– Вот щас очень быстро, Джим, – подтягивает к себе стакан, – в окне не видно город, зато видно тебя. Намёк понял. А теперь марш за коммандером.
Ещё бы Джим не понял намёк – полгода таких намёков дожидается. Он кидается следом. Оказавшись на лестничной площадке (она в этих элитных высотках размером с хороший спортзал), Джим пытается догнать Спока – и всё безуспешно, собственной скорости хватает лишь на то, чтобы не позволить увеличиться расстоянию между ними.
– Спок! – кричит он, наконец, когда Спок практически долетает (не раскрывая крыльев) до лифта. Упустишь его – и пиши пропало.
Останавливается. Очень нехотя. И так же нехотя оборачивается. Джим с болью наблюдает, как он на секунду прикрывает глаза и насильно складывает за спиной встопорщенные крылья.
– Капитан?
– Джим.
Теперь можно убавить шаг, поэтому к Споку Джим подходит уже в обычном своём темпе.
– Я просил называть меня по имени в нерабочее время, – напоминает он вулканцу, становясь напротив.
Спок плавно сплетает пальцы опущенных рук. И стоит перед ним – чёрный, болезненно-строгий, безумно красивый… С расстёгнутой молнией на вороте свитера, обнажающей горло.
– Как вам будет удобней… Джим. У вас ко мне какое-то дело?
На него не смотрит. Чуть в сторону и вниз.
– О господи, Спок…
Джим, не осознавая своего движения, делает шаг вперёд. Теперь они стоят почти вплотную, и ноздри Кирка подрагивают в попытках уловить тонкий запах Спока: ментол, древесина и травы.
– Спок, почему ты… такой? – Джим понижает голос почти до шёпота. Он не решается коснуться вулканца – тот и так отшатнулся от него, и это почти невыносимо. – Спок, ты прекрасен, я голову теряю…
– Тому, что я «такой», как вы выразились, есть причина под названием «генотип», – Спок не отстраняется больше, тоже говорит тихо. И почему-то горько – или уже спьяну чудится. – Капит… Джим, я не уверен, что вам следует находиться тут.
– А я уверен. Спок, Сп…
Джим не знает, что делать. Ему хочется коснуться Спока – но это неприемлемо для вулканцев. Ему хочется говорить, и мысли путаются в голове как куски мягкой ваты – всё-таки виски возымел своё действие. И робость, чёртова робость, которая всегда сковывала его при попытках говорить со Споком на личные темы.
– Спок, ты смотрел на меня в отражении, – находится, наконец. И хочется приблизиться, снова ощутить запах вулканца – нельзя. Джим просто смотрит на него во все глаза. – А я все эти полгода… да ты заметил, наверное, Спок, ты же умный. Почему ты упрямишься? Почему отталкиваешь?
– Вы знаете причину. Если это вас успокоит, да, я наблюдал за вашим отражением.
Нереально долгую секунду Спок смотрит прямо на него – тёмные глаза мерцают, целая галактика звёздной глубины, – а затем быстро берёт его за руку, подносит к губам и оставляет на пальцах практически неощутимый поцелуй. Но всё существо несчастного пьяного капитана словно пронзает разрядом электричества. В груди растёт и вытесняет собой воздух огромное, сияющее, ослепительное, ликующее… чёрт знает что, от него хочется кричать, но не получается даже вдохнуть. Он теряет знание о том, как дышать и как существовать, не слышит, как подходит лифт, понятия не имеет, когда Спок успел его вызвать, и только смотрит на свои пальцы в его пальцах, на то, как Спок склоняется к их переплетению ещё раз… и выпускает его руку, отступая в раскрытые двери лифта.
– Спокойной ночи, Джим, – еле слышно говорит побледневший коммандер, и автоматические створки скрывают его за собой. Лифт тихо урчит, унося сквозь этажи вниз весь смысл.
– Не знаю я причины, – выдыхает Джим, когда к нему возвращается способность дышать.
Джим смылся за Споком, и МакКой вновь остался один на один с мрачными мыслями о Хане в переполненной капитанской гостиной.
Собравшиеся тем временем переставали играть и разбивались на более тесные группки. У большой авдазийской пальмы в горшке наигрывали на неком инопланетном струнном инструменте размером с коробку конфет, а сидящие кружком люди тихонько пели; на диване пили и обсуждали новый политический курс Федерации в отношении нейтральных колоний; парнишка из биологов уселся на перила лестницы, ведущей в верхнюю часть квартиры, и смотрел ночные новости на падде.
– Про наш завтрашний отлёт почти все каналы! – крикнул раз с лестницы, чем подал всё ещё бухающим идею для очередного тоста.
Одиноко валялся носок – тот самый, активно летавший по комнате полчаса назад.
Лейтенант Циммерман сидела и сосредоточенно мешала некую адскую алкогольную смесь в высокий пивной бокал. Рядом с ней пристроилась Ухура с таким же бокалом, но, в отличие от подруги, она-то пьяной совершенно не казалась. Задумчивой разве что.
У стены, уткнувшись лицом в грудь растерянного энсина, плакала девушка. Девушку МакКой не опознал, да и сложно по затылку человека опознавать, а энсин был из его – прислали на стажировку. Способный малый. Что у них там случилось…
Группка из четырёх стажёров – из научников и инженерного – под руководством Чепел разучивала вальс. Кристин хорошо танцевала, очень, здорово, что её таланты не пропадают даром.
Сулу, нисколько не пьяный, утащил Чехова от его коктейлей на кухню якобы за «чаем». МакКой, отхлебнув из стакана с минералкой, покачал головой: добром этот роман не закончится явно. Хотя бы потому, что начался он ещё в Академии с дикой влюблённости Пашки в старосту второго курса командного отделения, который был старше кудрявого на шесть лет, уже состоял в браке и имел среди своих кличку «боевая утка». Первое – за то, что был чемпионом Академии по каким-то там единоборствам, а второе – за ярко-сизые, блестящие полоски на тёмных крыльях. Такие бывают у диких селезней. Тогда Сулу на влюблённого Чехова внимания вообще не обращал, как и поначалу службы на корабле, но вот чуть позже… Ну да, во время годовой миссии с кем-то надо было трахаться. И не стыдно, надо же. Боунс досадливо фыркнул, вспомнив, как Чехов сам себя в грустную такую шутку называл «космической женой».
Ближе к бару собрался уютный кружок корабельных бухариков. Во главе – Скотти, он всегда такие мероприятия возглавляет, Кинсер, его правая рука, какой-то желтокрылый инженер. А, де Саль. Крылья чистого цыплячьего оттенка, но ни клочка пуха – в отличие от их бедового капитана. Скотти, начав вещать что-то про шотландский виски, принялся разливать по стопкам… да, точно, его.
МакКой поднялся, чтобы присоединиться. Главный инженер плохую выпивку не жаловал.
Скотти, понятно, его сразу заметил.
– О, МакКой, – он отсалютовал ему бутылкой. Крылья невнятного серо-чёрного цвета чуть встопорщились. – Правильно, к нам… давай. Порадуешь новостями?
МакКой водрузил свою старую задницу на свободный стул. Кивнул:
– Ну что я могу сказать, почки уже появились. Вчера во время заселения кают Пашка вокруг них кругаля выписывал. Ни на что не намекаю, но не нальёшь ли ты за старания великому садоводу?
– За такие-то новости, ха!
Скотти, как фокусник, выудил откуда-то чистую рюмку. Подул в неё, крякнул и налил щедро, до краёв. Чуть не расплескал, пока передавал, но МакКой вовремя подхватил. Нет, сэр, последнее, что у хирурга дрогнет – это рука. А шотландский скотч на родниковой воде – не то пойло, которое можно расплёскивать.
Желтокрылый де Саль тоже оживился. Значит, из посвящённых. А МакКой и не знал, что Скотти своего зама в это впутал.
– Господа, – сказал Боунс, поднимая рюмку повыше, – все мы приложили к этому проекту немало труда, терпения и обводных отчётных бумажек. Поэтому предлагаю выпить за нас и за то, чтобы наши кактусы плодились и размножались.
– И были здоровы, доктор, – вставил де Саль, подняв к потолку палец.
– Что за кактусы?
Нет, рука всё же не дрогнула, а сам МакКой – почти. К ним подошла Ухура, потягивая очередной (сколько она их выпила?) коктейль через трубочку и хитро глядя на компанию. На Скотти.
– Ну… эээ… Кактусы для исследования доктора. Они производят…
– Некоторые их виды, мисс Ухура, содержат нейрокардиогенные вещества, – подхватил МакКой. – Возможно, в будущем они помогут вылечить не одно разбитое – к сожалению, не в метафорическом смысле слова – сердце. Поживём – увидим.
И что ляпнул, – подумал про себя, но, собственно, не полезет же она проверять?
– Я тоже за это выпью.
Деловито втиснувшись между Скотти и де Салем, Ухура протянула свой бокал с многослойной цветастой жидкостью в стайку чинных рюмок хорошего шотландского виски. Скотти смотрел на это радужное чудовище среди своих дивных пташек с непередаваемым выражением лица. Кажется, он страдал.
– За кактусы, – ловко вывернулся из заминки де Саль.
– За кактусы, дорогой, – Ухура почокалась с теми, до кого доставала, и ловко опрокинула в себя полстакана коктейля.
Уходить из их компании она явно не собиралась. Приобняла желтокрылого, чмокнула в щёку и уставилась на Скотта с хитринкой в глазах.
– Ну и… эти ваши кактусы. Они в оранжерее?
Бедолага едва не подавился.
– Н-ны…совсем.
Кинсер беспокойно постучал ложечкой по стакану.
– Это скорее личный проект доктора, – к ним подошёл Чехов. Он был взлохмачен и улыбался, но Боунс с многолетней привычкой «старшего брата» увидел, что глаза у навигатора грустные. – Поэтому пока что у него в каюте. А мы все помогали.
– Дружная компания, – одобрила Ухура. Стала ещё хитрее. – Выбили себе оранжерею в каюте, даже не знала, что так можно. Ну-ка...
Она перегнулась назад и исчезла за крыльями Скотти. «Вернулась» с бутылкой мерцающего ликёра.
– Мы вообще дружные, – Чехов покосился на неё с подозрением и поставил рядом с рюмками бутылку ярко-зелёной бурды, от вида которой МакКою сделалось нехорошо.
– Кто-нибудь будет? – Ухура продемонстрировала всем бутылку.
– Я слишком стар для таких выкрутасов, как запивание горького сладким, – поспешил заверить МакКой. Рядом мялся де Саль.
– А я рискну, – заявил Пашка, протягивая ей кружку из-под чая.
– Запивать... чистейший шотландский виски... этим... – Скотти, бедолага, чуть не поперхнулся. И заработал скептический взгляд Нийоты.
– Скотти, ну при всём моём уважении, что в этом виски хорошего?
Чехов присвистнул, уважительно косясь на Ухуру. Он-то, положим, вообще считал, что с бабулиной брусничной настойкой ничего не сравнится, но сказать такое Скотти...
Спор между этими двумя разгорелся нешуточный. Нийота упирала в то, что выпивка должна приносить удовольствие, а какое удовольствие в виски, вкус которого не меняется столетиями? Скотти же упирал в душу напитка, его природность, качество, подтверждённое поколениями шотландцев. Их было даже интересно слушать.
МакКой и слушал, потягивая в промежутке минералку со льдом и размышляя почти философски, что любой алкогольный спор на корабле, как ни крути, всё равно выигрывает третья сторона: гипо с антипохмелином.
А значит, он сам, царь и бог медотсека.
К празднующим Джим вернулся мрачнее тучи – сразу пошёл в компашку к Боунсу и Павлу, распихал их, уселся.
Заметил, что в их тесной компании появилось новое лицо, которое Ухура.
Заметил, что эта самая Ухура, задрав точёный носик, длинно и забористо объясняет Скотту, чем плох шотландский виски.
Удивился храбрости... и, наверное, небольшому безумию этой женщины.
– Продинамили меня, – объяснил мрачно Боунсу. – Налей.
– Москва не сразу строилась, – влезает Чехов, уже изрядно бухой, и протягивает ему бутылку с зелёной… зелёным…
– Дело пацан говорит, – МакКой хлопает Джима по плечу. Подставляет Чехову стакан, куда тот плескает зелёнку.
– Чехов, ты задолбал, – Джим принюхивается. Мята, вроде. – То у тебя Москва не сразу строилась, то Саратов не сразу сгорел... Что за Саратов такой?
– Мифический город, который...
– Ну и зачем ты это спросил? – Это уже Боунс.
Кирк ухмыляется. Опрокидывает в себя стакан, морщится. Подмигивает МакКою.
– Чтобы отвлечь. Пока расскажет, пока к бухлу своему вернётся… А я его уже выпью, а Пашка?
Кудрявый решительно отбирает у него бутылку.
МакКой только вздыхает и ворчит что-то про «сопьюсь с вами».
– Битва алконавтов! – громко провозглашает Ухура. – Ваш виски против всего, что я найду в этом баре!
– Я сам не до конца знаю, что там можно найти, – бормочет Джим.
– Идёт! – не менее запальчиво отвечает ей Скотти.
Джим краем глаза замечает, как Кинсер, высовывающийся из-под локтя Скотти, неодобрительно качает головой.
Ну, всё равно Кинсера никто никогда не слушает – а зря, толковый малый.
Джим ещё поддаёт зелёной бурды. Чехов разливается про Волгоград... стоп, почему Волгоград?
МакКой смотрит за состязанием Скотти и Нийоты. Она замечательно держится, к слову. И если вспомнить, где именно Джим с ней встретился, как встретился, и сколько выпивки она при этом заказала...
Зелёная бурда оказывает на организм удивительный освежающий эффект. Джим нескоро замечает, что они с МакКоем сидят уже поодаль от толпы, собравшейся вокруг состязающихся, и медленно попивают, Джим – бурду, МакКой – виски. А Чехов ускакал принимать ставки на победу. Пока что большая часть была за Скотти.
Через полчаса толпа взревела. Скотти упал лицом на стойку. А Ухура с победным воплем взобралась на стул и залпом выпила последний стакан чего-то малинового.
– О-бал-деть, – прокомментировал ситуацию Джим. – Скотти продул в алкобитве.
– Космос мой, из чего сделана печень этой малышки? – пробормотал рядом Боунс, тоже явно впечатлённый.
– Не знаю, но мне нужен такой материал для обшивки...
Ухура же, спустившись со стула (и наобнимавшись со всеми желающими), пошатываясь, подходит к ним.
– Джим, – она полупадает на него, полуобнимает, – ты вс-таки... хорош... й. Кпитан.
– У-у-у, дорогая, тебе уже точно достаточно...
Джим похлопывает Ухуру по спине, чуть ниже оснований полураскрытых крыльев. От неё даже алкоголем не пахнет – пионом пахнет, лаванда немного, что-то терпкое ещё. А она доверительно шепчет ему на ухо:
– Джим, это... отойдём. Давай. Над... говорить хчу.
– Ради человека, перепившего моего инженера, что угодно.
Джим отцепляет её от себя – но не полностью. Их корабельной героине явно нужно крепкое плечо для опоры.
– Боунс, мы отойдём.
– Вы, главное, дойдите дотуда, куда отходить собрались, – напутствует доктор не без тревоги.
Где-то на заднем плане воет Павел. Мальчика подвела интуиция – ставил на Монтгомери.
Кирк с Ухурой отходят к стене. Недалеко – оказывается, зелёная бурда Чехова вполне себе бьёт по вестибулярке. Джим приваливается к стене спиной, Ухура, вяло подрагивая крыльями, обнимает его – со стороны должно смотреться странно.
– Пр… Спока, – она, мягко и пьяно улыбаясь, смотрит в его глаза.
– А что про Спока? – Джим напрягается. Слишком хорошо сейчас, не хочется возвращаться мыслями к тому, что… Спок.
– Каптан, он… не изменитс. Он… такой. Фиксаторы, логика. Стена. – Она чуть покачивается. Джим не сразу понимает, что это она не пьяно покачивается, а просто… для души. – Такой есть, таким будет.
Джим вспоминает – да, когда-то Спок и Ухура встречались. Недолго. Их разрыв был таким тихим и незаметным, что никто не знал, когда он вообще произошёл. Просто они перешли из состояния «встречаются» в состояние «не встречаются».
– Но я не хочу менять его, Нийота, – Джим приобнимает её за талию. А она грустнеет.
– Джм. Каптан. Его измент только чудо. А если вы не умеете творить чудса… не надо. Не тратьте силы. Бесплезно.
– Спасибо, Нийота, – Джим ласково гладит покачивающуюся девушку по спине. – Я серьёзно. Спасибо. Но я разберусь.
– Эх… Как хтите.
Она хлопает его по плечу, разрывает объятья. И уходит. По плавной синусоиде обратно к бару.
Гости угомонились – большая часть разошлась, штук двадцать рассредоточились по капитанским хоромам и уснули.
Ночь текла над Сан-Франциско – последняя ночь экипажа «Энтерпрайз» на Земле. В панорамное кухонное окно с блестящими занавесками из бусин преломлялся и бликами проникал свет ночного городского освещения. МакКой иногда ловил себя на том, что залипает на эти блики в гранёных бусинных нитках, пока на небольшой плитке по старинке шипел согревающийся чайник.