Мне пришлось ждать ещё час, прежде чем карие глаза открылись и, лукаво посмотрев на меня, часто-часто заморгали.
Ева выплыла из марсохода и, оценив масштаб происшествия, поинтересовалась, надев шлем:
— У нас проблемы, Марк?
— Целых две, — улыбнулся я. — Как видишь, марсоход не может продолжить свой путь. Одному мне его не перевернуть, так что…
К чести Евы могу заметить: долго объяснять не пришлось. К моему великолепному, но малоэффективному рычагу была приложена одна СЕ (помните эту единицу?). Как несложно догадаться, марсоход встал на колёса как миленький, а я в очередной раз ощутил себя беспозвоночным.
— Вторая проблема? — улыбнулась Ева, подняв лицевой щиток.
— Эту решу самостоятельно, — ответил я. — Только пока не представляю как.
— Ты недоговариваешь, — реактивно надула губы Ева.
— Наверное, научился этому у тебя, — рассмеялся я в голос.
Хотя… на самом деле мне не было смешно. Совершенно. Вообще. Совсем.
Я думал только том, что этот сол, несмотря на трудности, которые он принёс, практически остался позади. Солнце клонилось к закату, а значит, нам нужно было продолжать свой путь. Ещё минус один сол.
Девочка моя.
СОЛ 505. ЗАПИСЬ В ЛИЧНОМ НОУТБУКЕ МАРКА УОТНИ
В каком-то смысле всё встало на свои места, ведь когда мы с Евой увидели металлический корпус сверкавшего на солнце МВА, сердце моё наполнилось ликованием. Чёрт возьми! Я чувствовал себя бойскаутом, выведшим свой заблудившийся в глухом лесу отряд только при помощи компаса. С той лишь разницей, что у Марса нет магнитного поля, а значит и компасов никаких быть не может. Благослови Бог великолепный Фобос.**** Я подумал об этом и улыбнулся. Странно просить у Бога благословения для страха.*****
Я любовался сверкавшим на солнце боком МВА, забыв обо всём на свете. Нога моя скользнула с педали, и марсоход замер на гребне дюны.
— Все на абордаж! — скомандовал я, и на полной скорости мой пиратский ровер рванул к подъёмному аппарату.
Ева помогала мне облачиться в скафандр, и на её губах блуждала странная, непонятная улыбка:
— Ма-арк, — обратилась она уже привычно нараспев, но когда я обратился в слух, она помотала головой, обозначив тем самым, что передумала говорить.
Ева осталась сидеть в открытом марсоходе, когда я широкими прыжками подскочил к сияющему надеждой на спасение двадцати семи метровому гиганту. Она всё так же улыбалась, нацепив шлем Льюис, когда я исполнял тарзанью пляску вокруг подъёмного аппарата, кулаками колотя себя в грудь. Я смеялся и матерился, не забывая комментировать:
— Эти слова, Ева, обязательно забудь. Никогда их не используй.
Я поманил её, и вместе мы вскарабкались по лестнице на посадочную ступень. Оказавшись внутри МВА, я тут же узнал свою Еву. Она целиком и полностью потеряла ко мне, налаживающему связь с Хьюстоном, всякий интерес. Вместо того, чтобы пользуясь относительно обширным на фоне кабины марсохода и нашей спальни пространством прийти в мои объятья, Ева кружила по всему периметру, благоговейно касаясь кресел и электроники. Я любовался ей, не нарушая воцарившейся тишины, понимая, что в перспективе меня ждут наискучнейшие беседы с НАСА, которые, вполне возможно, коснутся весьма волнующих тем. Чёрт, я и забыл о четырнадцатиминутной задержке связи.
[13:07] ХЬЮСТОН: Поздравления от всех из ЦУПа! Отличная работа! Сообщи свой статус.
[13:21] МВА: Спасибо! Физических проблем нет. Марсоход и прицеп сильно поизносились, но пока работают. Оксигенатор и стабилизатор в порядке. Регенератор воды я не взял, одну только воду. Осталась куча картошки. До 549-го сола продержусь.
[13:36] ХЬЮСТОН: Рады это слышать. Гермес на курсе, облёт состоится на 549-ый сол. Как тебе известно, нужно облегчить МВА, чтобы его смог перехватить «Гермес». В течение дня мы пришлём тебе инструкции. Сколько у тебя воды? ******
Мне пришлось признаться НАСА, что мочу я всю дорогу выливал за борт, за что был немедленно обвинён в преступной расточительности. Впервые я никак не прокомментировал это. Обзываться не хотелось, ведь на то, чтобы не устраивать из марсохода сортир, был особый резон, о котором я предпочёл умолчать. Тем не менее, в следующем сообщении бесстыдники из НАСА потребовали сохранять и мочу. Я с сочувствием покосился на Еву, хотя, за всё время она ни разу не пожаловалась на запахи, укрепляя меня в подозрении, что вообще их не чувствует.
Из нудного диалога с НАСА я понял, что мне придётся подвергнуть электролизу всю оставшуюся воду, чтобы получить несколько лишних килограммов топлива. Это вселяло определённое беспокойство. Что могут дать восемьдесят килограмм этого самого топлива? На мой вопрос НАСА уклончиво отмолчалось, добавив, что в конце возможно придётся электролизовать и физиологические жидкости. С ума сойти. Но зато я смогу похвастаться перед Евой, что мочусь ракетным топливом. Готов поспорить, это способно её удивить.
Я не буду конспектировать все переговоры с НАСА и тут. Возмущусь лишь, что роверу и прицепу моему не доверяют и после вынужденной троекратной проверки всех систем землянами было принято соломоново решение использовать в качестве мастерской для некоторых моих нужд сам МВА. Я мог пользоваться им практически до последнего. Изуродовать прекрасный корабль можно за три или четыре сола официально. При помощи Евы мне хватит и одного.
Не буду пересказывать и всего того, что в этот и последующие солы происходило между мной и Евой. На самом деле это здорово напоминало первые дни нашего знакомства, когда она трудилась наравне со мной и даже больше, с той лишь разницей, что глупостей про «тактильные контакты» я больше не слышал. Стоило мне оказаться без скафандра и прикоснуться к ней… о, она становилась всё более отзывчивой и ласковой.
Кроме того мы разговаривали. Столько, сколько не говорили ещё никогда. И я всё удивлялся, как находились темы, ведь проведя вместе столько времени, между нами должны были остаться лишь сплошные конфликты. А ещё Ева кое-что рассказала о жизни на своей планете, и я понял, что бедная девочка действительно не видела ничего особенного. Вся её жизнь, если описать ту, используя земные аналоги, была похожа на службу в спецвойсках. Наверное, потому не слишком разнообразный мой быт казался ей настоящим «Диснейлендом». Кстати, окажись она со мной на Земле, я бы потащил её на свидание именно в этот парк.
Иногда разговоры заставали нас глубоко за полночь, и тогда привыкшая к дисциплине Ева засыпала прямо на моём плече, а я ещё долго не мог сомкнуть глаз, думая о том, что 549-й сол приближается неумолимо. Но я не смел поговорить об этом с Евой. Она всячески избегала тем о скором расставании.
СОЛ 526 ЗАПИСЬ В ЛИЧНОМ НОУТБУКЕ МАРКА УОТНИ
В НАСА правильно предположили, что их идея лишить МВА носовой части не приведёт меня в восторг. Прочитав соответствующее сообщение, я вежливо и ласково попросил недоумевающую Еву снять шлем и тут уж дал волю чувствам. Если коротко на Земном языке, то перегрузки в 13 g грозили мне переломанными костями, лопнувшими сосудами, да и вообще могли очень дорого стоить. Проматерившись, я жестом попросил Еву вернуть на место скафандр и обрисовал план действий.
Но НАСА почему-то более всего волновал вопрос, как я смогу сдвинуть с места многоцентнеровую крышу. Я, конечно, сохранил интригу и джокера в рукаве. Ева с такой задачей могла справиться не запыхавшись. А записи. В основном журнале я напишу, что очень устал от работы. И это будет правдой. Морально я был вымотан полностью.
СОЛ 529. ЗАПИСЬ В ЛИЧНОМ НОУТБУКЕ МАРКА УОТНИ
Записи о Еве становились всё короче, тогда как основной журнал я вёл с прилежанием тринадцатилетней отличницы. Вообще, этот сол примечателен тем, что я начал заниматься изготовлением ракетного топлива. Звучит помпезно, но на самом деле я лишь подвергал воду электролизу. Еву от процесса я отстранил, и она наблюдала за моими манипуляциями с безопасного расстояния — из раскуроченного МВА. Вспоминая о водородных приключениях периода начала моей робинзонады и стреляющем людьми жилым модулем, я просто не мог себе позволить, чтобы взрыв уничтожил и меня, и Еву. Кто-то должен выжить. Если выбирать из двоих, себя из списка я исключаю.
Да, кстати, сегодня в первый раз ребята с «Гермеса» вышли на связь. Мартинес предложил заняться сексом. Бедняга. Думаю, у него проблемы с личной жизнью: жена далековато, а в космосе не так уж просто подцепить какую-нибудь девчонку. Я соскучился по этим ребятам!
СОЛ 548. ЗАПИСЬ В ЛИЧНОМ НОУТБУКЕ МАРКА УОТНИ
Не буду описывать последний день, проведённый с Евой. Это выше моих сил. И хотя я уверен, что буду помнить каждую секунду, каждый миг последних часов, проведённых на Марсе, записывать я не стану ни-че-го. Таков уж я, Марк Уотни — первый человек, пробывший на Марсе в полном одиночестве полтора года… ну ладно, не совсем в полном одиночестве.
Но всё же, кое о чём я расскажу. Вспоминая, как мама всегда утверждала, что я визуал:
— Марк, ты привёз какие-нибудь фотографии из лагеря?
— Но мама, у меня совсем не было времени на съемку: мы гуляли по лесу, ставили палатки и жгли костры. Мы пели и сплавлялись по реке. Я и так всё очень хорошо помню.
— Марк может сфотографировать что-то только случайно, если выронит из рюкзака свой фотоаппарат и тот, падая, сделает несколько снимков.
Это не правда. На этот раз я возьму с собой флэшку со своими записями о Еве. Куда добавлю те фото, что остались в моём компьютере. Ева на крыше марсохода. Ева в жилом модуле, сопереживающая судьбам героев сериала. Ева и Марк.
Я впитывал последние часы, как губка. Я без конца касался её рук, лица, запоминая эти ощущения. Странно осознавать, но мы провели вместе не так уж мало времени, а мне не просто не надоело дотрагиваться до Евы. Напротив. Каждый раз, как в первый раз. Нежная у неё кожа. Что-то на самом дне тёмных глаз плещется теплом, готовое выплеснуться через край.
ЕВА!
Если бы она знала, как я был близок к тому, чтобы отказаться от всего и остаться. Я мог бы инсценировать собственную смерть. Мог бы… Чёрт, у меня осталось 56 картофелин, а это всего несколько солов рядом с ней. Потом я буду долго и мучительно умирать от голода. Рядом с ней. Рядом.
В последнюю ночь она долго не могла устроиться, постоянно поворачиваясь с боку на бок, утыкаясь носом в мой бок.
— Ева…
— Что?
— Ты ведь понимаешь, что мне нечего сказать?
— Я понимаю, что всё идёт так, как и должно быть. По самому лучшему сценарию. Мы оба останемся живы и…
— За несколько сотен миллионов километров друг от друга.
— Памяти не страшны расстояния. Я буду думать о тебе. Чаще, чем хочу.
Я обнял её, прижимая крепко-крепко, и прошептал жестокое:
— Я тебя люблю.
СОЛ 549 (Восстановленная запись)
Не буду врать: у меня тряслись коленки. С большой вероятностью я умру при старте. И хорошо, если мою жизнь унесёт взрыв. Я даже понять ничего не успею. Хуже будет, если на орбите что-то пойдёт не так. Вариантов на тему «что-то пойдёт не так» множество. Поэтому я не стану их перечислять. В любом случае у меня оставался элегантный план самоубийства в открытом космосе.
Я был готов к старту в своём кабриолете за несколько миллионов долларов. Сквозь отверстия в корпусе я в последний раз видел красноватые марсианские пейзажи.
… и одинокую фигурку, прячущуюся в тени марсохода.
На Еве всё ещё красовался шлем, и мы могли разговаривать. Но секунды складывались в минуты, а мы молчали… молчали… молчали, не находя нужных слов. Лично у меня в голове роились лишь глупости. Я хотел сказать ей, что никого и никогда не любил так. И не полюблю. Я хотел сказать, что у неё тяжёлая задница и самая красивая улыбка во всей Вселенной. Я, чёрт возьми, не успел рассказать ей о «Диснейленде» и … я никогда не представлю её своей матери. В наушнике ветром раздавалось дыхание Евы, и только это обстоятельство выдавало её волнение.
— Ева?..
— Что, Марк? — послышалось слишком быстро. Раньше она никогда не торопилась мне отвечать.
— Как ты доберёшься до базы?
— Отсюда правда недалеко. Тебе не о чем волноваться, — голос её звучал тихо и хрипло. Она действительно с трудом проговаривала слова.
— Тебе холодно? — зачем-то задал глупый вопрос я, понимая, что Еве не может быть холодно. Она даже не знает, что это такое.
— Да, Марк, — послышалось в наушнике неожиданно. — Да, мне очень-очень холодно…
В любой момент бортовой компьютер мог сигнализировать о том, что Льюис хочет выйти на связь. Но я не смотрел на него, не хотел отключаться от Евы. Я и без того знал, что через мгновения увижу на мониторе сигнал, после этого буду обязан переключиться и разговаривать с «Гермесом» через скафандр. Последние минуты…
— Я буду скучать по тебе, Ева.
— Я тоже.
— И даже не представляю, что сказать тебе на прощанье.
— А я могу, знаю… — прошептала она. — Помнишь, когда-то тебе было интересно узнать моё настоящее имя?
— Конечно, Ева, — из глаз выкатились неуправляемые, огромные капли. Ещё и ещё, и ещё. Они стекали по подбородку к шее, а я слушал её голос.
— Меня зовут ФО 11-34.
— Ужасное имя, — рассмеялся я. — Буду звать тебя Евой, как раньше, хорошо?
— Хорошо…
На несколько мгновений она замолчала. Я тоже не нарушал тишины до тех пор пока…
— Марк! Марк! Я должна сказать ещё кое-что. О привязанности! Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, МАРК!
Мне приходилось сильно выворачивать голову, проклиная себя за то, что не передвинул марсоход, рядом с которым пряталась Ева. Теперь, чтобы видеть её, следовало почти на 90 градусов поворачивать шею и до боли косить глазами.
Я хотел ей сказать, но…
Тонкий луч коснулся белого шлема, ласково повторив абрис полукруга. Ева сняла его и бросила на песок. Легкий ветер всколыхнул чёрный водопад волос, и от слёз больше ничего не стало видно.
Я кричал…
А потом… услышал голос Льюис:
— Пилот готов?
— … Пилот готов.
Скорее всего, я потерял сознание.
СОЛ 549 (3) Восстановленная запись
Перегрузка 13 g, которую я испытал при выходе на орбиту, штука действительно ощутимая, потому как очнулся я уже на этой самой орбите. Нет, очнулся, слишком громко сказано, скорее забытье сменилось туманным бодрствованием. Я открыл глаза и несколько раз моргнул, всё ещё чувствуя влагу на своих щеках.
Грудь болела так, что я с трудом мог вдохнуть, скорее всего, у меня были сломаны рёбра. От брезента ничего не осталось, зато мне открылся панорамный вид на Марс с орбиты. Изрытая кратерами поверхность казалась чуть размытой. За всю историю человечества эту картину лицезрели лишь восемнадцать человек.
— Иди в задницу, — предложил я Марсу просто потому, что промолчать на прощение стало бы совсем уж свинством. Показав планете средний палец, я потянулся к контрольной панели на руке скафандра и включил радио. На данный момент я был сосредоточен только на одном. Изо всех сил я старался не думать о Еве. Получалось из рук вон плохо.
— МВА вызывает «Гермес»…
И снова я не буду утомлять вас подробностями перехвата, благо это можно узнать из многих источников: официального журнала первого жителя Марса Марка Уотни, с передовиц ежедневных газет, осветивших моё чудесное спасение ещё до того, как Марс скрылся из виду, он подробно будет освещён в рапортах, когда мы вернёмся на Землю. Но в заключении я напишу пару слов о том, как ступил на борт корабля.
Если бы то был фильм или книга, мы, наверное, столпились бы в шлюзе, обнимались и хлопали друг друга по плечам, но на деле получилось несколько иначе.
При взлёте я действительно сломал два ребра. Они серьёзно беспокоили ещё в МВА, но настоящая агония началась в шлюзе. Я отключил микрофон и визжал, как девчонка. Серьёзно, в космосе никто не услышит, что ты кричишь, если ты сам этого не захочешь, а под рукой не окажется включенного микрофона. Но кричал я не только оттого, что наконец оказался среди своих. Скорее от картинки, которая никак не хотела покидать мою голову: золотистый луч солнца повторил полукруг шлема, падающего к ногам девушки, чьи волосы растрепал порыв марсианского ветра.
— Ева!..
…
Оказавшись на борту, я не мог продышаться. И виной тому были не только переломанные рёбра. Погрузиться в собственные мысли целиком мне не дала команда. Я давно не общался с людьми. Точнее, с землянами. Окружившие меня ребята говорили наперебой, но капитан Льюис отрезала: