— Зачем?
— Я хочу наконец-таки сделать то, чего так долго желала, — в каком-то дурмане проговорила она, и ее голос из-за частой одышки скакал по тонам, — хотя бы в последний раз, хотя бы на мгновение, чтобы почувствовать себя счастливой, и больше никогда не страдать. Запереть в самый дальний угол сознания все эти мешающие чувства и начать жить новой жизнью. Ты же понимаешь, о чем я, да?
И он понимал, оттого, наверное, и притянул ее опять, перехватив инициативу на себя. Его руки беспорядочно исследовали это манящее, худое тело, скользя по ногам, останавливаясь на самых чувственных точках, в ответ получая тихие стоны, которые заводили только сильнее, заставляя его изгаляться от желания.
В каком-то сумасшедшем состоянии они покинули бар и ушли наверх, в приватную комнату, чтобы там начать наслаждаться друг другом, исследовать тела и срывать полукрики с губ. Альбус нежно выцеловывал каждый миллиметр кожи, оставляя засосы, и испытывал такое чувство эйфории и радости, что это все грозилось просто уничтожить его.
Он смотрел на нее, красивую и до конца принадлежавшую только ему, и задыхался от собственных чувств, с необыкновенной нежностью вырисовывая узоры на внутренней стороне бедра, наблюдая, каким эмоциональным было лицо ее в этот момент. Ригель выгибалась и тихо шептала какую-то чехарду, покусывая мочку уха, а ее грудь вздымалась от напряжения.
Они были единым целым в этот момент: ни один не могу существовать без другого, и осознание это сладкой болью отдавалось в мышцах, когда они развалились на кровати, тяжело дыша. Весь его дурман спал, оставляя после себя чувство цельности и радости, и он не решался испортить этот момент разговором.
Но вдруг до его ушей дошел тихий смех, повернув голову на простынях, он увидел, как Ригель тихо хихикала в ладошку и лбом упиралась ему в плечо. Все ее лицо было искажено из-за смеха, когда она произнесла безразлично, невзначай:
— Это я его убила.
И глаза ее внимательно посмотрели на него; в них было столько любви и одновременно злобы, что у Альбуса внутри все замерло.
— Это я убила милашку Фельмонта Сэлинджера, — повторила она, и ее улыбка поползла вверх. Право, в этот момент Ригель выглядела совсем безумной. — А потом эти жалкие, глупые авроры помогли мне избавиться и от Клариссы. Мое мщение завершено, Альбус. Все прошло так, как я и планировала.
Она опять засмеялась, но теперь Поттер заметил, что смех-то у нее был истеричным. Все ее тело сотрясалось.
И вдруг Ригель замолчала, резко поднявшись, села на кровати, не отрывая своего пристального взгляда от него, пытаясь понять, как ему такая информация. Только вот Альбус не выражал ничего, казалось, будто его это даже не удивляло.
— Тебе ведь интересно, да? — ее голос был безэмоциональным, а взгляд вдруг стал рассеянным. К ней как будто пришли какие-то воспоминания, отчего Ригель болезненно сморщилась. — Мой отец умер, когда я закончила Хогвартс. Мы были древним и богатым родом, но к тому времени у нас не было ничего: часть прокутил он, а часть Маркус, мой брат, который решил войти в большой мир, — она вздрогнула и приложила свою ладонь ко лбу, на мгновение поморщившись. — Он стал одним из членов мафии — самый быстрый способ подняться по социальной лестнице, ведь все они, начиная от мистера Гарварда, заканчивая обычными главами отделов, были Черными Капюшонами, — тихо фыркнув, Ригель покрутила головой нервно, все еще не убирая руку со лба. — У меня не было ни образования, ни связей, ни денег, когда к нему стали приходить оповещения о задолженности. Маркус участвовал в каком-то деле и провел его неудачно, из-за чего стал должником. Этакий стимул для членов группировки, чтобы работали усерднее. Глупо, совсем глупо…но делать было нечего, я понимала, что быстрее всего достану деньги своим телом, но если продаваться… — она резко вскинула голову, посмотрев на Альбуса внимательно, — то только за соответствующую плату. А времени не было, и тогда я пошла к тете, у которой все это время был ключик от сейфа Роулей. То, что произошло, ты знаешь — она выставила меня, хотя я умоляла у нее в ногах, готова была отдать эту сумму с процентами, но Кларисса захлопнула дверь передо мной, лишив надежды.
Резко замолчав, Ригель отвернулась. Сам Альбус тоже сел, чувствуя какое-то внутреннее оцепенение, и сжал шелковую простыню, из-за чего у него побелели кулаки.
— И я пошла к Самайну, — тихо прошептала она, не оборачиваясь, пряча свои глаза, но голос у нее в этот момент был таким, будто бы Ригель надрывалась в истерике. — Он был влюблен в меня еще с Хогвартса, так забавно ухаживал, терпел все мои обидные слова и поступки. Щенячья верность. Даже когда мы выпустились, он намеренно сдружился с моим братом и стал приходить в особняк, подолгу смотря на меня таким глубоким взглядом, будто бы отдал все что угодно за один только теплый взгляд в свою сторону. Его отец, как я уже говорила, является членом мафии, и я хотела с помощью него договориться…и Самайн сказал мне, что поможет, только если я стану принадлежать ему и только ему, — голос оборвался, и он услышал, как тяжелый всхлип сорвался с этих губ. — Он пообещал мне настоящую жизнь, полную роскоши и денег, сказал, что выплатит долг Маркуса и даст ему нормальную работу. Альбус, — прошептала она, посмотрев на него через плечо, как затравленный зверек. — Я ему поверила, понимаешь? Мне так хотелось надеяться, что Маркус не умрет, ведь я его так любила.
Она опустила голову, прикусив губу до крови, а по этим белоснежным щекам медленно потекли одинокие слезинки. Альбус замер на месте, еще сильнее вцепившись в ткань, и чувствовал, как его сердце разрывается от боли. Кажется, это было впервые, когда Поттер увидел настоящую Ригель, которая действительно было полумертвой.
— Мы были так близки с братом, — продолжала, но тихо-тихо, почти не слышно. Она взглядом прожигала простынь, неестественно согнувшись. — Все детство и Хогвартс мы были рядом и поддерживали друг друга. В моей жизни нет более близкого мне человека и никогда не было, а потом судьба захотела отнять и его, — от злости краска практически сошла с ее лица, оставляя только тупую ярость. — Я не хотела с этим мириться и пошла на сделку с Самайном, но было поздно. Когда я вернулась от него, то нашла Маркуса мертвым. Все мои попытки — все то унижение, ложь, продажа себя — это было не нужно, я не успела, — Ригель подняла глаза, посмотрев на него уставшим, побитым взглядом, и Альбус нервно сглотнул, чувствуя, как оледенели его руки. — А все из-за Клариссы…если бы она тогда дала мне денег, я бы успела, я бы смогла, и он бы был жив, — голос опять дрогнул, опустившись на несколько тонов вниз. — И я решила отомстить, уничтожить ее, но прежде заставить чувствовать всю ту боль, что испытывала я. Кларисса должна была захлебнуться ею. Помнишь, я сказала, что Фельмонт пытался изнасиловать меня? Это ложь. Он был таким простачком и идиотом, смотрел всегда так, будто бы я — вся его вселенная, и боялся даже дотронуться, видимо, думая, что я из стекла. Кретин, как мне было противно даже смотреть на него, но я все же ловко смогла окрутить его — он ушел от них, бросив своего сына и жену, не задумываясь.
Замолчав, Ригель провела пальцами по щекам и с удивлением обнаружила их влажными. Быстро вытерев лицо, она вдруг резко встала и улыбнулась своей высокомерной, мстительной улыбкой, сверкая глазами. За одно мгновение пред ним предстал совсем другой человек.
— По началу я не думала его убивать. Напротив, если бы он жил и напоминал о своем существование Клариссе, ей бы было в тысячу раз больнее, но в тот день она зачем-то пришла в бар и посмела подойти ко мне и с улыбкой осведомиться, как мои дела. Эта тупая стерва просто подошла и спросила, зная, что мой брат мертв и что в этом была ее вина. Тогда-то я и решилась. В конце концов он мне постоянно мешал, ища встреч, поэтому, дождавшись, пока она, вконец разругавшись с мужем, покинет помещение, я подсела к нему, предложив выпить. О, как он был счастлив! Улыбка так и сверкала на его устах, знал бы только Фельмонт, что это было последнее его счастливое мгновение в жизни, — Ригель скривилась презрительно, а потом расхохоталась, слегка покачиваясь. Она попросту билась в истерике. — И он умер, просто расшибся об асфальт, как последнее животное, а я внимательно наблюдала за этим, торжествуя. Ненависть переполняла меня, мне казалось, что теперь-то Кларисса просто захлопнется и забьется где-то в уголке, но эта дура решила пойти против меня. Феерическая тупость, не находишь?
Ригель замолчала, что-то лихорадочно вспоминая, из-за чего все ее лицо пребывало в замешательстве. Качнувшись, она уперлась одной рукой о стену, а второй подперла лоб, будто бы ей было тяжело носить все эти мысли, что ее переполняли. А сам Альбус оцепенел, не испытывая ровным счетом ничего, что должен был: удивление, отвращение — все то, чтобы испытал Джеймс или отец. Он просто слушал и понимал наконец, что какая бы улыбка не была у нее, внутри у Ригель сплошная ненависть и боль, которые просто захватили ее, навсегда уничтожив хоть что-то человеческое.
— Я видела, что она пронесла палочку на заседание, — вдруг тихо сказала она, не меняя позы. — И я понимала, что все это не без участия вашего старшего руководителя. Он хотел мне отомстить за Селену, ха-ха. Мерлин, как же смешно, — но только Ригель не смеялась, а просто медленно осела на пол, не убирая руки. Приглядевшись, Альбус заметил, что ее трясет. — Она не стоила таких жертв…завистливая, избалованная сука, вот кем была миссис Сэлинджер — истинная дочка своего папаши, который, к тому же, сам является мафией. Они все, Альбус, мафия, и их не уничтожить. Твой отец, помнишь, в тот вечер у мистера Гарварда, сказал про семьи, которые страдают от Черных Капюшонов, на что ему ответили, что это все — попытка сделать покойника лучше; попытка изменить облик убитого в глазах общественности! — воскликнула она истерично, сжавшись сильнее. Дрожь стала явственнее, ее уже просто колотило. — Меня обвиняют в бесчеловечности, но чем же лучше они? Почему у них есть право так относится к потерям людей, смеяться над их попытками доказать, что, на самом деле, это было убийство, а не несчастный случай. Как они смеют сидеть в этих длинных дорогих мантиях, вещать о правах и о равенстве, попивать вино из хрустальных бокалов, а потом уничтожать целые семьи, и смеяться. Как?
Голос сорвался, и Ригель наконец заплакала громко, сильнее впечатывая ладонь в лоб, и Альбус, подойдя к ней и опустившись на колени, с содроганием сердца отвел ее руку в сторону, внимательнее посмотрел в это заплаканное, красное, но все еще чрезмерно красивое лицо. Они смотрели друг другу в глаза и не говорили ничегошеньки, общаясь на каком-то ментальном уровне, забыв о словах. Но вдруг лицо ее просветлело: слезы перестали литься, а глаза лихорадочно забегали, ища какой-то ответ.
— Я больше так жить не буду, — прошептала она в каком-то бреду, схватив его лицо своими руками. — Я уничтожила Селену, чтобы занять ее место, и теперь остался только мистер Кроусон. Альбус, ты же поможешь мне? Ты сделаешь это для меня?
Альбус вздрогнул. Внутри у него началась настоящая буря.
— Зачем ты все мне это рассказала, Ригель? — прошептал он осипшим голосом, не убирая глаз. По ее лицу расплылась нежная и ласковая улыбка; так улыбаются, когда дети задают очевидный вопрос.
— Потому что ты такой же, как и я. Мы из одного теста: алчные, лицемерные, высокомерные и очень сильно любим свою семью. Ты понимаешь меня, как и я тебя. Наше притяжение, которые ты наконец почувствовал, основывается лишь на том, что мы принимаем друг друга такими, какими мы есть. Ты — это мое зеркало, и наоборот.
Она коснулась его губ, но на этот раз нежно, без страсти и импульса, аккуратно касаясь пальцами, будто бы Альбус был для нее чрезмерно ценным, и она боялась его сломать. Отвечая ей, он сжал ее сильнее, пытаясь стереть несуществующее между ними расстояние. Его так тянуло к ней, что Альбус был готов отдать всю свою жизнь, только лишь бы раствориться в этих нежных губах, которые, казалось, дотрагивались до самой души.
Когда поцелуй прервался, Ригель уже выглядела, как и всегда: высокомерной и злой, а ее истерику выдавали лишь невысохшие дорожки слез.
— Что ты будешь делать теперь?
— Разве непонятно? Я избавлюсь от мистера Кроусона и стану женой его сына.
— Но если его не удастся засудить? У него столько связей и денег, — медленно протянул Альбус, посматривая на нее с сомнением.
— Что ж, тогда я убью его, — легко и непринужденно, будто бы в этом уже не было ничего особенного.
Альбус усмехнулся, опустив голову, и опять заглянул в эти карие глаза с треугольным солнце. Это был конец, так было написано в этих зрачках. Больше Ригель никогда не позволит ему увидеть всю ту малую любовь, что иногда мелькала в ее взгляде, она навсегда выкинет свои чувства, которые лишь изредка будут отдаваться внутри отголосками. Забини станет сильной, потому что такова была ее натура — она никогда и никому не прощала слабостей.
— Я люблю тебя, — опять проговорила, нежно улыбнувшись, и поцеловала уголок его губ.
— И я тоже, — опустив взгляд, чтобы не видеть, как она уходит.
Когда же он поднял наконец глаза, в комнате никого не было. В ней стояла тишина и только скомканное постельное белье напоминало ему о прошедших часах. И внутри у него тоже больше ничего не существовало: побитый, он сидел на полу, мечтая о забытье.
Но только потом Альбус встал, выпрямил спину и усмехнулся в своей ироничной манере.
В конце концов, его все еще ожидали Лили и Скорпиус; семья, которая обязательно попытается повлиять на его выбор, но более всех его ждал он сам.
Потому что впереди у него только борьба, в которой нельзя быть кем-то другим.
Потому что Альбус отчаянно устал носить маску.
Ригель была права: он такой же, как и она, и более уж над ним ничто не властно.
Берегитесь, потому что Альбус Поттер воскрес, и больше для него ничто не чуждо.
Комментарий к 10. Жаркая исповедь
До конца совсем немного :)
========== bones 2 ==========
Наслаждайтесь сном.
Потому что, когда вы проснётесь,
начнутся кошмары.
***
За окном стеной шел дождь, капли нещадно постукивали по стеклам, и у нее в голове стоял такой же, до невозможности противный грохот, будто бы кто-то там, в самой черепной коробке, нещадно отбивал кувалдой ритм. Хотелось закричать, слиться с воем ветра и раствориться в слезах, что стояли в глазах и никак не хотели омыть щеки. Как буря властвовала на улице, так и внутри у нее все разрывалось и металось, снося безразличие и стервозность. Ригель была сломлена. Еще чуть-чуть, и она упадет навзничь, и только брат, дорогой, любимый Маркус, заставлял ее стойко держаться на ногах и не опускать плечи.
Дверь хлопнула характерно, и она, все это время ходившая по комнате взад-вперед, остановилась, вцепившись в мраморный подоконник, и с расширенными глазами посмотрела на входящего. Он был бледен, с мокрыми волосами и помятой одеждой, а в его глазах была обреченность, которую уже просто невозможно было сдерживать. Сжав сильнее подоконник, Ригель приложила вторую руку к груди, где висел фамильный медальон, и стала покручивать его нервно.
— Маркус, — тихо прошептала она и увидела, как дернулась его голова. Устало взлохматив волосы, он улыбнулась как обычно: ярко и искреннее — так улыбаются, когда знают, что больше ничего нет.
— Боюсь, меня ничто не спасет.
— Нет! — закричала она, с такой силой сжав мрамор; еще чуть-чуть, и ее костяшки посыпались бы на пол. — Неправда! Ты опять обманываешь меня…не может быть такого…зачем ты так?..
— Ригель, — тихо прошептал он, и в его глазах блеснуло что-то, оставив на ее сердце рубец — она не могла видеть, как он опускает руки, как вот так вот смотрит на нее. Нет, Забини не умеет проигрывать и ни за что не потеряет еще и его. Хватит. Только не сейчас.
— Я пойду к Клариссе, — Ригель лихорадочно стала искать свою палочку, нервно ходя по комнате, делая хоть что-то, лишь бы не чувствовать, как внутри все полыхает. — Она же наша тетя, да и те деньги, что ей отдала мать…она непременно отдаст нам их…все будет нормально…ты только посиди и подожди…я обязательно все устрою, вот увидишь…только потерпи.
— Ригель, — повторил он настойчиво, дернув ее за руку. Она остановилась, не решаясь поднять глаза, и повисла, как безвольная кукла со сломанным механизмом.
— Что? — робко и едва слышно.
— Не делай ничего, чтобы оставило отпечаток на твоей гордости. И забудь обо мне как можно быстрее.