друзьями по вечерам – выпивать теперь стало противопоказано.
Дождавшись, когда остальные уйдут, Женя перегородила ему дорогу из кабинета в один из вечеров, подозрительно смотря:
− Я надеюсь, ты отказался посидеть с ребятами не из-за меня?
− Конечно нет, − поразился он. – Ты-то тут причём?
− Дим, что происходит, а? Я… я понимаю, тебе нелегко, мне тоже, но это же не повод держаться от всех подальше. Ну, не хочешь видеть меня, Антона, Михея почему сторонишься? Он же тоже твой друг. И ему тоже нелегко: с Костей они не особо ладят, Тоша снова нервничает из-за назначения.
Доля правды имелась в её словах, про Мишу, уйдя в свои печали, они как-то забыли. Дима, почувствовав себя виновато, потупился.
− Жень, это никак и ни с кем не связано, − хмуро проговорил. − Просто… очень устал и только.
Он почувствовал, как ее пальцы коснулись его подбородка, и поднял голову. Посмотрел ей в глаза.
− Точно? – спросила она, заставив чуть улыбнуться.
− Точно.
Накинув куртку, он помог и ей с верхней одеждой, пожелал хорошо посидеть и, распрощавшись, брёл по улице. Вдыхал вечерний воздух, любовался видом реки. Остановился и, облокотившись о холодную каменную поверхность парапета, уставился в непроглядную даль.
− Иногда помогает, да, − раздался рядом голос Жени.
– А ты почему не с ребятами?
− Подумала, а что ты один будешь киснуть…
Она присоединилась к созерцанию. За их спинами стихал бурный вечер, переходя в тихую ночь. Молчание между ними притягивало отсутствием бесполезных слов о тяготах дня, о бесконечной работе и о философии тех, кто считает, что имеет право убить.
− Я на таблетках, − помолчав, признался Дима. – Потому и не пошёл.
− В каком смысле? – обеспокоилась Женя.
Он поведал ей о странном недуге, как и об опасениях, как и о том, что Птица станет первой, кто будет настаивать его отстранить надолго и как можно дальше.
− Такая вот петрушка, − невесело подвёл итог.
Женя молчала, не сводя с него глаз, а после вцепилась ладошками в его руки.
− Дим, я всё понимаю, − взволнованно заговорила она, − но это же не шутки. Ты только выслушай меня, ладно? Ну, не хочешь ты светиться, говорить, но это не повод глотать химию, губить себя. Есть же и частные клиники, можно обратиться туда, пройти обследование и…
− Жень…
Она подошла вплотную, крепче сжав его ладони, и заглянула в глаза.
− Позволь хотя бы мне тебе помочь, ты же ничего не теряешь.
Он не знал, что ей ответить.
− Дим, сделай это если не для себя, то для меня. Мне будет так спокойней, ведь я же тоже твой друг и беспокоюсь за тебя. Обещаю, это останется между нами. Идёт?
Вздохнув, он кивнул. После словно очнулся, посмотрел на часы и заметил, что им пора расходиться. Проводил её до дома и направился к себе.
========== Часть 4 ==========
Воображение стращало несколько дней, как и глупый разум, но, как в известной пословице, дело лучше делать, чем доверять глазам. Частная клиника оказалась не такой уж и пугающей. По-доброму приняли, вежливо беседовали и бумаги оформили довольно быстро. Правда, потребовали первый взнос за приём, но где сейчас работают бесплатно?.. Дима переходил из кабинета в кабинет, отвечал на вопросы, замечал записи в жиденькой тетради. Сославшись на состояние здоровья, даже отпросился у Антона на один день. Сдал необходимые анализы, обещался явиться за результатами. Как обычно в течение недели окунулся в работу, искал, вёл допросы.
Женя поймала его, выходящего из просмотровой, и отошла вместе в сторону.
− Ну как? Что говорят?
Дима понял, что она спрашивала не о деле.
− Пусто, − хмуро проговорил он. – В смысле, никаких видимых нарушений не обнаружено, считают, что боль скорее психогенного характера.
− Так это же хорошо, ой, прости, то есть я хотела сказать, хорошо, что не травма или ещё что. Они предлагают что-то?
− Да что они предложат… психотерапевта, понятное дело.
Взгляд Жени исполнился теплом и заботы.
− Я надеюсь, ты не отказался пройти курс?
Дима отвёл глаза, словно пойманный как мальчик, но собеседница нарочно молчала, ожидая.
− Жень, мне бы не хотелось, чтобы кто-то опять копался в моих мозгах! − наконец с долей возмущения признался он.
Девушку никак не смутил его тон, она продолжила рассудительно и мягко:
− Дим… ну, не задалось у тебя с Таней, что же теперь, всех на неё равнять? Неужели ты сразу сдашься? Не узнаю бесстрашного Фила, − хитро добавила.
Он не успел ей ответить, в коридор вышел Князев.
− А чего стоим, кого ждём? Жек, ты же вроде аналитикой хотела заняться, нет?
Женя закатила глаза и отправилась в кабинет. Костя приобнял Диму за плечи и хитро заулыбался:
− Знаешь, Филыч, если бы я не знал, что она это назло мне делает, ей-богу бы к тебе приревновал.
У кого что на уме, понял Дима и не стал ничего произносить вслух. Прозанимался делами, к вечеру сидел на диване у себя дома и задумчиво крутил в руке баночку с таблетками. Он и не заметил, как она опустела наполовину. Может в словах Жени и имелась правда, он ничего, по сути, не терял. Дима оторвался, и взгляд невольно наткнулся на фоторамки. Жанна. Она, конечно, была избалована, эгоистична, но ради него согласилась отказаться от любимой отравы. Хотела бы она, чтобы так просто опустился? Будь она рядом, мог бы он позволить себе так просто сдаться?..
На следующий день Дима под вечер явился в клинику. Прошел до психотерапевта. Кабинет ничем не выделялся, обычная обстановка, как и везде: стол, стулья, диван. Светловолосая девушка в очках занимала кресло, поприветствовав, представилась Анной и попросила присесть. Дима пристроился на стул у двери. Молчание затянулось, заставляя нервничать.
− Не знаю, что в таких случаях говорят, − хмуро признался он, сложив руки.
− Сказать честно, я тоже, − добродушно ответила Анна. − Может тогда вы хотя бы расскажете, что вас привело в клинику, например?
− Голова доняла, − буркнул Дима.
Анна оказалась совершенно не похожей на Птицу: никак не реагировала на его тон, не лезла с каверзными вопросами, не высказывалась резко и не приближалась, чтобы что-то доказать. Она задавала простые вопросы: когда началась боль, кем он работает, нравится ли ему работа, есть ли у него близкий человек. Пару раз Дима уходил от ответа, а то и резко бросал, что тот не имеет значения. Анна не настаивала, не утверждала, что она специалист и ей виднее. Она вела себя так, что Дима как не пытался найти в её действиях подвох и разозлиться, а так и не смог. К его удивлению часы их общения пролетели незаметно, и в следующий раз он пришёл без негативного настроя и чувствовал себя свободнее.
Женя между делом спрашивала его то в коридоре, то на кухне, как дела и успехи. Он пожимал плечами. Она с улыбкой говорила, что он молодец и не стоит останавливаться, приободряя, похлопывала по плечу. Дима не знал почему, но приходил к Анне снова и снова. Она каким-то непостижим образом заставляла его говорить, но при этом от её вопросов он не чувствовал себя притеснённым, не чувствовал, что кто-то пытается доказать ему, насколько он неуравновешен. Через какие-то месяцы он свободно разваливался у Анны на диване и описывал свои будни, как и то, чем те ему запомнились или не понравились. Анна вскользь замечала, что теперь ему было интересно и её мнение. Дима замечал, что стал реже брать в руки баночку с таблетками. Как-то Анна сказала, что он готов, и она хочет поговорить с ним прямо. Он согласился. Её слова задели за живое и он, напрягшись до предела, выпрямился. Она сказала ему, что он сам знает причину своего недомогания и всё, что ему не хватает – только признаться. Сказала, что ему не хватает лишь побороть себя.
− Дмитрий, я понимаю, насколько это нелегко. Понимаю, возможно, я не тот человек, но ведь есть и другие, близкие вам люди, вы сами не раз о них говорили. Вы не думали, что если они доверяют вам, то и вы можете довериться в ответ? Лично я не считаю, что это банально и глупо, и что вас осудят или не поймут. От этого станет легче. Поверьте. Вы далеко не одиноки, и то, через что вы прошли, не свидетельствует о том, что вы ошибетесь вновь, обожжетесь или потеряете. Поймите, своими действиями вы делаете хуже не только себе, но и тем, кто рядом с вами. Вы не задумывались, каково им?.. Знаете, наши страхи, опасения, предрассудки − это нормально. Иначе мы бы не были людьми, не совершали ошибок и жили однообразно и скучно.
Он молчал, не зная, что ей ответить. Она посмотрела на часы.
− Наш с вами сеанс подошёл к концу. Вижу, вы задумались, и надеюсь, что придёте к решению. Поймите, если вы сами не захотите, никто не сможет вам помочь. Я не могу сказать вам, что делать, как поступить, это только ваше решение, но я знаю, что вы здоровый, нормальный человек, а ваша агрессия, приступы паники, фобии, кошмары, боли – это только ответная реакция психики на происходящее с вами. Пожалуйста, подумайте хорошенько над всем, о чём мы с вами говорили за эти месяцы, не торопитесь. А я всё также буду ждать вас на следующий приём.
Он молчаливо брёл по ночной улице. Думал. Провёл спокойную ночь. И не одну. Он работал и задумчиво посматривал на каждого из коллег. Пытался помочь Тохе то с отчётом, то просто добрым словом, удивив тем. На кухне разоткровенничался с Женей, сказав, что обходится без таблеток. Она обрадовалась. Он немного посидел в баре с Мишей после работы, потом гулял вечером по улице и, остановившись, сказал: