Невидимая связь - Mind_Game 5 стр.


Миссис Шарп нехотя признаёт правоту супруга, но заснуть ей так и не удаётся. Незнакомая обстановка, постоянное покачивание корабля и неотступные думы о прошлом и будущем не дают ей покоя. Когда Шарпы достигают конечной точки своего пути, Эдит чувствует, как крайняя степень утомления смешивается в ней с нарастающим возбуждением от предстоящего знакомства с новой жизнью. Выходя из экипажа, Эдит пытается унять дрожь в пальцах, которая не имеет никакого отношения к промозглому осеннему ветру, от которого не спасает уютная тёплая муфта. И тут под ноги новоприбывшим бросается невесть откуда взявшаяся маленькая собачонка.

— Кто это? С ошейником… Кажется, он потерялся! Возьмём его? — умиляется Эдит, присаживаясь на корточки и протягивая ладонь к пёсику. — Как тебя зовут, малыш?

«Фарфалла*», — едва не срывается с губ у Томаса, но в последний момент он прикусывает язык. Когда Энола привезла собаку в Аллердейл Холл, та была ещё крошечным щеночком. После смерти итальянки Шарп пообещал сестре избавиться от Фарфаллы, но не смог побороть жалость к этому жизнерадостному существу и отдал собаку в ближайшее поселение, в семью одного из рабочих, со строгим условием, чтобы животное не покидало территорию их небольшого хозяйства. Тот факт, что Фарфалла всё-таки сумела удрать, да ещё и нашла дорогу к дому, не вызывает у Томаса ни капли радости, но он не может отказать жене в просьбе, не желая зародить подозрения.

Появление собаки даёт Люсиль повод выразить брату своё неудовольствие, но на самом деле её куда больше задевают поведение очередной миссис Шарп и повышенное внимание к ней со стороны Томаса. Люсиль прекрасно знает, каким обходительным и обаятельным он бывает с жёнами, но она также знает, что ни одна из них прежде не удостаивалась таких искренних влюблённых взглядов от него. Люсиль бежит от собственных страхов и не задаёт брату прямых вопросов, но, поддавшись внезапному озарению, находит другой способ выпытать истину.

— Завари жене чай, — словно бы между делом приказывает она.

Томас в замешательстве замирает, а затем, слегка склонив голову на бок, озадаченно всматривается в лицо сестры.

— Завари. Жене. Чай, — повторяет она, чеканя каждое слово. Её глаза суживаются, Люсиль превращается в один напряжённый сгусток нервов, ожидая реакции Шарпа.

— Я… Я не думаю… Его ведь всегда завариваешь ты, — неубедительно мямлит баронет. — Ещё напутаю что-нибудь…

— Ты прекрасно знаешь, где та самая коробка, — Люсиль непреклонна. — Положи одну-две ложки.

Томас продолжает недоумевать, но послушно тянется за красной жестяной коробкой, безошибочно выбирая её из ряда таких же, но синих. Он машинально зачёрпывает ложкой сморщенные чаинки, слушая ироничные замечания сестры о вернувшейся собаке, и ни одна черта на его лице не выдаёт его истинных чувств. Брат проходит проверку — Люсиль не к чему придраться. И всё же закравшаяся в сердце ревность не отступает без боя.

— Ты выбрал её, — не выдержав, спрашивает Люсиль. — Почему?

***

Что бы Томас ни сказал тогда сестре, усыпляя её бдительность, сам себе он давно ответил на этот вопрос. Эдит отличается — от всех. Она не следует безмолвной тенью за мужем, как это делала Памела, не утомляет своим обществом, не смотрит Томасу в рот, ловя каждое его слово. При этом она, безусловно, восхищается им. Она не норовит установить в поместье свои порядки, как это делала Маргарет, не диктует Люсиль, как вести хозяйство, не сетует на обстановку в доме и лишь старается терпеливо помогать во всём. Она любит Томаса не так страстно, как это делала Энола, но меньший градус страсти позволяет ему дышать свободнее. Во всех действиях Эдит — понимание, уважение, желание разделить его интересы. Общение с женой подобно свежей струе чистого, прохладного воздуха, оживляющего и ободряющего, дающего силы жить. Баронет не знает, способен ли он дать ей что-то взамен, особенно учитывая, что Люсиль претендует на всё его свободное время, не позволяя супругам оставаться наедине. Но, по крайней мере, он уже придумал кое-что, что наверняка порадует Эдит.

— Открой сама, — лукаво советует Томас, водружая массивную деревянную коробку на стол перед женой. Она немного растеряно, но с любопытством тянется к крышке.

— Это «Ремингтон»! — ахает Эдит, увидев внутри изящную печатную машинку с корпусом, украшенным замысловатыми завитушками. — Боже, Томас, когда ты успел…

От восторга миссис Шарп не находит больше слов и лишь крепко обнимает мужа, вкладывая в этот жест всю свою благодарность.

— Мне не терпится узнать, куда заведёт твоих персонажей твоя неуёмная фантазия, дорогая, — ласково говорит он ей на ухо, вместе с тем аккуратно поправляя выбившуюся из причёски пшеничную прядь.

Эдит легонько проводит пальцем по клавишам и мечтательно прикрывает глаза.

— Я ещё не думала о продолжении романа, — произносит она, уже уносясь в своём воображении в выдуманные миры. — Столько новых впечатлений, что мои писательские потуги отошли на задний план. Однако теперь я просто не имею права откладывать работу.

— Снова возьмёшься писать о Кавендише? Куда он отправится после Ирландии? — интересуется Шарп, и в глазах Эдит загораются счастливые огоньки. Ей беспредельно приятен тот факт, что Томас запомнил её героя.

— Я ещё не решила, — признаётся она и весело улыбается. — Наверное, мне нелегко будет удержаться и не отправить его в какое-нибудь загадочное старинное поместье на севере Англии…

— Аллердейл Холл вдохновляет тебя? — спрашивает баронет, и Эдит, не уловив нотки смутной тревоги в его вопросе, кивает.

— Дом наверняка хранит множество секретов, — с энтузиазмом рассуждает она. — Ты ведь покажешь мне все его потайные уголки?

Томас отводит взгляд. Он сам предпочёл бы оказаться вне стен Аллердейл Холла и навсегда забыть страшные вещи, творившиеся под его крышей, но как объяснить это жене, не открывая при этом неприглядную правду? Ни одна из её предшественниц не проявляла живого интереса к поместью, и Шарп прекрасно понимает, что любопытство Эдит не сослужит ей хорошую службу.

— Разумеется, любимая, — выдавливает из себя он, привычно маскируя подлинные эмоции неотразимой улыбкой.

— Начнём прямо сейчас? — воодушевление супруги смущает баронета, и он спешит сочинить отговорку.

— Зачем так торопиться? — посмеивается Томас. — У нас ещё столько времени впереди!

Эти слова чуть режут слух Эдит — ей мнится, что они уже звучали в недавнем прошлом. Но девушка не расположена прислушиваться к своему внутреннему голосу, она отмахивается от уколовшего её неприятного ощущения.

— Тогда давай прогуляемся по окрестностям? — новое предложение миссис Шарп ставит Томаса в тупик. На его лице появляется неприкрытое недоумение, и Эдит не может удержаться от смеха. — Слышал ли ты когда-нибудь о таком времяпрепровождении?

— Мы… конечно же, можем прогуляться, — справившись с удивлением, отвечает он. — Но видишь ли, милая, здешние окрестности далеко не столь приветливы, как родные тебе парки Буффало.

— Я не собираюсь погрязнуть в ностальгии по Буффало, — решительно произносит Эдит. — Мои глаза всегда широко открыты, помнишь?

Вновь объявившуюся питомицу Энолы Эдит берёт с собой. Люсиль делает несколько безуспешных попыток отговорить пару от прогулки и смотрит им вслед с плохо скрываемой горечью и досадой. Томас меряет шагами тропинку, по бокам которой виднеется примятая пожелтевшая трава. Он давно позабыл, когда в последний раз вот так бесцельно бродил около поместья, да и случалось ли такое вообще. Безрадостный пейзаж не вызывал никакого желания созерцать его, а пронизывающий до костей ветер безапелляционно намекал на то, что скорейшее возвращение домой будет самым разумным решением. Но сейчас, рядом с Эдит, Томас переживает совсем иные впечатления. Она фантазирует вслух, воображая, как выглядят эти места летом, расспрашивая мужа о здешних жителях, подбирает с земли высохшие листья и складывает из них причудливый букет. Позже, заботясь о том, чтобы их мохнатая спутница не заскучала, находит небольшую палочку и бросает её собаке. Та с радостью вступает в игру, разыскав прутик и беззаботно прыгая вокруг Шарпов прямо с ним в пасти.

— Отдай, верни её, — смеётся Эдит, тщетно борясь с собакой за право обладания палочкой. — Ну же, будь умницей!

Эта картина — казалось бы, абсолютно обыденная и распространённая — Томасу представляется небывалой, даже сюрреалистичной. У него возникает стойкое ощущение, что всё это происходит не с ним, и даже возникает наивное желание ущипнуть себя за щёку. Миссис Шарп, всё-таки завладев прутом, протягивает его мужу. Он не сразу понимает, что от него требуется, и лишь выжидающий взгляд жены возвращает его в реальность.

— Апорт, — негромко командует баронет. Фарфалла устремляется вперёд, а Эдит снова хохочет, наблюдая, как собака нелепо поджимает на бегу лохматые лапки. Томас слышит какой-то странный звук и спустя мгновение осознаёт, что это — его смех. Выходит, этот навык ещё не утрачен окончательно. Эдит оглядывается на мужа, и они долго смотрят друг на друга, широко улыбаясь. Томас не чувствует зябкого ветра, а неприветливые, тусклые краски здешней природы уступают место мягкому янтарному свету, исходящему от его жены.

Быть может, она права — внутри дома действительно холоднее, чем снаружи? Шарпу не хочется возвращаться.

***

Секреты Аллердейл Холла устают ждать, пока хозяева соизволят их раскрыть. Мирные пасторальные зарисовки не приживаются в этом мрачном поместье, и даже Эдит не по силам перенести сюда безоблачную, сияющую атмосферу, прежде повсюду сопровождавшую её. Напротив, гнетущий сумрак дома постепенно обволакивает девушку, затягивая её в багровую бездну творившихся здесь кошмаров. И однажды являются призраки.

Попытки выяснить у супруга, кто и как умирал в стенах Аллердейл холла, остаются бесплодными, однако миссис Шарп не занимать упорства. Теперь в перерывах между сочинением книги и попытками разделить с Люсиль часть домашних хлопот Эдит постепенно изучает здание, проникая то в одну, то в другую комнату. Уже давно нежилые, запустевшие помещения пахнут сыростью и прелой тканью. Старинная мебель местами потрескалась, местами — покрылась паутиной. В некоторых частях дома и в самом деле небезопасно, не зря об этом предупреждала Люсиль. Один раз под ногой Эдит ломается полусгнившая доска, второй раз от сквозняка захлопывается дверь, напугав девушку до полусмерти. Чувство страха знакомо ей не понаслышке, её нельзя назвать совершенно безбоязненной, но, вместе с тем, упрямый нрав и стальной внутренний стержень толкают Эдит на дальнейшие исследования поместья.

Миссис Шарп часто просыпается по ночам, не обнаруживая в постели мужа, она заходится кровавым кашлем, не подозревая, каковы причины её недомогания, но пока ни капли не сомневается в том, что источник зла не имеет отношения ни к Томасу, ни к его сестре. Более того, она не уверена в том, что зло несут здешние призраки. Скорее, они стараются натолкнуть Эдит на какую-то мысль, показать ей что-то, приблизить к разгадке тайны. Одна находка уже сделана благодаря призраку — цилиндры для фонографа, на которых наверняка что-то записано, осталось лишь изыскать возможность для прослушивания. Повинуясь интуиции, миссис Шарп не сообщает о своей находке супругу, хотя подобная скрытность — не в её характере. Ей очевидно, что Томас с недоверием воспринимает её рассказы о призраках, а Люсиль и вовсе с презрением отзывается о больной фантазии, поэтому Эдит ведёт своё расследование в одиночку.

В один из особенно холодных ноябрьских дней новые знаки приводят её в старую детскую комнату. Миссис Шарп следует за звуком, которого раньше не слышала — до её ушей доносится лёгкое поскрипывание колёс. Поскольку Эдит ничего не известно о своих предшественницах, она не догадывается, что может издавать такой шум. Приоткрыв очередную дверь, Эдит видит небольшое помещение, в одном из углов стоит инвалидное кресло. Сглотнув, она подходит поближе и проводит мизинцем по сидению, на подушечке пальца остаётся слой пыли. Вероятно, креслом не пользовались уже давно. Из другого угла комнаты доносится едва различимый трепет крыльев, и на этот раз Эдит уже знает, что это — мотыльки. В доме они повсюду. Вот и здесь покрывают своими тельцами серую невзрачную стену…

Нет, на стене что-то есть. Миссис Шарп пересекает помещение, чтобы рассмотреть её получше. Мотыльки разлетаются в стороны, открывая истёршуюся от времени картину: нарисованы мальчик и девочка, ведущие какую-то беспечную игру. Эдит с интересом наклоняется ниже, как вдруг позади вновь раздаётся поскрипывание, и она, внутренне сжавшись в комок, понимает, что так могут звучать только колёса кресла, которое по всем законам логики должно быть пустующим и неподвижным. Её нервы напряжены до предела, и, когда к настойчивому скрежету добавляется звук распахивающейся двери, девушка не может сдержать крик ужаса.

— Боже правый, Эдит, наконец-то я нашёл тебя! — на пороге стоит Томас, и весь его вид говорит о том, что он перепугался ничуть не меньше. — Зачем ты поднялась сюда?

Миссис Шарп невольно бросает взгляд на кресло, но оно стоит на прежнем месте. Испустив вздох облегчения, она подбирает слова для ответа, не решившись быть откровенной.

— Думала посмотреть детскую, — запинаясь, начинает Эдит. — Люсиль рассказывала, что вы проводили здесь почти все дни напролёт, и мне захотелось увидеть комнату, с которой у тебя, наверное, связано столько воспоминаний. Поведаешь мне, что за рисунок украшает стену?

— Это я и Люсиль, — отвечает Томас, силясь придать голосу спокойствие. — Так я себе представлял нас, по крайней мере.

— Ты сам нарисовал картину? — переспрашивает Эдит с радостным удивлением. — Я не знала, что ты уже в детстве был таким замечательным художником. Жаль, что теперь ты рисуешь только чертежи и детали для машины.

— Ничего особенного в этой мазне нет, — усмехается Шарп. — Учитывая, что родители почти не занимались нами, у меня была уйма времени на то, чтобы научиться сносно рисовать.

— Ты несправедлив к себе, дорогой, — упрекает его жена, но Томас лишь отмахивается.

— Пойдём в столовую, Люсиль уже приготовила обед, — говорит он.

Эдит послушно следует за супругом, но, поддавшись необъяснимому порыву, застывает в дверном проёме. Шарп уже спускается по лестнице, когда она, собравшись с духом, окликает его.

— Томас, — робко говорит она, стесняясь тех слов, что ей сейчас придётся произнести. — Я уже несколько раз просыпалась среди ночи и не находила тебя рядом. Возможно, ты мог бы… Не знаю, уместно ли поднимать эту тему, но всё же она меня беспокоит. Ты мог бы объяснить, куда ты пропадаешь?

Шарп затравленно озирается по сторонам и барабанит пальцами по перилам. Столь закономерный вопрос тем не менее застаёт его врасплох.

— Жаль, что тебе так плохо спится, — едва слышно роняет баронет. — Я бы не поступил так, если бы знал, что ты можешь проснуться.

— Как – так? — с нарастающим волнением уточняет миссис Шарп.

— Видишь ли, я привык ночевать один… И бывает, что сон не идёт — тогда я запираюсь в мастерской до утра и провожу время за своими чертежами.

Брови Эдит удивлённо ползут вверх. Спустя пару мгновений, осмыслив сказанное мужем, она приближается к нему и доверительно кладёт голову Томасу на плечо.

— Но ведь теперь нас двое, — проникновенно говорит она. — Ты мог бы просто разбудить меня, обнять. А я бы спела тебе колыбельную, моя мама всегда так делала, когда мне не спалось.

Колыбельная… О, ему сполна хватило колыбельных за его жизнь.

— Ну что ты, дорогая, — уговаривает жену Шарп. — Тебя и без того мучают дурные сны, а ты предлагаешь ещё и мне будить тебя.

— Это не сны, — морщит нос Эдит. — Видит Бог, Томас, в доме есть некая потусторонняя сила. Но я не боюсь, не подумай! Я верю — мне удастся выяснить, что здесь творится.

Назад Дальше