Ты не спеши, я деревом стану.
Асана…
Нияма…
Нияма. Самадхи… Особенность формы в пространстве…
Моё положение в мире. Мне заимствовать у реальности точки. Точки, новые крылья… В колене согну ногу, ступнёй упираясь в колено, выдохну, руки раскину… Глаза закрываю. Утро.
Я вновь возрождаюсь из пепла.
Пепла пустой ночи… Скину с себя её conque, не обрасти мне собой – не улитка. Всё заново – утро иное приведёт в другой день и вечер. Вечер, что мне неведом…
Но путь неизменен. Меняются точки. Лишь точки в пространстве, положение в мире. Увидеть, лишь сделав шаг ненамеченный, на старом эскизе новые линии, скрытые части единого, целого. Асана. Самадхи… Сегодня я что-то незримо меняю…
Клочки приглушённого света… Кофе сопит над огнём, он замер у края маленькой джезвы, не смея нарушить границ пребывания.
Это просчитано, то – нарисовано. Ситуация есть, варианты – надуманы. Всё – по накатанной, всё уже пройдено… Утро.
И время. Время, в котором ещё не узнали себя. Где собою не поняты. Время мгновений, абсолютных загадок… Лишь пробуждение.
Кофе.
Асана…
Ещё не бралась что-то придумывать. Утро в ладонях. Ещё очень рано. Слушаю – тихо. Но в каждой минуте мир жив многолико. В этом мгновении каждого целого…
Тихо. Ветер вздыхает, он заблудился в моём старом доме, поёт его, нежно в лапах качая.
Поздний октябрь. Ослепшие клёны. Прозрачно. Бесцветно. Редкие путники. Жизни иные, что здесь оказались, в моём осознании этого утра.
Переплетение…
Мой мир раскачали тополиные ветви, мне птицею сонной дремать в южном ветре, я птица Гаруда. Я – назревание.
Утро – причастие.
Я – здесь, я на кухне. Меня убаюкал тот ветер на крыше, частичку себя я там и оставлю, свою птичью грусть, свою половину. Рассвет мне не встретить за чашечкой кофе, затемно выйду в странную осень.
Октябрь пустой. Я в нём растворённое, некогда целое.
Плетение звуков – рябина качнулась… Вспыхнули чьи-то окна напротив… Шаги за окном… Будильник соседа… Хлопнула дверь подъезда, другая… Воет собака, и крошатся звёзды… Катятся Луны и гаснут за шторой…
Снег начался…
Тихо.
Сквозят старые окна… Воистину, утро – бездонно, но я там уже побывала. Свернуться б сейчас в клубочек…
…Мой дом на окраине города, и живу я рядом со станцией… Кофе. Всегда. Перед выходом. Кофе имбирный. С фиником.
И я пребываю. Податливо-нежная – чёрный котёнок, что трётся об локоть и мордочкой тычет в пустую ладошку…
15.
Мир уничтожен…
Видением ложным, нелепым каким-то её представлением губим загадку реальности хрупкую, режем себя на тонкие ломтики. Ломтики в ящички, ломтики в гробики…
Режем сердца, отбиваем и солим, чёрного перца немного добавим. И майонеза. В духовку. А всё, что осталось на разделочных досках, в мешок завернём, и – в холодильник. На дальнюю полку.
Теперь всё в порядке. Теперь всё по полочкам…
Лакомьтесь, милые!.. Любовь – на горячее, реальность – гарниром…
Лакомьтесь… К чаю – десерты. Ваша душа, душа вашей мамы, отца, души супругов – бывших да нынешних, а также особое лакомство – детские. Для искушённых…
…Мы – себе боли, и сами – надежды. Вот и откушай то, что состряпал… Каждый испёк себе по реальности… Каждый её приготовил по-своему. Один вымерял с точностью специи, другой шинковал только закуски, третий тщательно что-то всё смешивал, иные лишь отбивали да жарили, безжалостно-щедро затем полив соусом…
«Вам в тарелку скидать или выложить?»
Кто-то готовит совсем по-обычному, так, по-простому, сытно и дёшево; кто-то хранит особые тайны – рецепты от бабки, царской кухарки; другие любят эксперименты – устрицы с творогом в соусе винном, что подаются к молочному пудингу; все остальные покупают готовое – контейнер с салатом, ленч из пластмассы, котлету-картонку на булке в бумаге…
«Должно быть, ваш взгляд сегодня с горчицей? Пикантно…»
«Кажется, мне не к лицу этот соус…»
«Слова пережарены…» «Да, не жуются…»
Мы с вами все здесь. Мы все в одной кухне, где один холодильник, и продукты все те же. Но у каждого получаются разные блюда.
Блюда с одним ингредиентом… Беседы с собою – основа всех лакомств, что жарим и тушим, усердно мешая.
Плавленность мыслей – тягучие нитки из старого сыра, на слипшихся длинных таких макаронах рабочей недели, и с капелькой кетчупа на воскресение…
Беседы с собой… Монолог – бесконечен. Он с нами по жизни, по макаронам… Он кашей на завтрак, пирожком на закуску…
Щёлк… Выключаю… Даю установку – не думать.
Не думать хотя бы минуту…
Ну хорошо – чуточку меньше, сколько получится…
Я отпускаю…
Себя.
Лети же, мерцая, светлячок из историй. Историй волшебных. Я помолчу тут, рядом с собою, пусть приоткроет реальность завесу над ликом своим… Пусть приоткроет тайну нюансов, ярких акцентов и множества бликов.
Кротость молчания, краткость мгновения…
Мгновения мёртвых, нерождённо-бессмертных и вездесущих моих иллюстраций, моих дневников в липких пятнах от мыслей…
Глаза открываю…
Я думать не смею… Всё заново.
Заново…
Реальность пустая, пока ещё чуждая. Я наслаждаюсь. Мир беспредметен.
Я не рисую…
Мгновения – краткость…
Линией тонкой, простой, карандашной – эскиз натюрморта. Белая чашка, десертная ложка… Салфетка… Букетик в стакане… Блюдце, и с краю – сахара кубик… Книжка моя… Мой старый мобильный… Тёмной столешницы тёплое дерево… Стены, картинки, фотографии в рамках. Окна. И небо…
Так… Зарисовка.
Вот проявляется мысль чёрной точкой, линией, вязью, виснущей строчкой… Строчкой бессмертной. Строчкой вовеки… Строчкой на старой жёлтой бумаге.
Акварельные пятна кистью широкой, тенью и светом.
Я что-то рисую…
Слово.
Молчание.
Линия.
Точка…
Линия. Точка. И снова.
Молчание…
Где она – правда? Её кто-то замазал. Слоем тяжёлым – краской и лаком…
========== IV ==========
16.
Всё в одном выражении «ты потерпи».
Всё в одном…
Выстлано всё… Мне ступать по тем лезвиям, по тропе из ножей.
Каждый мой шаг – это вспышка в сознании, острая звёздочка…
«Ты потерпи ещё» - будешь в тепле пить своё молоко. Улица. Холодно… Ветра порыв…
«Ты потерпи» - почитай тот роман, чая налей, в окно посмотри.
«Терпи, же терпи…» - и уже не боишься, она не убьёт…
Только лишь нервы… Всё – это нервы
«Терпи же, всё будет». «Терпи». Будет всё. Ты потерпи. Coca-Cola. Всё будет…
Терпи.
Ещё совсем чуточку – боль отойдёт. Боли не станет. Клетчатый плед пережитых часов скроет её…
Будто кружево кутает мягким плетением время… С каждым шагом моим паутинки ушедших минут всё плотней пеленают. Неощутимыми станут порезы, невидимы будут.
Но боль лишь прикрыли цветным одеялом, закутав её, немую старушку, в ушедшее время. И будто забыли…
Шаг – испытание.
Шаг – испытание вашей надежды. И дело не в вере. Вера – есть сила. Не веришь - надейся…
Верю – не верю… Не верю – надеюсь.
Глупо?
Нет.
Страшно…
Всё уж давно началось, с первым шагом, и ждать чего-то нет больше смысла.
Шаг – это пытка, путь не изменишь, не променяешь… Сами себе его рисовали.
Краски поблёкнут, штрихи растворятся, погаснут акценты, нюансы… Они вскоре будут теряться… Веришь – не веришь, дороги не видно, и мы – лишь ведомые странной надеждой.
Самообманом.
И дороги другой нам как будто не надо, нам не хочется видеть изнанку реальностей, декорации той увидеть картонку. Страшно…
В картинках – уютнее. Бумажными куклами становятся спутники, я лишь надеюсь, я больше не верю… Мне бы сейчас крупинку той силы…
Но у меня только кисти да краски, руки все в пятнах. Ножи под ногами. Людей всё рисую, будто не вижу…
Поверьте в меня, я уже не бумага.
…Нервы. Всё – нервы.
Удалите, пожалуйста, или поверьте. А то вовсе поблёкла. И так не умею. Забудусь и кану…
…Снежные перья… Белые хлопья первого снега. Я в них потеряна… Перины небесных волшебниц разорваны. Клочья по миру … Не сделать и шага. Наши молчания кутают в облако… Белое. Мягкое…
«Верить изволите?»
«Удалите, пожалуйста…»
«Удалите мне нервы».
«Меня удалите».
«И нервы…»
«Будьте добры…»
«Это не страшно».
«Не больно».
«Терпите».
«Всё будет».
«Так просто».
«Я удаляюсь…»
Я больше не верю.
И подпись – «навеки ваша картонка»…
17.
Я – это буковки. Каждое слово…
Тут знаки другие, и я здесь иначе.
Качает реальность все эти сущности, да и сама такая же шаткая… Мне лишь гадать остаётся в надежде.
Надежде узреть… Но заведомо знаю, что правды здесь нету, тайной останутся лица и взгляды, скобкой проснётся любая улыбка, молчание – смертью, а чей – не известно…
Скобки да точки, буковки, знаки… Тишина – вечный спутник этого мира…
Поле чудес. Будет так, как увидишь. Не увидишь – посмотришь с любой другой точки. Теперь это просто – здесь много дорожек, как ниток одной большой паутины… Здесь нас накрыло пространством иллюзий, полем пустым, самообманом.
Я выбираю героя на вечер… Но, как всегда, становлюсь персонажем…
Глупо?
Едва ли
Печально, пожалуй…
Я – это знаки, вами прочтённые. Вы – только буковки, скобочки, точечки… Кажется, вижу скрытую сторону. Но сомневаюсь, вы ли за символом…
Кутает мягко, почти незаметно, сеть неуместных волшебных картинок, неполноценных, односторонних…
Мне плоско и скучно. Я – это буковка. Символ, наверно, неверно прочтённый. Глупо надеяться, что я буду понята… Толкование знаков меняет и сущности…
Страшно, не правда ли?
…Я здесь не та, за кого себя выдала… Меня просто здесь нет, я это чувствую.
Невидим становится свет, что направила. Каждый из нас пребывает у зеркала, всё отражает свои многоликости, слепых персонажей и множество плоскостей.
Мы здесь разбитые. Мы здесь раскиданы. Герои погибли, остальные – бессмертные. Потому как безликие… Или безликие, потому что бессмертные… Как силуэты, рваные фантики…
Как бы раздроблен, и будто бы всюду, но это неправда – не существуешь…
В этих сетях мы запутались насмерть. Но сети лишь в нас, их в реальности нет – плутаем в себе лишь…
Скажете – глупо. И ухмыльнётесь…
Не глупо, лишь страшно.
Запутались насмерть. Не там, и не здесь. Единство нарушено: лишь дроби, да части, клочочки бумаги порванных писем, осколки на счастье чашек разбитых. Лишь пазлы, кусочки головоломки, раскиданной чёрным как ночи котёнком… Не восстановишь это плетение, и ткань наших душ будто бы ветошь… Калейдоскопы. Разбиты. Детали смешались, проникли друг в друга. Проникли все сразу. Мир уничтожен…
Во всех зеркалах - океаны иллюзий… Безликих и плоских…
…Всё – отражения. Не знаем, чем связаны и что у нас общего. Мне бы вглядеться, собрать воедино все лица…
Мои ли?
И не докажешь, кто в зеркалах за прозрачной границей. Со стороны себя не увидишь. Я пребываю, очевидно, лишь в чём-то.
Плетение порвано, расклады гадания ветер сметает, и карты летят. Зарисовки. Эскизы… Их не собрать, поиск без смысла – мы все здесь в себе и собою потеряны… Жизни – ничьи, и порваны души. Те ли пути мы себе рисовали? Где-то, в начале, должна быть ошибка, что тени творит и бумажные лица. У меня больше нет других отражений, своих ли, чужих, я их загубила. Тёмные стёкла, которых не вижу…
Невидящи взоры… Нас не бывает. Короткие жизни – не наши, чужие, и мы растворяемся в синем мерцании. Окна пустые, и нас больше нет в глубине тёмных комнат. Всё дальше и дальше мы меркнем и тонем… Мне лишь осталось кинуть послание, я дневник заверну. Заверну и отправлю.
Найденным быть ему, найденным вами, пусть мои знаки прочтёнными станут. Но будут ли поняты эти писания, поплывшие строчки размокшей бумаги? Мне слов не сказать, теперь я немая…
«Знаю, прочтёте…»
И я ожидаю…
«Я почти верила…»
«Доброй вам ночи…»
До завтра, быть может…
Лицо моё срезано. Моё. Настоящее. А вы и не знали. Правду сберечь, сохранить попытались – убили…
Живой оказалась.
Доброй всем ночи.
Мгновение жду, другое, и снова…
Я стала альбомом, пустой, разукрашкой.
18.
Красные волосы, такие же – в зеркале.
Такие же волосы, как в отражении. Красный, не стойкий. Так, ненадолго. Мой avatar. Для настроения.
Сука, русалочка…
Это мой userpic.
«Kiss the girl». Kiss the girl …
И я иду дальше. Каждый шаг – болью… Болью зовётся. Тропинка из лезвий. Китайские стены…
Той же дорогой. И всё холодает, с каждым днём больше… Пора уж привыкнуть к осени, к зимам… К тьме за окном, к вечерам, что похожи… К этому вечеру, что повторяется… К спящей улитке за прозрачными стёклами. Вижу себя за своими же окнами… Всё представляю яркий квадратик, тёмные стены и сотни таких же… Сотни чужих неизвестных мне стёкол.
Мои жёлтые окна, и вы по ту сторону. Становлюсь персонажем…
Мне танцевать движение, целостность… Я танцую свой образ. Я танцую красиво. Я за стеклом в свете маленькой кухни варю себе кофе. Кофе – красиво. И завершено.
Тьма за окном. И я наблюдаю себя в вашем взгляде – жёлтый квадратик. Немое кино…
Нет… Кино не моё. И вообще – не кино. Верю – не верю, надоела себе.
«Будьте любезны, мне дерьма в молоко…»
Я встаю очень рано. Сука, художница. И варю себе кофе. Всегда. Как обычно. Никого больше нет в этой реальности – я встаю очень рано, и тьма обжигает, я наблюдаю. Вот мои окна каждого утра… Пустые листы…
Рисуй же, рисуй на дне пустой кружки гущей кофейной, сука, колдунья. И верить мне в это, иначе – погибнуть… Виток за витком, дни ложатся неровно.
Веретено уж истёрла плести свои песни. Но виток за витком – надежда бессмертна. Я знаю, что если поверить, так и случится. Мне разложить по планете узором странные знаки, раскидать свои сети. Теперь я ловец. И я жду, затаившись, гущей рисуя на дне своей кружки.
Я вам станцую. Я же немая. Сука, русалочка… Утро читает все мои письма, я иглой их пишу на знакомых ладонях. Иглой и чернилами, специальными красками мне наносить лишь себе и понятное. Но день ото дня… И утро меняет кожу своих осенних перчаток. Каждый раз – заново… Ни это ли чудо?
Нам не вернуться, хоть дорога – в начало. Сети, тропинки самообмана въелись под кожу татуировкой. И мы всё идём и идём, и приходим… Утро пустое. Утро вчерашнее… Такое же было на прошлой неделе, в августе, в мае, было в апреле…
Страшно должно быть, наверно…
Страшно должно быть, но слепы. И путь мой замкнулся. Слепа я?
Я жду сообщений до неприличия личных… Как малый ребёнок, ей-богу…
…Я бы увидеть хотела те ночи и, может быть утро, декабрь и вечер, видеть хотела из ваших окон.
…Я вяжу эти сети. Сети самообмана, что вплетаются в кожу на целые сутки. Иду по дороге всё той же, навстречу. И возвращаюсь ею в начало, в свою пустоту раннего утра, в квадратик окна, где танцую у турки, с гущей кофейной играя, колдуя дневник, короткие письма…
Не скучно?
Не скучно…
Обманчиво тёплый свет чужих окон невидим.
…И вечер.
19.
Вы называли мне своё имя. Отдали право быть вашей частью. Каким-то кусочком другой вашей жизни. Видеть позволили ещё одну сторону.
Видимость жизни, жизни невидимость… Битые стёкла.
Дневник и страницы, портреты, эскизы, все письма – всё сети. Сети тоски, невидимость линий и одиночеств.
Пишу на билете ответ – своё имя. Отдам, улыбаясь. Берите ж…
«Берите». Я там.
«Там – красиво».
Читать приходите страницы, я знаки оставлю. Читайте меня, собирайте, ломайте, смотрите портреты и зарисовки, все письма. Всё – сети. Я там вас поймаю. Читайте красиво…
Знакомьтесь со мной. Я даю этот шанс, но, наверно, себе лишь, вручая билет. Карандашная строчка тускла и невзрачна, сотрётся, должно быть… Строчка значков. Ключик волшебный.