– Он здесь! – воскликнула она. – Я его вижу!
С этими словами она бросилась по каменным ступеням крыльца к жеребцу. Сэр Джеффри поспешил за ней, беспокоясь, чтобы конь не лягнул девчонку ненароком.
– Эй, держись подальше от копыт, черт тебя подери! – выкрикнул он.
Но она подбежала к огромному зверю и протянула к нему руки, в ответ Рейк склонил голову, отвечая на ее неуклюжую ласку. Она схватила его за уздечку и притянула еще ниже, чтобы хорошенько огладить, к чему жеребец явно привык.
– Это мой конь, – гордо повторила она отцу, когда он подбежал к ней. – Джилсу он не позволяет так себя гладить.
Сэр Джеффри смотрел на девочку с удовольствием.
«Сказал бы кто, я бы не поверил, – пробормотал он себе под нос. – Да разве это девчонка?»
– Я думал, что это мой конь, – обратился он к ней, – но теперь ясно вижу, что он твой.
– Подсади меня, – потребовало его новообретенное чадо.
– Ты что, раньше на нем ездила? – с изумлением спросил сэр Джеффри. – Скажи «папуля», тогда подсажу.
Она одарила его угрюмым и лукавым взглядом из-под густых ресниц, уверенная, что своего добьется, потому что на ее стороне был ум и проницательность маленькой ведьмы.
– Ладно, – промолвила она. – Подсади меня, папуля.
Сэр Джеффри не отличался быстрым умом, мозги его были затуманены многолетними возлияниями, но все же он оценил, как изящно и быстро она все взвесила и с каким хмурым видом согласилась на его предложение. От этого он снова взревел от восторга.
– «Подсади меня, папуля», – воскликнул он. – Посмотрим, что ты будешь делать.
Он взял ее под мышки, и она привычно подпрыгнула, перекидывая ногу через седло, как только коснулась его. Вся она была горячность и волнение, поймала поводья, как опытный наездник и с таким увлечением, что отец невольно залюбовался ей. Она выпрямилась в седле, и лицо ее засверкало от несдерживаемой радости. Рейк, казалось, отвечал на переливы ее смеха так же чутко, как на движения ее рук. Казалось, она разбудила его и сразу привела в бодрое настроение. Он пошел по аллее легкой энергичной рысью, а она сидела на нем как влитая, твердо и бесстрашно, свободно пускала его в галоп, владея каждым его движением, не хуже конюха, которого давно уже превратила в своего преданного раба.
Если бы она была обычной шестилетней девочкой, то не смогла бы удержаться на крупе, но она правила лошадью, как истинный жокей, и сэр Джеффри, наблюдая за ней, громко хлопал в ладоши и ревел от восторга.
– Ты посмотри! – воскликнул он. – Ни у кого в графстве не найдется такой чертовки! Рейк – точно ее жеребец, пусть она на нем ездит. Я люблю тебя, девчушка, будь я проклят!
Целый час они провели во дворе, выезжая Рейка, а потом она отвела жеребца в конюшню и поставила в стойло между других лошадей. Ей было ясно, что большой человек, которого она сегодня покорила, был существом облеченным властью, его можно было использовать.
Вернувшись в дом, он приказал, чтобы девочка обедала вместе с ним, а когда она потребовала бренди и отхлебнула из кружки как заправский землекоп, он вновь разразился смехом, наслаждаясь ее дерзкой детской болтовней.
– Я не смеялся так с тех пор, когда мне было двадцать, – сказал он. – От смеха я, кажется, помолодел. Пусть остается со мной, раз уж попалась мне на глаза. Она меня развлекает, а с возрастом человеку становится все скучнее жить.
Он позвал служанку и отдал новые чудные распоряжения.
– Где она пряталась все это время? – спросил он.
– В западном крыле, в детской, где живет мисс Уимпол с мисс Барбарой и мисс Анной, – отвечала женщина, испуганно сделав реверанс.
– Теперь она будет жить вместе со мной, – сказал он. – Приготовьте бывшую спальню миледи и будете ей прислуживать.
С того часа судьба ребенка была предрешена. Он сделал ее своей игрушкой, баловал ее и во всем потакал до тех пор, пока она не привязалась к нему сильнее, чем ко всем слугам и конюхам вместе взятым. Впрочем раньше она никогда не изливала на окружающих слишком много любви, как будто чувствовала свое превосходство над ними, и никогда не показывала мягкости. А благосклонностью дарила только тех, кто служил ей лучше других, и, с ее стороны, это была именно благосклонность, а не привязанность. Конечно, она любила нескольких собак и лошадей, Рейк был особенно дорог ей, и вскоре примерно такое же место занял в ее сердце отец. Она подчинила его своим прихотям, повелевала им, как хотела, но в то же время повсюду следовала за ним и подражала ему так, как будто была дрессированным щенком спаниеля.
Если бы мать видела, какую жизнь ведет ее дитя, это разбило бы ей сердце. Но, увы, рядом с девочкой не было матери, не было родственниц и даже просто хороших женщин, потому что сэр Джеффри их отпугивал. Хозяин Уайлдер-холла пользовался дурной репутацией, особенно у тех, кто имел несчастье иметь с ним дело. Знатные соседи постепенно перестали приезжать в поместье еще до смерти ее светлости, и с тех пор единственными гостями, которые посещали это место, были собутыльники сэра Джеффри, его товарищи по охоте, которые помогали ему швырять деньги на ветер и участвовали во всех грубых потехах и кутежах.
Он с бурным восторгом объявил своим товарищам о том, что неожиданно обрел дочь. Под взрывы хохота он поведал им о первом знакомстве с ней; о том, как она выпорола его собственным хлыстом, ругаясь при этом как солдат; о том, как утверждала, что Рейк принадлежит ей, и прокляла последними словами человека, который посмел забрать его из конюшни; о том, что она сидит в седле не хуже жокея и что конь слушается ее малейших движений, как будто она правит им с помощью колдовства.
Затем он привел ее в столовую, наполненную подвыпившими людьми, которые сидели за столом, сплошь заставленном бутылками, и принялся хвастаться ее красотой, показывать ее прекрасные руки и ноги, измерять рост и силу маленьких кулачков.
– Ну, видели вы где-нибудь такую девчонку? – спросил он, заглушая смех и грубые шутки, а других в этом обществе никогда не произносили. – Есть среди вас мужчина, который может похвастаться таким же рослым и красивым сыном? Будь я проклят, если она не вышибет дух из десятилетки, если придет в ярость.
– Мы, вольные птицы, у женщин не в чести, – выкрикнул лорд Элдершоу, чье поместье находилось в нескольких милях от Уайлер-холла. – Женщины предпочитают простофиль и святош. Давайте поднимем бокалы и выпьем за эту девчонку, пусть из нее вырастет подруга для настоящего мужчины. За вас, мисс Клоринда Уайлдер, поднимайте бокалы, господа, поднимайте!
Ее усадили в центр стола и стоя выпили за ее здоровье, распевая веселую, неприличную песенку. Ребенок, взволнованный шумом и смехом, сейчас же присоединил к их грубому реву свой чистый звонкий голосок. Эту песню девочка не раз слышала на конюшне и слова хорошо запомнила.
* * * * *
Через две недели после обретения дочери сэр Джеффри задумал поехать в Лондон и обновить ей гардероб. Он редко выезжал из поместья, так как у него не было ни лишних денег, чтобы тратить их впустую, ни желания появляться в более цивилизованном обществе. Из Лондона он привез дорогую одежду, какой девочка никогда раньше не носила – странные фасоны, вовсе не подходящие ребенку. Там была золотая парча, богатое кружево, ленты, фижмы, пуховые палантины и красные туфли на высоких каблуках. Теперь у нее был такой вид, который не делал чести воспитанной леди, к тому же малышка щеголяла в этих платьях, унизанная драгоценностями покойной матери.
Сэру Джеффри пришла в голову прихоть, помимо странных женских нарядов, сшить несколько костюмов на мальчика – атласные фраки розового и синего цвета, белые, желтые и голубые атласные бриджи, кружевные жабо и жилеты, расшитые золотом и серебром. Вдобавок для нее изготовили алый охотничий костюм и купили все необходимое для таких случаев.
Сэр Джеффри считал своей лучшей шуткой – приказать горничной, чтобы нарядила девочку в мужское платье, и в таком виде вывести к столу, за которым он обедал с приятелями. Пусть-ка поднимет бокал вместе с ними, и будет ругаться, и петь, ко всеобщему удовольствию, песенки, которые слышала от конюхов. Девочке больше нравилось ухаживать за собаками и лошадьми, чем наряжаться, и никто не смог бы заставить ее изображать из себя марионетку. Ни горничная, ни сам дьявол насильно не сумели бы обрядить ее в парчу, но ей понравилось застольное веселье, и со временем она сама стала наряжаться в аляповатые цветастые юбки не по возрасту, страстно желая показать себя в кружевах и перчатках, кокетничая с мужчинами, которые годились ей в отцы и были настолько развязны, чтобы считать ее дурные манеры отличной шуткой. Она верховодила ими, свободно выказывая гнев и сварливый нрав. Им приходилось выполнять ее прихоти, иначе с ней не было никакого сладу – в дурном настроении песен она не пела, а вместо этого забиралась на высокий стул и поливала всех руганью и оскорблениями, насупив черные брови и дыша презрением и злобой.
Сэр Джеффри, который много лет глумился над своей безропотной женой, теперь приобрел новый для себя опыт подкаблучника дочери, потому что он и был именно подкаблучником. Мисс повелевала им железной рукой и так отточила свое мастерство, что всего через год он повиновался ей точно так же, как слуги в дальнем крыле дома, когда она была совсем крошкой. Она не боялась его страшных проклятий, потому что ее собственные словесные запасы были куда более разнообразны, и пользовалась она ими гораздо искусней, и голос у нее был пронзительнее отцовского – пусть не такой оглушительный, зато вопила она с таким неукротимым упорством, что всегда умела настоять на своем. Ко всему прочему ее ярость и сила воли значительно превосходили отцовскую, несмотря на ее нежный возраст и его испорченную репутацию. В конце концов он вынужден был со всем смириться и превратил свое порабощение в нечто вроде заслуги или шутки.
– Нет никакой управы на эту маленькую ведьму, – смеялся он. – Ни человеку, ни дьяволу не под силу ее ни согнуть, ни сломать. Даже если ей все кости переломать, она умрет, изрыгая проклятья и сопротивляясь.
По правде говоря, если бы природа не даровала девочке необыкновенной красоты и живости характера, то будь она хоть в тысячу раз менее строптивой, сэр Джеффри, без всякого стеснения и сомнений и сам переломал бы ей все кости. Однако красота ее, казалось, с каждым часом только возрастала, и благодаря этому отец обожал ее еще сильнее.
В десять лет она была ростом со здорового двенадцатилетнего мальчишку и обладала фигурой и осанкой юной Дианы. Длинноногая, прекрасно сложенная и сильная, она притягивала взгляды и вызывала всеобщее изумление. Отец брал ее с собой на охоту, и когда она мчалась на лошади в своих коротких бриджах, сапогах и алом плаще, совсем еще дитя, никто не мог оторвать от нее глаз. Она рано научилась кокетничать и стрелять глазами, но делала это непреднамеренно, ее поведение было неосознанным следствием пагубного тщеславия. У нее вошло в привычку окружать себя несчастными поклонниками и вести себя с ними с пренебрежительной бойкостью. Когда ей исполнилось пятнадцать лет, ее имя во всем графстве было притчей во языцех и обросло скандальными слухами. Конечно, она жила среди заядлых охотников в медвежьем углу, иссеченном широкими оврагами и высокими изгородями, меж холмов и болот, но и там встречались добродетельные матроны, которые укоризненно покачивали чепцами, наблюдая за прекрасной госпожой Клориндой.
Глава IV, в которой капеллан лорда Темплоу является в гости к родственнику своего покровителя, а госпожа Клоринда блистает в день ее рождения
Рядом с этой неотесанной дикаркой, не получившей ни образования, ни воспитания, если не считать застольных бесед в кругу местных дворян, не было ни одного человека, который сумел бы справиться с ее буйным нравом или произвести впечатление на живой острый ум, которым она безусловно обладала. Она всегда точно знала, чего хочет добиться, а чего избежать. Однажды сосредоточившись на каком-либо предмете, она с блеском и ловкостью манипулировала окружающими до тех пор, пока не добивалась своего. Она никогда не делала промахов, потому что не заботилась о том, чтобы скрывать свои чувства. При этом она не теряла контроля над собой и бушевала, только если ей было выгодно. Как ни смеялись над ее характером добрые друзья сэра Джеффри, эта черта в ней была им хорошо известна.
– Эта девчонка умеет держать язык за зубами, – говорил сэр Элдершоу. – Никто, ни мужчина, ни женщина, не сумеют вытянуть из нее тайны ни запугиванием, ни уговорами. Редкое свойство, которым обычно юные дамы не обладают.
Дни ее проходили с отцом и его разгульными товарищами, так что к четырнадцати годам из нее вышла фантасмагорическая смесь полумальчишки-полукоролевы. Она охотилась наперегонки с гончими, стреляла птиц, прыгала на лошади через изгороди и овраги, буянила на пирушках, жеманничала со зрелыми, а порой пожилыми мужчинами, не заботясь ни о чем другом.
И вот однажды, после очередной охоты, куда она ездила в компании отца верхом на Рейке, в алом плаще, мужских бриджах и сапогах, один из оставшихся родственников ее матери отправил к сэру Джеффри своего капеллана2, чтобы убедил девушку не показываться в обществе в таком непристойном виде.
Забавная вышла сцена, когда посланец доставил свое сообщение. Капеллан, забитое, робкое существо, был достаточно наслышан о Уайлдер-холле и его хозяине, чтобы отправиться туда как на заклание. Он не смел ослушаться своего покровителя, поскольку боялся лишиться прихода, и поэтому явился в логово льва, собрав в кулак все свое тощее мужество.
Первый, кого он встретил в парадном холле, был высокий красивый юноша с гривой черных волос, укутанный в алый охотничий плащ. Юноша играл с собакой, заставляя ее прыгать через хлыст и смеясь над ее неуклюжестью. Окинув священника острым, смеющимся взглядом, молодой человек едва кивнул на низкий поклон и внимательно выслушал, зачем тот явился в поместье.
– Я приехал по поручению лорда Темлоу, родственника вашего хозяина, – запинаясь бормотал капеллан. – Мне было велено поговорить с ним, если это будет возможно, его светлость лорд Темлоу изволили на этом настаивать…
Красивый юноша прекратил играть с собакой и выступил вперед с таким видом, будто был хозяином этого дома.
– Значит, лорд Темлоу вас послал? – сказал он. – Давненько его светлость не баловала нас письмами. Где сэр Джеффри, Ловатт?
– В столовой, – ответил слуга. – Минуту назад он был там, госпожа.
От такого поворота капеллан нечаянно выронил свою шляпу.
– Госпожа!..
Так значит это она – прекрасное юное создание, высокое, блещущее изяществом даже в мужском костюме. Он поднял шляпу и склонился так низко, что коснулся пола. Прежде ему не приходилось так близко видеть девиц, которые бы улыбались ему смеющимися глазами. За столом лорда Темлоу он занимал такое низкое положение, что женщины никогда на него не смотрели.
Эта красавица скользнула по нему глазами, улыбаясь собственным мыслям. Его бросило в дрожь от того, что она, возможно, догадалась, зачем он сюда явился, и с удовольствием ждет, как ее отец отнесется к требованию лорда Темплоу.
– Пойдемте, – сказала она. – Я отведу вас к нему. Если я этого не сделаю, он не станет с вами встречаться. Не так уж он привязан к его светлости лорду Темплоу.
Пока она беззаботно, с высоко поднятой головой вела капеллана за собой, он не знал куда девать взгляд, стараясь не смотреть на ее неподобающий костюм. Что за ноги, что за… Наконец гость счел наиболее безопасным воздеть глаза к потолку и попытаться вспомнить слова молитвы.
Сэр Джеффри стоял у буфета с графином эля в одной руке и с кружкой в другой. При виде незнакомца, да еще одетого как священник, он удивленно нахмурился.
– Это что еще? – спросил он. – Чего ему надо, Кло? У меня нет времени слушать проповеди.
Мисс Клоринда подошла к буфету, налила себе кружку эля, отошла к столу и уселась на самый его краешек, согнув одну ногу в колене и опершись на другую.
– Придется потратить немного времени, папа, – и она осклабилась, обнажив два ряда блестящих жемчужных зубов. – Этот джентльмен – капеллан лорда Темплоу, хозяин послал его сюда в надежде, что ты его вежливо выслушаешь.
– На кой он мне сдался вместе с лордом Темплоу, будь он проклят! – воскликнул лорд Джеффри, который давным-давно поссорился с его светлостью и люто его ненавидел. – Что еще понадобилось этому лицемерному глупцу?
– Сэр, – пролепетал бедный гонец, – его светлость были обеспокоены… обеспокоены слухами…
Хорошенькое создание, с удобством расположившееся на столе, оторвалось от кружки и расхохоталось.
– …О том, что твоя дочь выезжает на охоту в бриджах, как непристойная девка, – воскликнула она. – Его светлость отправила проповедника, чтобы обсудить этот вопрос, вместо того чтобы явиться сюда самому. Такое у вас поручение, святой отец?