— Мораль, — тут же ответил Гарри. — Здравый смысл, сострадание, милосердие, совесть! Они определяют границы, за которые не следует заходить. Они создают правила и нормы поведения. Они формируют решения, мнение, идеалы, цели, мировоззрение. А я просто всё это переступил.
— Что тебя пугает, Гарри? — вдруг спросила она.
— Что я совершил нечто ужасное.
— Совершил или думаешь, что совершил? — невозмутимо уточнила Луна.
— Я… наверное, совершил, — глухо признался он. — Я, похоже, как ты и сказала, эм… спас гимзли и прогнал змею, но не подумал, совсем не подумал, о том, к чему это приведет.
— Ты жалеешь о том, что спас гимзли?
«Если Том когда-нибудь узнает, что я обозвал его именем несуществующей зверушки, которая живет в корнях деревьев, он меня прикончит», — отстраненно подумал Гарри и покачал головой:
— Нет, не жалею. Но…
— Не знаешь, что теперь делать со змеёй, — понимающе улыбнулась Луна.
Гарри нервно рассмеялся, запустив пальцы в волосы.
— Примерно так.
— Можешь убить её, — негромко предложила она, — чтобы больше никто не пострадал. Но змей в лесу много, придется избавиться ото всех, чтобы защитить тех, кто может быть в опасности. Или… — по её губам скользнула задумчивая улыбка, — можешь попробовать накормить её.
— Накормить?
— Сытая змея нападать не станет.
— Но тогда кормить её придется постоянно, — нахмурился Гарри.
— И это совсем неплохо, — призналась Луна. — Помогая змее, ты поможешь и тем, кто может стать её жертвой.
Гарри мысленно переложил воображаемый сюжет на реальность, представив, как заботливо подкармливает чем-нибудь Шакала или Волдеморта и категорично покачал головой.
— Это невозможно. Такую змею ничем не накормить. И убить её я не смогу.
— А чего ты сам хочешь?
— Просто хочу, чтобы, эм, гимзли жил, — Гарри вздохнул, в подобной интерпретации это звучало чертовски глупо, но как ещё он мог о таком рассказать? — Я знаю, что это эгоистично с моей стороны, но я не считаю, что спасти ему жизнь было ошибкой. Я не жалею о своем решении! С остальным я как-нибудь смирюсь, — он в отчаянии взглянул на Луну. — Но разве это правильно? Разве так можно? Разве не должен я исправить то, что натворил?
— А как ты можешь это исправить?
— Я… ну… пока не решил…
— Ты сам знаешь, что натворил?
— Я… — Гарри запнулся. — Не совсем. Я не помню, что на самом деле произошло. Не понимаю. В голове какие-то обрывки образов и голосов. Я толком ничего не могу разобрать — все они слишком смазанные и неясные. Я даже не уверен, реальны ли они. Но меня не покидает ощущение, будто я забыл нечто очень важное и никак не могу этого вспомнить, — он замолчал, мрачно разглядывая свои руки и водя большим пальцем по запястью. — Но что если… — он глубоко вдохнул, вспоминая разговор со Снейпом, который состоялся в конце прошлого учебного года, — что если я… предпочел одну жизнь сотне и даже ничего не почувствовал при этом?
— Порой одна жизнь куда важнее сотни.
— Да. Для меня так и есть. Но разве жертвуя другими, я не должен был испытывать… хоть что-то? И я… я чувствую себя просто ужасно.
На этот раз Луна молчала гораздо дольше, разглядывая его бледное лицо.
— Ты чувствуешь вину, потому что ты её чувствуешь? Или потому что чувствовать её правильно?
Гарри уставился на неё широко распахнутыми глазами.
— Я… — он вдруг понял, что у него нет ответа, и покачал головой. — И как тебе удается, а?
— Что именно?
— Ты как будто всё знаешь.
— Знание относительно, — отстранённо протянула Луна. — Оно обитает в океане неведения. И чем больше становится знание, тем бескрайнее и глубже этот океан. Нельзя знать всё.
— Но у тебя всегда находятся ответы на мои вопросы. Даже на те, которые я никогда не произносил вслух. Как так выходит?
— Я не дала тебе ни одного ответа, Гарри. Всё что я говорю, ты знаешь сам. И знаешь куда лучше, чем я. Я лишь могу показать, где спрятаны эти ответы. Находишь ты их всегда самостоятельно.
— Но какие из этих ответов правильные?
Она пожала плечами.
— Как знать…. Они все по-своему правильные и неправильные. Всё зависит от того, с какой стороны на них смотреть.
— Скажи, — помедлив, произнес Гарри, — а тебе было известно о том, что я чувствую? О том, что беспокоит меня?
Она помолчала, глядя в окно с мечтательной улыбкой на губах.
— Мне просто показалось, что ты очень запутался.
— Запутался — это мягко сказано, — пробормотал он. — Вся эта история меня с ума сводит.
— У любой загадки есть ответ. Просто некоторые разгадать сложнее.
— Да уж, — протянул Гарри. — Только вот моя, похоже, оказалась слишком заковыристой.
— Возможно и так. Но даже самая коварная загадка однажды станет лишь воспоминанием.
— Ага. При условии, что в конце она меня не погубит. (1)
Оставшуюся часть пути они почти не разговаривали. Гарри снова и снова мысленно возвращался к этому странному разговору, который отзывался в его душе колючим холодом и тупой ноющей болью. Луна сказала, что можно просто отойти в сторону и позволить событиям иди своим чередом. Но имел ли он на это право? Если Волдеморт действительно вернулся из-за желания Гарри спасти Тома, может ли он просто остаться в стороне? Ведь всё что произойдет в будущем, все, что уже происходит, происходит по его вине. И не имеет значения, хочет он этих последствий или нет. Он обязан всё как-то исправить. Но как? Присоединиться к Ордену Феникса? Почему? Потому что это правильно? Что это исправит?
«Кто решает, что правильно, а что нет? Люди вокруг? Общепринятые нормы? Я сам? И если я сам должен это решить, то что конкретно для меня правильно?»
Гарри прислонился лбом к прохладному стеклу, глядя на темнеющее небо за окном.
«А нужно ли что-то исправлять? Я не могу изменить или исправить то, что случилось. И вряд ли моя героическая гибель станет достаточно изящным извинением перед обществом за возрождение Волдеморта. И ход истории я изменить не могу. Но я могу повлиять на то, куда всё это приведет. А могу ли? И не сделаю ли я только хуже?»
Гарри понимал, что должен принять решение. Том прав, ему не позволят оставаться в стороне, как бы он сам этого ни хотел. Значит, он должен выбрать сторону и придерживаться её до конца. Должен определиться, что для него имеет значение и за что он готов сражаться. Возвращение Волдеморта принесет в мир перемены, возможно ужасные… чудовищные, но перемены. Орден будет биться за то, чтобы сохранить мир таким, каков он есть сейчас. Но сам Гарри не хотел ни того, ни другого. Ему не нравилось Министерство магии, не нравилось нынешнее положение дел и сражаться за то, чтобы всё осталось как есть, он не хотел. Но и путь жестокости и кровопролития был сомнительной альтернативой. Так что же ему делать?
Гарри безрадостно усмехнулся. У него вдруг появилось ощущение, будто он вновь оказался в Большом зале на высоком табурете со старой Волшебной шляпой на голове, принимая решение о том, на какой же факультет он хочет поступить. Ему вспомнилось, каким напуганным, растерянным и сбитым с толку он тогда был. Как сложно ему было определиться с выбором. А ведь тогда на кону была лишь его дружба с Томом, а не судьба всего магического мира и его собственная жизнь.
«Судьба изменчива и непостоянна… — негромко шептал в его памяти голос Волшебной Шляпы, – судьба хитрая особа, очень хитрая, Гарри Поттер, и очень мудрая, если ты прислушаешься к её шепоту, многое откроется тебе… Она подскажет тебе. Слушай. Слушай, Гарри Поттер».
И он слушал. Слушал так напряженно и сосредоточенно, что боялся даже дышать. Он слушал. Но в ответ раздавался лишь мерный стук колес паровоза, что вез его обратно в Хогвартс навстречу неясному и пугающему будущему.
Комментарий к Глава 7. О чувствах и долге (1) Меня понесло на игру слов. В русском её передать сложнее, но она мне так нравится в английском, что я не удержалась. Если вообразить что во время разговора Луна использует слово Riddle, говоря о загадке получается забавное раздвоение смыслов:
— У любой загадки есть ответ. Просто некоторые разгадать сложнее.
— Да уж, — протянул Гарри. — Только вот моя, похоже, оказалась слишком запутанной.
— Возможно и так. Но даже самая коварная загадка однажды станет лишь воспоминанием. — Ага. При условии, что в конце она меня не погубит.
“Any riddle has an answer. It's just that some of them are more difficult to solve”.
“Yes,” said Harry. “But then again mine seems to be too confusing.”
“Maybe so. On the other hand even the most devious riddle will become only a memory one day”.
“Yeah, as long as it won’t ruin me in the end.”
====== Глава 8. Неприятные перемены ======
Праздничный ужин в Большом зале как обычно проходил шумно и весело. Встретившись после каникул, ребята не могли наговориться, обсуждая, как проводили лето. Даже за столом Слизерина царило беззаботное настроение. Сокурсники вели себя, как и обычно, разве что рядом с Гарри теперь сидел только Том. Остальные старались держаться подальше. По крайней мере, пока прямо напротив Поттера не плюхнулся Блэйз.
— Как кильки в банке, — шумно выдохнул он, поправляя мантию. — Набились на одну сторону скамьи, того и гляди перевернемся к чёрту. Хочу сидеть в комфорте.
И дабы подтвердить собственные слова, он тут же буквально растекся по скамье.
Гарри моргнул.
— Эм…
— Вот ты мне скажи, ты чем-то заразным болеешь, а? — перебил его Забини. — А то все тебя как чумного сторонятся — я беспокоюсь за своё здоровье.
— Пять минут назад был здоров, как бык, — заверил его Гарри.
— О, ну тогда отлично, — расслабился Блэйз и резко обернувшись, махнул кому-то рукой. — Эй, Драко! Можешь вылезать из-под стола! Он не заразный!
Малфой, сидящий на другом конце стола, тесно зажатый между Креббом и Гойлом, злобно ощерился и отвернулся, зато Блэйз привлек внимание Дафны и, та, заметив Гарри, тут же пересела к нему.
— А я тебя потеряла, — мурлыкнула она.
— Ну конечно, нас же тут легион, — недовольно бросил, подсаживаясь к ним Драко. — Как в такой толпе Поттера заметишь. Привет, Арчер, — он бросил завистливый взгляд на значок старосты, приколотый к мантии Тома. — Поздравляю с назначением.
Том холодно глянул на Малфоя и промолчал.
— Драко, как узнал, кого сделали старостой, всю ночь в подушку проплакал, — доверительно прошептал Забини, перегнувшись через стол. — Он об этом значке с пеленок мечтал, знаете ли…
— О, да заткнись ты, Блэйз, — процедил Малфой.
Гарри прочистил горло, спорщики обратили на него вопросительные взгляды.
— Я думал, вы меня игнорируете, — заметил он.
— Да говорю же, — Блэйз закатил глаза, — я полагал, ты заболел чем-то, все так от тебя шарахаются, ну и я струхнул чего-то, а то вот знаешь, как моя тётка Миранда…
— Это правда, что ты чуть не убил маггла на каникулах? — резко перебил друга Драко, с подозрением разглядывая Гарри.
— Это была самозащита, — скривился Поттер.
— Что они тебе сделали? — негромко спросила Дафна.
— Напали, — он пожал плечами. — Или типа того.
— Очаровательно, — фыркнул Малфой. — Тебя даже родня убить пытается. Везучий ты парень, Поттер.
— Это был полицейский.
— Кто? — не понял Драко.
— Ну, маггловский аврор.
— Ты нарушил закон? — влез в допрос Забини.
— Нет.
— А зачем он тогда напал? — нахмурилась Дафна.
— Не знаю.
— Как дикари, — презрительно скривилась она.
Гарри промолчал, обратив своё внимание на преподавательский стол. Он, конечно, был рад, что некоторые его сокурсники все же не поддались всеобщей паранойе, но весь этот разговор казался ему слишком напряженным и каким-то неестественным. Даже Блэйз, который старался вести себя как ни в чем не бывало, делал это слишком наиграно. Становилось понятно, что они боятся последствий. А значит, они уже знают о возвращении Волдеморта. Наконец, становилось понятно, о чем говорил Том. Возможно, Драко, Блэйз и Дафна и не считали Гарри врагом, но прекрасно понимали, чем может обернуться для них и их семей дружба с ним. А одновременно с этим, они хотели понять, какой позиции придерживается сам Гарри. Но как долго продлится это любопытство, на котором теперь держится всё их общение?
За преподавательским столом тоже произошли некоторые изменения. Во-первых, среди профессоров не было Хагрида, на его месте, переговариваясь с Флитвиком, сидела профессор Граббли-Дерг — волшебница средних лет в коричневой остроконечной шляпе и мантии того же цвета, которая, по-видимому, будет заменять полувеликана.
«Интересно, а где профессор Хагрид?» — размышлял Гарри, в то время как его взгляд скользил по учителям, пока не остановился на незнакомом лице. И эта дама, нужно признать, была весьма ярким пятном среди остальных профессоров. Пухлая и приземистая, с короткими курчавыми мышино-каштановыми волосами и повязанной на голову ужасающей ярко-розовой лентой, в пушистой вязаной кофточке того же цвета, надетой поверх мантии, она выглядела, подумал Гарри, как чья-нибудь вечно незамужняя тетушка. Круглое полное лицо, широкий рот с тонкими губами и выпуклые глаза отчего-то придавали женщине сходство с жабой.
— А это кто? — заинтересованно подал голос Забини, который, похоже, тоже заметил незнакомую ведьму за профессорским столом. — Ну и рожа у неё.
— Фу, Блэйз, — с укором бросила Дафна. — Разве можно так отзываться о даме? — она окинула женщину невыразительным взглядом. — Подумай, каково бедняжке жить с такой кошмарной внешностью. А эта кофта… — лицо Дафны исказилось, словно она испытывала ужасную боль.
В этот момент женщина подалась вперед и что-то зашептала на ухо Дамблдору, а после повернула голову и посмотрела прямо на Гарри. Ничего доброжелательного в этом взгляде не было.
— Это Долорес Амбридж, — тем временем сказал Драко, таким тоном, словно это было нечто очевидное. — Она работает помощником министра магии.
— И что, в таком случае, она делает здесь? — поднял брови Блэйз.
— Очевидно, по-моему, — сдержанно заметил Том, не проявляя к женщине никакого интереса.
— Не для меня, — пожаловался Забини.
— Да брось, — с сомнением протянул Гарри. — Не может же она…
Он покачал головой. Зачем брать на пост преподавателя защиты кого-то из Министерства? И зачем, если уж на то пошло, кому-то вроде неё на эту должность соглашаться? Разве помощник министра — не более почетный пост?
Несколько минут спустя дверь, которая вела в Большой зал из вестибюля, отворилась. В зал потянулась длинная вереница испуганных новичков, возглавляемая профессором МакГонагалл, которая несла табурет с Распределяющей Шляпой. Разговоры в Большом зале стихли. Первокурсники выстроились вдоль преподавательского стола. Профессор МакГонагалл бережно поставила перед ними табурет и отступила. Лица первокурсников, освещаемые огоньками свечей, казались очень бледными. Гарри на миг вспомнилось, какой ужас испытывал он сам, стоя на их месте, ожидая пока настанет его очередь, и волшебная шляпа решит, на каком факультете он будет учиться.
Началось распределение. Мало-помалу длинная шеренга новичков рассасывалась. В паузах между выкликанием имен и решениями Шляпы до Гарри доносились тяжелые вздохи голодного Блэйза и едва слышные комментарии Дафны относительно решений Шляпы. Наконец, последний первокурсник был распределен, и профессор МакГонагалл, взяв табурет со Шляпой, вышла из зала. Со своего места степенно поднялся профессор Дамблдор.
— Нашим новичкам, — звучно заговорил он, сияя улыбкой и широко распахнув объятия, — добро пожаловать! Нашей старой гвардии — добро пожаловать в насиженные гнезда! Придет еще время для речей, но сейчас время для другого. Уплетайте за обе щеки!
Под общий смех и одобрительные аплодисменты Дамблдор аккуратно сел и перекинул длинную бороду через плечо, чтобы не лезла в тарелку. А тем временем на столах появилась еда.
— Наконец-то! — простонал изголодавшийся Блэйз и, потянувшись к ближайшему блюду с отбивными котлетами, стал наваливать их себе на тарелку под тоскливым взором Дафны.