— Ничего не скажешь? — профессор давал последний шанс все остановить.
— Я весь твой, — слабо пролепетал Гриндевальд.
Альбус усмехнулся и, смочив ладонь слюной, провел ею по стволу, слегка прикрывая глаза от предстоящего наслаждения. Геллерт попытался расслабиться, но выходило не очень. Тёмный волшебник подвинулся ближе к Алу, расставляя ноги ещё шире. Директор прикусил губу, отмечая ужасно развратный вид возлюбленного и его идеально стройное тело, в которое хотелось ворваться.
Учитель раздвинул ягодицы Гриндевальда и просунул между ними свой член, упираясь в анальное отверстие, но на этом не останавливаясь, а продолжая проталкиваться внутрь. Как бы Гелл не старался сдержаться, от этой мучительной боли, пронизывающей все тело, нельзя было убежать. Раньше он не придавал значения какой же у Дамблдора все-таки большой, распирающий его изнутри.
Долгожданный стон вырвался из груди тёмного чародея, вызывая соответственный у преподавателя. Поначалу Ал просто хотел унизить и растоптать мужчину, причинить невыносимую боль, но потом сменил гнев на милость, двигаясь размеренно и осторожно. Гриндевальд потянулся к собственному члену, который просто разрывало от возбуждения, однако Альбус его опередил, сжимая пульсирующую плоть у самой головки. Понадобилось всего парочка движений руки, чтобы тёмный маг кончил на стол с бумагами, выстанывая имя любимого. Дамблдор тоже не мог больше терпеть, он схватил Гриндевальда за светлые волосы, пропуская их через пальцы и дёрнул на себя, оплетая руками его грудь и прижимая к себе, изливаясь в тело.
Силы будто мгновенно покинули его и он склонил голову на плечо Геллерта, часто дыша. Мужчина улыбнулся и запустил руку в наполовину седые, но все ещё в некоторых местах рыжие волосы. Он повернул голову и легонько коснулся губами виска, выдыхая в кожу.
— Мне показалось, или маленькая искорка прощения только что пролетела между нами? — с огромной надеждой, шутливо спросил Гриндевальд.
— Тебе показалось, — улыбаясь и целуя Гелла в шею, ответил директор. — До искорки ещё очень далеко любимый, скорее атом пролетел.
«Любимый», как же сладко это прозвучало из уст директора Хогвартса, но тем не менее он был серьёзен в своих словах, поэтому Геллерту Гриндевальду ещё очень и очень долго придётся все исправлять.