Постепенно, с годами, боль утихла, не исчезла совсем, но притаилась до времени, чтобы острой иглой пронзать сердце при мысли о том, как она и дочь живут там без него. Карантир томился без нее, беспокоился о ней, злился на нее, за ее выбор, за то, что разлучила с дочерью, был в отчаянии, что больше никогда не увидит ее и не прикоснется… Халет, как и прочие из атани, после смерти уйдет в небытие, он же останется, проклятый Валар отступник и убийца, связанный страшной Клятвой, отнявшей у него право распоряжаться собой при жизни и обрекшей на бесконечные мучения в чертогах Мандоса после смерти.
Мысль об их дочери тревожила его, хоть он и старался гнать ее от себя. Халет увезла ее, разлучила их, как будто Мирионэль, как он мысленно называл ее, и не было вовсе. Он помнил об обещании Халет о том, что после ее смерти их дочь Халейн приедет к нему в Таргелион, но мысль о неизбежности смерти для Халет вгоняла его в еще большее уныние.
И вот настал день, когда пришло известие об ее кончине. Оно заставило Морьо пережить заново с почти той же силой все то, что он пережил, когда Халет покинула его, увезя с собой дочь. Она опять ускользнула от него и на этот раз ускользнула в небытие. Навеки.
Уход Халет, хоть и вновь глубоко ранил его, даровал ему дочь и примирил Карантира с его обидой. Раны свои Морьо не показывал никому. А теперь, когда Халейн появилась в крепости Таргелиона, он чаще, чем когда-либо, вспоминал ее мать и вновь, благодаря такой похожей на него внешне Мирионэль, находил в себе силы, чтобы сражаться с внутренними демонами и жить, дыша полной грудью, смело глядя вперед, в неизвестное будущее.
====== Семейный совет ======
Комментарий к Семейный совет Atarinya (кв.) – Отец мой
Время шло. Прошло около семи лет, с тех пор как Халейн–Мирионэль поселилась в замке Лорда Таргелиона. За это время она успела полностью перенять мировоззрение, традиции и уклад жизни нолдор Первого Дома. Она вполне освоилась со всеми правилами и церемониалами, научилась вести хозяйство в замке и понемногу начала теснить с давно и заслуженно занимаемого места нолдиэ, управлявшую хозяйственной частью еще в Форменосе и перебравшуюся в Таргелион, чтобы быть подальше от ужасов войны, так или иначе напоминавших о себе в Химринге у Маэдроса.
Для Карантира поначалу было непривычно выступать в роли старшего для Мирионэль. Он ведь был не просто старшим, он был ее отцом — это пугало. Морьо чувствовал привязанность к дочери, но ему было трудно вжиться в роль отца, почувствовать себя таковым. Он помнил своего отца, как тот учил его и братьев названиям созвездий на огромной террасе своей спальни, как сам мастерил для них деревянные игрушки, как приводил в мастерскую, когда они уже были постарше, показывал, как обтачивать камни на станке. Они были всегда рядом — он, Турко и Курво, трое почти ровесников, сорванцов, беспокойных, шумных, любящих подраться друг с другом из-за любой чепухи, лишь бы был повод помахать кулаками, да повалять друг друга по земле — больше в шутку, чем с настоящей злобой. Только отец да Нельо могли совладать с ними, заставить какое-то время сидеть смирно. Мать не любила вмешиваться в их детские ссоры, разве что могла прийти и, оглядев их запыхавшихся и в разорванной одежде укоряющим взглядом, забрать с собой Турко или его, Карнистиро — Курво всегда ходил хвостом за отцом…
Все эти воспоминания сейчас были не только болезненны, но и бесполезны — Мирионэль была взрослой ниссэ, похожей на выросший в диком поле редкий цветок, свежий и невинный. А он, Карнистир, был в роли отца, как для него и братьев был Феанаро, для этого юного, нежного цветка. Теперь уж он слышал в свой адрес из ее уст «Атаринья*…», произносимое ее негромким, но мелодичным голосом, в котором сквозила искренняя привязанность. Слышать это слово по отношению к себе казалось столь странным, что каждый раз Карантир невольно напрягался, стараясь не показывать виду и чувствуя, что он все больше нуждается в ней теперь, в ее присутствии в крепости, не меньше, чем она в нем. Это и злило, и радовало одновременно. Ему постоянно было необходимо осознание того, что Мирионэль у него есть. У него есть дочь! Его и больше ничья!
В то же время, он бессознательно избегал сильной привязанности, стараясь не проводить в обществе Мирионэль много времени. Но чем больше он сопротивлялся отцовским чувствам, тем больше они овладевали его феа. Переворот в сознании Морьо происходил хоть и медленно, но верно. Каждый раз, вглядываясь в ее лицо, он удивлялся этому существу, заново переживая осознание ее принадлежности к нему, к ним, к семье его отца.
Мирионэль была похожа на него как две капли воды, только черты ее были много мягче его собственных, да густые длинные волосы были на несколько оттенков светлее и казались темно-русыми. Карантир смутно помнил, что видел и не единожды в Тирионе похожую на Мирионэль деву. Возможно, ему довелось увидеть ее во дворце деда Финвэ, но точно припомнить имя той вэн не получалось.
В течении всех этих семи лет, за которые Мирионэль успела тихо отпраздновать совершеннолетие, Карантир ни словом не обмолвился с братьями о ее существовании. Он никогда не отличался особенной открытостью в общении с ними, а в том, что касалось частной жизни, тем более. За это время братья ни разу не приезжали к нему, а он, нередко навещая их, строил планы новых крепостей и укреплений для защиты от Моринготто и его тварей, обсуждал союзы и переговоры с представителями Второго и Третьего Домов, охотился, присутствовал на увеселительных музицированиях и пирах.
Наконец, пришло время и было решено собраться всем на окончательный совет в Таргелионе, на который были приглашены помимо принцев Первого Дома, послы синдар из Дориата и представители гномов. Второй Дом, во главе с Нолдараном Нолофинвэ, с которым были согласны и принцы Третьего, настойчиво предлагал объединить силы в борьбе с Моринготто и старший феаноринг, казалось, склонялся к тому, чтобы принять предложение союзников. Он хотел заручиться поддержкой остальных братьев и, по возможности, рассчитывать в скорой неизбежной войне на силы армии гномов и пособничество синдарских упрямцев.
В конце лета в замок прибыли с визитом глава Первого Дома, Владыка Химринга, Маэдрос Высокий, и его младший брат Маглор, прозванный Певцом. Несколькими днями позже должны были подоспеть и остальные сыновья Пламенного Духа. Примерно в тоже время ожидалось и прибытие послов Дориата и наугрим Белегоста.
Синдар прислали гонца с просьбой отложить переговоры. Такой поворот событий не мог обрадовать Маэдроса и братьев.
Таргелион занимал срединное положение между землями, которыми правили братья феаноринги, и как нельзя лучше подходил для созыва советов так же из-за развитой культуры его обитателей. Помимо арены для активной торговли и непрерывного обмена знаниями и навыками с наугрим Белегоста и Ногрода, город служил еще и перевалочным пунктом для путешественников и торговых караванов, пересекающих земли Восточного Белерианда. Достаток жителей и богатство Владыки позволяли размещать и содержать в порядке внутри городских стен даже довольно внушительные группировки войск, не говоря об отрядах свиты каждого из собравшихся на совет князей и владык.
Меря широкими шагами покои младшего брата, Нельо долго и обстоятельно говорил Морьо о дяде Нолофинвэ и кузене Финьо, об их планах нападения на Ангамандо, о переговорах с Турукано и Финдарато, и другими родичами.
— Мы должны все взвесить, подготовить и присоединиться к воинству Нолмэ! — окончил он свою речь.
Кано, стоявший у стены с книжными полками, и, похоже, слышавший и прежде все приведенные только что старшим братом доводы, был занят чтением корешков книг. В повисшей паузе он вдруг обернулся к сидевшему в кресле у камина Карантиру и неожиданно спросил:
— Морьо, скажи, кто та молодая нисс, что я видел подле тебя вчера за праздничным столом?
По случаю приезда братьев накануне был устроен праздничный ужин.
Карантир опешил и мгновение смотрел на Кано широко раскрытыми глазами. Придя в себя, он огрызнулся:
— С каких это пор ты интересуешься юными девами, братец? Разве о них мы собрались здесь вести праздные беседы? — он почувствовал укол отцовской ревности и вообще не желал, чтобы братья лезли в его личные дела, все, что касалось Халет, было для него болезненно.
— Нет, Морьо, мы поговорим сейчас! — нахмурившись, произнес Руссандол.
Он подбоченился, сверкнул металлической перчаткой на правой руке и, сверля взглядом Карантира, продолжил:
— У нас мало наследников: у Курво есть Тьелпе, у Турукано — Итарильде, у Финьо — Артанаро, у Артаресто — Финдуилас… — он говорил тихим голосом, но в повисшей напряженной тишине каждое слово было слышно отчетливо. — И я хочу знать, как зовут мою племянницу — твою дочь, которую ты всё это время от нас прятал? — он вперил нахмуренный взгляд куда-то в область груди Карантира.
Теперь пришла очередь Макалаурэ удивляться и широко раскрывать глаза. Он заприметил вчера вечером прекрасную нолдиэ, когда та несколько раз во время праздничной трапезы приблизилась к хозяину крепости. Он видел, как дева, наклонившись над Морьо, говорила с ним, то ли о чем-то советуясь, то ли спрашивая разрешения, но ему даже в голову не могло прийти то, что сейчас запросто высказал старший феаноринг. «Вот как, оказывается, все просто, она — его дочь! Эта нисс — дочь Морьо!» прошумело в голове.
— Её зовут Мирионэль, — потупившись, мрачно и почти виновато ответил Карантир.
— Вот это да! Морьо, ты — отец! — воскликнул Кано, чуть не подпрыгивая на месте.
Руссандол улыбнулся и склонил голову, пряча радость. Алый румянец, никогда не сходивший со щек Морифинвэ, сделался еще ярче, и кожа на его лице пошла от смущения, смешанного с замешательством, красными пятнами.
— Я должен немедленно сообщить Турко и Курво! И близнецам! — вскричал обычно спокойный Певец.
— Подожди, успеется, — оборвал его веселье старший. — Морьо, что же ты? Прикажи позвать твою дочь, мне не терпится увидеть ее!
— Она — копия Морьо! — радостно воскликнул Маглор. — Как я сам не додумался, что она — его дочь?!
Карантир, поднявшись с кресла, медленно подошел к двери и коротко прошептал что-то стоявшему у входа в его покои стражу. Майтимо, заговорщически прищурив свои зелено-серые глаза, смотрел на младшего брата.
— Расскажи нам, кто ее мать, Морьо? — Нельо подошел ближе к камину, — Я заметил, она еще очень молода, совсем девочка, и действительно очень похожа на тебя, — он уселся в одно из кресел, приготовившись слушать.
Его брат уже было хотел огрызнуться, что это не их с Кано дело, движимый ревностью и опасаясь, что, услышав имя Халет, они воспримут всю эту историю как оскорбление нолдорской крови, но тут Маглор выпалил:
— Это, должно быть, та атанет, воительница из племени халадинов, я помню, что ты был сам не свой, когда сошелся с ней. Ну, будет, Морьо, не красней так!
Тот в бешенстве сжал кулаки, в то время как Кано заливался смехом.
В этот момент дверь в покои тихо приоткрылась, и в проеме показалось удивленное личико девушки.
— Проходи, Мирионэль, — ободряюще пригласил старший феаноринг и, улыбаясь ей, представился, — Я — старший брат твоего отца, мое имя Майтимо, а это наш брат Макалаурэ, — кивая на Кано. — Мы рады были сегодня узнать от нашего дорогого задиры и горячей головы Морьо, что у него есть ты, — продолжал он, с беззлобной усмешкой глядя на Карантира.
Она поклонилась, робко и бесшумно скользнула внутрь, прикрыв за собой двери, и растерянно встала посреди комнаты, обращая взор то на одного, то на другого из родичей, то поворачиваясь к Морьо и глядя на него вопрошающим взглядом.
Карантир тоже казался растерянным и она, видя его расстроенные чувства, спешно подошла к нему, тронула рукав походного камзола и замерла, разглядывая старших братьев феанорингов. От ее прикосновения Морьо мгновенно остыл и, взяв ее руку в свою, начал официальную часть:
— Это мои братья, Нельяфинвэ Майтимо и Канафинвэ Макалаурэ, — произнес он, глядя на дочь, — Это Мирионэль, дочь Халет из Бретиля, — обращаясь к братьям.
Мало было на свете вещей, способных смутить его, но когда дело касалось сокровенных чувств, мира, куда даже никому из братьев не было дозволено вторгаться, Карантир становился сам не свой. Волнение, злость и странная гордость сплетались в тугой узел, повергая его в полнейшее замешательство.
— Ну что же, Карнистиро, — взял слово Майтимо, — она — вылитая Мириэль Сериндэ, поздравляю, — он еще раз оглядел девушку, — Не молчи, дитя.
Она казалась испуганной, было очевидно, что она вовсе не ожидала знакомства. Тут Карантир вдруг вспомнил, что видел лицо Мирионэль на портрете в одной из дальних галерей дворца деда Финвэ — это была его первая жена, их с братьями родная бабка, Мириэль Сериндэ.
— Звезды сияют в час нашей встречи, — сказала Халейн негромким, но приятным, мелодичным голосом, — Рада нашему знакомству…
Она рассматривала Нельо и Кано, будучи сама предметом их изучения. Казалось, она хотела бы говорить с ними, завязать беседу, но не знает, что еще можно было бы сказать, опасаясь ляпнуть глупость и дичась новообретенных родичей.
Высокий, выше Морьо, широкоплечий, с пышной копной темно-рыжих с огненным отливом непокорных кудрей старший феаноринг, сидевший в кресле, смотрел чуть холодно, но пристально и заинтересовано. Его брат среднего роста, стройный, с глазами олененка, темно-каштановыми волосами, убранными в сложно заплетенные на затылке косы, обладал тонкими чертами и бледной кожей. Он тоже смотрел на нее с любопытством. Губы его тронула легкая улыбка.
Кано позвал ее в осанве: «Не бойся, мы очень рады узнать тебя» — услышала она его мысли.
«Лорд Макалаурэ, благодарю, я тоже очень рада. Атар мне много рассказывал обо всех вас. Я только не знаю, как мне вести себя, да и отец рассержен и смущен…».
— Кано, о чем вы там секретничаете? — улыбнувшись уголками рта, спросил Нельо.
Стоявший подле дочери Карантир был напряжен, но злоба его потихоньку улеглась. Он видел, что братья ничем не намекают на недостойное происхождение Мирионэль и не пытаются отпускать колкие замечания относительно Халет, будто стараясь обходить такую болезненную для него тему.
Кано улыбался несколько смущенной улыбкой.
— Майтимо, Морьо, если вы не возражаете, я бы хотел помузицировать перед вечерней трапезой. Составишь мне компанию, Мирионэль? Вчера я видел у тебя в руках лютню и уверен, что ты прекрасно играешь.
— Я с удовольствием, только сбегаю за ней, — она смешалась, от смущения не стала оспаривать комплимент, а с готовностью закивала, улыбнулась и, коротко поклонившись, выбежала из комнаты.
По возвращении она обнаружила, что ее дядя Кано уже наигрывает на своей лютне какие-то грустные мотивы. Прежде чем они приступили к уроку музыки, Маэдрос обратился к ней, попросив называть их с братом на «ты». Она опять улыбнулась, чуть наклонив голову в знак согласия. После они с Кано играли поочередно на лютне. Морьо и Нельо слушали. Кано объяснил племяннице некоторые тонкости владения инструментом и научил нескольким самым любимым им балладам, воспевающим красоты Валимара. Пела она негромко, но голос был звонкий и чистый.
За ужином беседа уже протекала непринужденно и весело. Мирионэль прекрасно чувствовала себя в компании ласкового Кано и сдержанного, но вежливого и участливого Нельо. Карантир тоже оживился, видя, как браться стараются найти общий язык с его дочерью, разговорить ее. Вскоре и он принимал участие в общей беседе и шутил, потягивая крепкое красное вино.
Через несколько дней подоспела неразлучная парочка средних братьев феанорингов — Куруфинвэ, прозванный «Искусный» Атаринкэ и Тьелкормо «Прекрасный» Туркафинвэ, а за ними и младшие близнецы — Умбарто Питьяфинвэ и Амбарусса Телуфинвэ. Близнецов называли Луна и Солнце, а еще обозначали единым именем Амбаруссар.
Келегорм и Куруфин хлопали Карантира по плечам, подталкивали в спину, ухмылялись, одобрительно оглядывали Мирионэль со всех сторон, обходили кругом, прищелкивая пальцами и языками, и опять принимались похлопывать брата по спине, похохатывая и переговариваясь друг с другом в осанве.